– Что нужно полиции?
– Объяснений.
Он передал ей краткое содержание разговора. Потом спросил, что она делала сегодня. Не отвечая на вопрос, Анита сказала:
– Ты бледный какой-то, Маркус. Джульетта обещала вечером заглянуть. Думаю, она знает, почему он так поступил. Ну, она же жила с ним два месяца. А пока давай поговорим о чем-нибудь другом, хорошо?
Он сосредоточенно смотрел через мокрое от дождя стекло прямо перед собой. Пробка рассосалась только на Мексикоплац. Когда через несколько минут под колесами захрустел гравий подъездной дорожки, уже стемнело. «Гольф» Аниты стоял у ворот. Но в доме было темно.
– Ты ведь говорила, что твою машину возьмет Джульетта? – спросил он, вылезая из «вольво».
– Да. Она высадила меня сегодня у клиники. Может, она наверху. Посмотри, что я купила. Утиные грудки. – Она указала на сумку с продуктами. – И «Шардонне» тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
Он улыбнулся, подошел поближе, обнял ее и поцеловал.
– Наверное, этот безумец хотел прикончить меня из зависти: рядом со мной две самые прекрасные женщины на свете. Просто не мог этого вынести.
– Наверняка. Закрой, пожалуйста, ворота.
Они вошли в комнату и включили свет. Книжку Анита заметила первой и удивленно сдвинула брови. Баттин проследил за ее взглядом и тоже уставился на раскрытую записную книжку на диване возле камина. Потом подошел, взял ее в руку и громко крикнул:
– Джульетта?
Анита поставила пакеты с продуктами на стол и вытащила папку с документами. Только тогда ему стало ясно, что происходит. В мгновение ока он оказался на лестнице, ведущей наверх. Взлетел на второй этаж, ворвался в бывшую комнату Джульетты. Теперь эта комната служила ей складом, хранилищем ненужных вещей, которые жалко было выбрасывать. И сразу все понял. Белье с постели снято, на покрывале – раскрытая телефонная книга: раздел «Посольства и консульства». Желтый чемодан со шкафа исчез. Он тихо попятился, потом развернулся и сбежал по лестнице вниз. Анита стояла в гостиной у стола и медленно листала коричневую папку, где хранились документы: свидетельства о рождении, браке, загранпаспорта. Паспорта Джульетты не было.
Баттин упал на диван и обхватил голову руками. Анита растерялась.
– Маркус?
Он не ответил.
– Маркус, что происходит?
Он поднял голову и посмотрел на нее. Казалось, что голова сейчас разорвется. Только теперь он заметил, что Анита давно отложила папку и разглядывает какую-то записку, держа ее двумя пальцами, словно дохлое насекомое.
– Нужно поднять на ноги полицию, – тихо сказал он. – Пусть ее остановят.
Анита молча смотрела на него.
Что с ее лицом? Белое как мел. Он встал, подошел к ней, но жена шарахнулась в сторону.
– Маркус, скажи мне правду, – спокойно сказала она.
– Анита…
– Что ты ей сделал?
– Вы что, все с ума посходили? – опешил Маркус. Потеряв самообладание, он схватил Аниту за плечи, но та оттолкнула его.
– Не трогай меня, – прошептала она.
– Анита, Боже…
– Что между вами было? – В голосе ее звучала угроза. Он отступил на несколько шагов и в ярости крикнул:
– О чем ты?
Его охватил страх, паника. Все члены его семьи спятили.
– Об этом, – сказала она и, смерив мужа ледяным взглядом, бросила на стол записку. – Прочти! И скажи мне правду.
Он поднял записку.
Нет, ничего, оказывается, не кончилось. Буквы плясали перед глазами, сливаясь в неясные ряды.
Джульетта!
Я допустил ужасную ошибку. Спроси своего отца. Он все знает. Прости меня и забудь. Прощай навсегда.
Дамиан.
Часть I
ESCUALO
Как, копая, он находит воду, так повсюду человек натыкается на непостижимое, рано или поздно.
Георг Кристоф Лихтенберг
1
Джульетта изо всех сил старалась сдержать дрожь.
Она нервно озиралась по сторонам, затравленно вглядываясь в лица пассажиров терминала Б в цюрихском аэропорту. В желудке ныло, словно она наглоталась какой-то кислоты. Сердце бешено колотилось, и не будь она совершенно уверена, что вчера днем села в самолет в Берлине абсолютно здоровой, по крайней мере внешне, она бы заподозрила у себя лихорадку.
В животе урчало. Хотелось есть, но она знала – желудок не справится. Желудок балерины. Она провела десять лет в балетной школе. И досконально изучила свое тело вместе со всеми его болями. А вот чего она до сих пор в нем не подозревала, так это способности целиком и полностью сосредоточиться на одной-единственной боли. С того момента, как ее жизнь разбилась о невидимую стену, прошло двадцать семь часов, но она все еще ощущала зуд, изжогу и озноб, особенно усиливающиеся при мысли о нем – о Дамиане.
Долгое ожидание тоже сыграло свою роль. Вчера, записываясь в лист ожидания, она еще надеялась улететь в тот же вечер. Ее заверили: если не получится в пятницу, то в субботу-то уж точно. И последние наличные она отдала за бессонную ночь в гостинице возле аэропорта. Сейчас у нее осталось два или три швейцарских франка и чужая кредитная карточка. Впрочем, ей было все равно. В субботнем самолете на Буэнос-Айрес место для нее нашлось. И это главное. Только это.
Она встала, подошла к стойке бара и попросила бутылку простой воды. Официант бросил на нее заинтересованный взгляд. Очевидно, выглядела она гораздо лучше, чем ощущала себя. Она не ответила на его призыв, стараясь вообще ни на кого не смотреть. Она привыкла, что мужчины пялятся на нее, и научилась не обращать внимания. Только бы никто здесь ее не узнал. Хотя это глупо. Кто? Но все равно. Она бежала, сама до конца не понимая, от чего или от кого.
Вернувшись на место, она посмотрела на табло, боясь пропустить приглашение на посадку, потом подняла бутылку и сделала несколько глотков. Мысль о предстоящем двенадцатичасовом перелете пугала ее, но еще больше она боялась, что здесь вдруг объявится отец. Хотя это было маловероятно. Нет, невозможно. Откуда ему знать, в каком европейском аэропорту она ожидает рейса на Буэнос-Айрес. Это может быть где угодно: в Лондоне, Мадриде или Амстердаме. Да и вряд ли он сейчас уедет из Берлина. Год столицы и все такое. В последние месяцы он по двенадцать – четырнадцать часов в день разрабатывает свою концепцию безопасности. И, конечно, не сможет сейчас все бросить. Нет. По крайней мере не сразу.
Интересно, а можно ли вообще установить, кто, когда и в какой аэропорт вылетел? В полиции могут, это точно. Тогда ее пришлось бы объявить в розыск. Но только если она совершила какое-то преступление. А она ничего не совершала. Она взрослый человек, ей девятнадцать лет. И никто не имеет права разыскивать ее с помощью полиции. Даже родители. Или все-таки имеют?
Она нервничала при виде любого человека, одетого в форму. Но ее никто не беспокоил. Люди вокруг были погружены в собственные заботы, скучая, перелистывали журналы или болтались по магазинам «Дьюти фри».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Объяснений.
Он передал ей краткое содержание разговора. Потом спросил, что она делала сегодня. Не отвечая на вопрос, Анита сказала:
– Ты бледный какой-то, Маркус. Джульетта обещала вечером заглянуть. Думаю, она знает, почему он так поступил. Ну, она же жила с ним два месяца. А пока давай поговорим о чем-нибудь другом, хорошо?
Он сосредоточенно смотрел через мокрое от дождя стекло прямо перед собой. Пробка рассосалась только на Мексикоплац. Когда через несколько минут под колесами захрустел гравий подъездной дорожки, уже стемнело. «Гольф» Аниты стоял у ворот. Но в доме было темно.
– Ты ведь говорила, что твою машину возьмет Джульетта? – спросил он, вылезая из «вольво».
– Да. Она высадила меня сегодня у клиники. Может, она наверху. Посмотри, что я купила. Утиные грудки. – Она указала на сумку с продуктами. – И «Шардонне» тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
Он улыбнулся, подошел поближе, обнял ее и поцеловал.
– Наверное, этот безумец хотел прикончить меня из зависти: рядом со мной две самые прекрасные женщины на свете. Просто не мог этого вынести.
– Наверняка. Закрой, пожалуйста, ворота.
Они вошли в комнату и включили свет. Книжку Анита заметила первой и удивленно сдвинула брови. Баттин проследил за ее взглядом и тоже уставился на раскрытую записную книжку на диване возле камина. Потом подошел, взял ее в руку и громко крикнул:
– Джульетта?
Анита поставила пакеты с продуктами на стол и вытащила папку с документами. Только тогда ему стало ясно, что происходит. В мгновение ока он оказался на лестнице, ведущей наверх. Взлетел на второй этаж, ворвался в бывшую комнату Джульетты. Теперь эта комната служила ей складом, хранилищем ненужных вещей, которые жалко было выбрасывать. И сразу все понял. Белье с постели снято, на покрывале – раскрытая телефонная книга: раздел «Посольства и консульства». Желтый чемодан со шкафа исчез. Он тихо попятился, потом развернулся и сбежал по лестнице вниз. Анита стояла в гостиной у стола и медленно листала коричневую папку, где хранились документы: свидетельства о рождении, браке, загранпаспорта. Паспорта Джульетты не было.
Баттин упал на диван и обхватил голову руками. Анита растерялась.
– Маркус?
Он не ответил.
– Маркус, что происходит?
Он поднял голову и посмотрел на нее. Казалось, что голова сейчас разорвется. Только теперь он заметил, что Анита давно отложила папку и разглядывает какую-то записку, держа ее двумя пальцами, словно дохлое насекомое.
– Нужно поднять на ноги полицию, – тихо сказал он. – Пусть ее остановят.
Анита молча смотрела на него.
Что с ее лицом? Белое как мел. Он встал, подошел к ней, но жена шарахнулась в сторону.
– Маркус, скажи мне правду, – спокойно сказала она.
– Анита…
– Что ты ей сделал?
– Вы что, все с ума посходили? – опешил Маркус. Потеряв самообладание, он схватил Аниту за плечи, но та оттолкнула его.
– Не трогай меня, – прошептала она.
– Анита, Боже…
– Что между вами было? – В голосе ее звучала угроза. Он отступил на несколько шагов и в ярости крикнул:
– О чем ты?
Его охватил страх, паника. Все члены его семьи спятили.
– Об этом, – сказала она и, смерив мужа ледяным взглядом, бросила на стол записку. – Прочти! И скажи мне правду.
Он поднял записку.
Нет, ничего, оказывается, не кончилось. Буквы плясали перед глазами, сливаясь в неясные ряды.
Джульетта!
Я допустил ужасную ошибку. Спроси своего отца. Он все знает. Прости меня и забудь. Прощай навсегда.
Дамиан.
Часть I
ESCUALO
Как, копая, он находит воду, так повсюду человек натыкается на непостижимое, рано или поздно.
Георг Кристоф Лихтенберг
1
Джульетта изо всех сил старалась сдержать дрожь.
Она нервно озиралась по сторонам, затравленно вглядываясь в лица пассажиров терминала Б в цюрихском аэропорту. В желудке ныло, словно она наглоталась какой-то кислоты. Сердце бешено колотилось, и не будь она совершенно уверена, что вчера днем села в самолет в Берлине абсолютно здоровой, по крайней мере внешне, она бы заподозрила у себя лихорадку.
В животе урчало. Хотелось есть, но она знала – желудок не справится. Желудок балерины. Она провела десять лет в балетной школе. И досконально изучила свое тело вместе со всеми его болями. А вот чего она до сих пор в нем не подозревала, так это способности целиком и полностью сосредоточиться на одной-единственной боли. С того момента, как ее жизнь разбилась о невидимую стену, прошло двадцать семь часов, но она все еще ощущала зуд, изжогу и озноб, особенно усиливающиеся при мысли о нем – о Дамиане.
Долгое ожидание тоже сыграло свою роль. Вчера, записываясь в лист ожидания, она еще надеялась улететь в тот же вечер. Ее заверили: если не получится в пятницу, то в субботу-то уж точно. И последние наличные она отдала за бессонную ночь в гостинице возле аэропорта. Сейчас у нее осталось два или три швейцарских франка и чужая кредитная карточка. Впрочем, ей было все равно. В субботнем самолете на Буэнос-Айрес место для нее нашлось. И это главное. Только это.
Она встала, подошла к стойке бара и попросила бутылку простой воды. Официант бросил на нее заинтересованный взгляд. Очевидно, выглядела она гораздо лучше, чем ощущала себя. Она не ответила на его призыв, стараясь вообще ни на кого не смотреть. Она привыкла, что мужчины пялятся на нее, и научилась не обращать внимания. Только бы никто здесь ее не узнал. Хотя это глупо. Кто? Но все равно. Она бежала, сама до конца не понимая, от чего или от кого.
Вернувшись на место, она посмотрела на табло, боясь пропустить приглашение на посадку, потом подняла бутылку и сделала несколько глотков. Мысль о предстоящем двенадцатичасовом перелете пугала ее, но еще больше она боялась, что здесь вдруг объявится отец. Хотя это было маловероятно. Нет, невозможно. Откуда ему знать, в каком европейском аэропорту она ожидает рейса на Буэнос-Айрес. Это может быть где угодно: в Лондоне, Мадриде или Амстердаме. Да и вряд ли он сейчас уедет из Берлина. Год столицы и все такое. В последние месяцы он по двенадцать – четырнадцать часов в день разрабатывает свою концепцию безопасности. И, конечно, не сможет сейчас все бросить. Нет. По крайней мере не сразу.
Интересно, а можно ли вообще установить, кто, когда и в какой аэропорт вылетел? В полиции могут, это точно. Тогда ее пришлось бы объявить в розыск. Но только если она совершила какое-то преступление. А она ничего не совершала. Она взрослый человек, ей девятнадцать лет. И никто не имеет права разыскивать ее с помощью полиции. Даже родители. Или все-таки имеют?
Она нервничала при виде любого человека, одетого в форму. Но ее никто не беспокоил. Люди вокруг были погружены в собственные заботы, скучая, перелистывали журналы или болтались по магазинам «Дьюти фри».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108