Такс появился с плащом, переливавшимся у него в руках от света костра. Аурелиус увидел, что плащ был сделан из змеиной кожи.
— Но вы, монахи… мне говорили, что… вы не можете лечить. Вы не лекари.
— Иисус Христос мог лечить, — ответил Аурелиус. — Мы врачуем души.
Такс подал каждому чашу с дымящимся супом из зерна. Шаман сунул в свою чашу костлявый палец, лизнул его и отставил чашу в сторону, чтобы она остыла.
— Можно, я прочитаю молитву перед едой? — сказал Аурелиус — Для всех нас.
— Что хочешь, то и делай, — ответил ему Такс. Он взял себе чашу с похлебкой, и Аурелиус понял, что он не собирается переводить. Он пытался проявить свою власть. Монах посмотрел на шамана.
Тот заговорил с Таксом спокойным голосом. Такс что-то мрачно ответил ему. Голос у шамана зазвучал поучающе. Капризно, как дитя, Такс повернулся к монаху и сказал:
— Он говорит, что ты можешь читать благословение и чтобы я ему все переводил.
— Спасибо, — вежливо сказал монах. Он откашлялся и прочитал «Отче Наш», все время останавливаясь, чтобы Такс успевал переводить. Аурелиус подумал, что, наверно, в первый раз эта молитва прозвучала на гуннском. Она звучала, как заклинание дикарей. Когда он закончил, то похлебка остыла и ее можно было есть.
Шаман ничего не сказал. Он ел похлебку и время от времени вытирал рот. Иногда он с любопытством смотрел на Аурелиуса. Сначала наглая снисходительность шамана возмущала монаха, но потом он привык к этому. Он даже начал уважать этого человека. Аурелиус отставил чашку и сказал:
— А как ты стал шаманом?
Монах употребил германское слово, но Трубач его понял. Такс еще не успел перевести, как он начал говорить. Голос у него стал почти веселым.
— Мне всегда казалось, что все шаманы — жулики, и что они притворялись умными, и мудрыми, и сильными, чтобы люди восхищались и боялись их. Я видел, какие они богатые и как им все прислуживают. И я стал водить компанию с шаманами, чтобы вызнать, как они совершают обман, и потом они предложили мне стать их учеником. И вот теперь я — шаман.
Такс переводил, а потом задал шаману какой-то вопрос. Тот засмеялся, кивнул головой и сказал ему, чтобы он его не перебивал.
— Тогда скажи мне, — продолжал Аурелиус. — Вы — действительно обманщики?
Шаман поднял руки ладонями вверх и развел их в стороны.
— Не могу тебе сказать. Вот в этом содержится самое забавное. Может, я и обманщик, но я в этом не уверен.
— Нет, если ты обманщик, ты должен знать об этом.
— Наверно, это так. Я сам придумал трюк с ниткой и делаю вид, что высасываю дьявола, из-за которого человек болеет. Я прячу нитку во рту и потом пропитываю ее слюной и кровью, и всем кажется, что я высосал зло и болезнь у слабого и больного человека.
Монах не отводил от него пораженного взгляда. Шаман улыбнулся:
— Ты понял, в чем тут штука?
— Нет, но я поражен тем, что…
— Все дело в том, что, когда я проделываю такой фокус, обычно люди выздоравливают.
Аурелиус не мог этому поверить, но он не успел ничего сказать, как Такс заговорил с шаманом. Пока они разговаривали, Аурелиус налил себе еще похлебки. Ему опять стало не по себе от того, что он оставался перед лицом огромной равнины, и он начал быстро есть. Похлебка была безвкусной, и хотя желудок был полон, он не ощущал сытости.
Такс сердито прервал разговор и, надув губы, уставился на огонь. Шаман с ним заговорил, но Такс не желал ему отвечать. Шаман снова сказал ему что-то презрительным тоном и толкнул Такса в плечо.
Такс развернулся, как злобная собака, и отстранился от руки шамана. Аурелиус подскочил. Два гунна стояли друг против друга, и глаза у них горели черным пламенем в свете костра. У Такса от злости напряглось тело. Когда шаман снова заговорил с ним, Такс вылил на него целый водопад слов.
Он говорил некоторое время, потом шаман прервал его и отдал команду, подкрепив ее жестом. Такс зло смотрел на него. Шаман повторил команду и сделал тот же самый жест, но только более резкий, продолжая что-то бормотать. Такс повернулся и начал собирать вещи.
Аурелиус немного расслабился. Ему стало не по себе от власти, которой шаман обладал над Таксом. Но было видно, что Таксу все это было не по душе. Сейчас он занимался работой, соскребая остатки пищи с железного котелка дочиста облизывая пальцы.
Шаман сказал:
— Друг мой, мне не хочется вам говорить это, но нам сейчас придется отправиться в путь. Я понимаю, что вы устали, но нам нельзя здесь оставаться. Мы должны уехать подальше от германцев. Но мы будем ехать медленно, чтобы вам удалось отдохнуть.
— Понимаю, — ответил Аурелиус. — Я постараюсь не отставать.
В полночь жеребенок черной кобылки лег на землю и не стал подниматься. Такс слез с лошади и попытался поставить его на ноги, но черная кобылка протолкнулась между ними и чуть не укусила Такса. Жеребенок был почти такого же роста, как Такс. Он поднялся на длинные ножки и просунул голову под влажную ляжку матери, чтобы пососать молока.
К ним подъехал Трубач и посмотрел на жеребенка и кобылку. Потом он огляделся. Монах скорчился позади Трубача на своей гнедой кобыле.
Трубач сказал:
— Мы не можем здесь останавливаться. Мы еще недалеко уехали от реки.
Такс ответил ему:
— Вы можете отправляться, я вас догоню утром.
Он подумал, что если ему удастся отстать от них, он сможет поохотиться за германцами.
— Нет, — ответил Трубач. Казалось, он прочитал мысли Такса. — Мы можем оставить здесь лошадей. Кобылка справится сама, а жеребенка пора отлучать от молока матери.
— Она — моя лучшая кобылка, — спорил Такс — Разреши мне остаться с ней. Я вас догоню, когда отдохнет жеребенок.
— Нет, — настаивал Трубач.
Такс был в ярости. Казалось, что его заковывают в кандалы. Он хотел покинуть Трубача и монаха. Без него они будут беспомощными и даже не смогут разговаривать друг с другом. Потом он представил себя одного на этой огромной бескрайней равнине.
— Она уже старая кобыла, и этот жеребенок не такой уж хороший. Поехали!
Такс одним махом взлетел на черную лошадку.
Они ехали к югу. Жеребенок гнедой кобылки был постарше и не отставал от них. В лунном свете все лошади казались одного цвета — черными. Трубач взял свою дудочку и просвистел несколько нот, пытаясь найти свою мелодию.
Над головой луна передвигалась за ними по небу. Ветер перестал дуть, и на небе не было облаков. От горизонта до горизонта кругом расстилалась только степь, и взгляду не за что было зацепиться. Раза два Трубач и монах начинали разговор, задавая друг другу непонятные вопросы. Такс переводил им, почти не прислушиваясь. У него болели все мышцы и затекли конечности. Когда они долго молчали, он даже задремал.
Взошла луна, и немного посветлело. Над головами, пронзительно крича, пролетела стайка птиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Но вы, монахи… мне говорили, что… вы не можете лечить. Вы не лекари.
— Иисус Христос мог лечить, — ответил Аурелиус. — Мы врачуем души.
Такс подал каждому чашу с дымящимся супом из зерна. Шаман сунул в свою чашу костлявый палец, лизнул его и отставил чашу в сторону, чтобы она остыла.
— Можно, я прочитаю молитву перед едой? — сказал Аурелиус — Для всех нас.
— Что хочешь, то и делай, — ответил ему Такс. Он взял себе чашу с похлебкой, и Аурелиус понял, что он не собирается переводить. Он пытался проявить свою власть. Монах посмотрел на шамана.
Тот заговорил с Таксом спокойным голосом. Такс что-то мрачно ответил ему. Голос у шамана зазвучал поучающе. Капризно, как дитя, Такс повернулся к монаху и сказал:
— Он говорит, что ты можешь читать благословение и чтобы я ему все переводил.
— Спасибо, — вежливо сказал монах. Он откашлялся и прочитал «Отче Наш», все время останавливаясь, чтобы Такс успевал переводить. Аурелиус подумал, что, наверно, в первый раз эта молитва прозвучала на гуннском. Она звучала, как заклинание дикарей. Когда он закончил, то похлебка остыла и ее можно было есть.
Шаман ничего не сказал. Он ел похлебку и время от времени вытирал рот. Иногда он с любопытством смотрел на Аурелиуса. Сначала наглая снисходительность шамана возмущала монаха, но потом он привык к этому. Он даже начал уважать этого человека. Аурелиус отставил чашку и сказал:
— А как ты стал шаманом?
Монах употребил германское слово, но Трубач его понял. Такс еще не успел перевести, как он начал говорить. Голос у него стал почти веселым.
— Мне всегда казалось, что все шаманы — жулики, и что они притворялись умными, и мудрыми, и сильными, чтобы люди восхищались и боялись их. Я видел, какие они богатые и как им все прислуживают. И я стал водить компанию с шаманами, чтобы вызнать, как они совершают обман, и потом они предложили мне стать их учеником. И вот теперь я — шаман.
Такс переводил, а потом задал шаману какой-то вопрос. Тот засмеялся, кивнул головой и сказал ему, чтобы он его не перебивал.
— Тогда скажи мне, — продолжал Аурелиус. — Вы — действительно обманщики?
Шаман поднял руки ладонями вверх и развел их в стороны.
— Не могу тебе сказать. Вот в этом содержится самое забавное. Может, я и обманщик, но я в этом не уверен.
— Нет, если ты обманщик, ты должен знать об этом.
— Наверно, это так. Я сам придумал трюк с ниткой и делаю вид, что высасываю дьявола, из-за которого человек болеет. Я прячу нитку во рту и потом пропитываю ее слюной и кровью, и всем кажется, что я высосал зло и болезнь у слабого и больного человека.
Монах не отводил от него пораженного взгляда. Шаман улыбнулся:
— Ты понял, в чем тут штука?
— Нет, но я поражен тем, что…
— Все дело в том, что, когда я проделываю такой фокус, обычно люди выздоравливают.
Аурелиус не мог этому поверить, но он не успел ничего сказать, как Такс заговорил с шаманом. Пока они разговаривали, Аурелиус налил себе еще похлебки. Ему опять стало не по себе от того, что он оставался перед лицом огромной равнины, и он начал быстро есть. Похлебка была безвкусной, и хотя желудок был полон, он не ощущал сытости.
Такс сердито прервал разговор и, надув губы, уставился на огонь. Шаман с ним заговорил, но Такс не желал ему отвечать. Шаман снова сказал ему что-то презрительным тоном и толкнул Такса в плечо.
Такс развернулся, как злобная собака, и отстранился от руки шамана. Аурелиус подскочил. Два гунна стояли друг против друга, и глаза у них горели черным пламенем в свете костра. У Такса от злости напряглось тело. Когда шаман снова заговорил с ним, Такс вылил на него целый водопад слов.
Он говорил некоторое время, потом шаман прервал его и отдал команду, подкрепив ее жестом. Такс зло смотрел на него. Шаман повторил команду и сделал тот же самый жест, но только более резкий, продолжая что-то бормотать. Такс повернулся и начал собирать вещи.
Аурелиус немного расслабился. Ему стало не по себе от власти, которой шаман обладал над Таксом. Но было видно, что Таксу все это было не по душе. Сейчас он занимался работой, соскребая остатки пищи с железного котелка дочиста облизывая пальцы.
Шаман сказал:
— Друг мой, мне не хочется вам говорить это, но нам сейчас придется отправиться в путь. Я понимаю, что вы устали, но нам нельзя здесь оставаться. Мы должны уехать подальше от германцев. Но мы будем ехать медленно, чтобы вам удалось отдохнуть.
— Понимаю, — ответил Аурелиус. — Я постараюсь не отставать.
В полночь жеребенок черной кобылки лег на землю и не стал подниматься. Такс слез с лошади и попытался поставить его на ноги, но черная кобылка протолкнулась между ними и чуть не укусила Такса. Жеребенок был почти такого же роста, как Такс. Он поднялся на длинные ножки и просунул голову под влажную ляжку матери, чтобы пососать молока.
К ним подъехал Трубач и посмотрел на жеребенка и кобылку. Потом он огляделся. Монах скорчился позади Трубача на своей гнедой кобыле.
Трубач сказал:
— Мы не можем здесь останавливаться. Мы еще недалеко уехали от реки.
Такс ответил ему:
— Вы можете отправляться, я вас догоню утром.
Он подумал, что если ему удастся отстать от них, он сможет поохотиться за германцами.
— Нет, — ответил Трубач. Казалось, он прочитал мысли Такса. — Мы можем оставить здесь лошадей. Кобылка справится сама, а жеребенка пора отлучать от молока матери.
— Она — моя лучшая кобылка, — спорил Такс — Разреши мне остаться с ней. Я вас догоню, когда отдохнет жеребенок.
— Нет, — настаивал Трубач.
Такс был в ярости. Казалось, что его заковывают в кандалы. Он хотел покинуть Трубача и монаха. Без него они будут беспомощными и даже не смогут разговаривать друг с другом. Потом он представил себя одного на этой огромной бескрайней равнине.
— Она уже старая кобыла, и этот жеребенок не такой уж хороший. Поехали!
Такс одним махом взлетел на черную лошадку.
Они ехали к югу. Жеребенок гнедой кобылки был постарше и не отставал от них. В лунном свете все лошади казались одного цвета — черными. Трубач взял свою дудочку и просвистел несколько нот, пытаясь найти свою мелодию.
Над головой луна передвигалась за ними по небу. Ветер перестал дуть, и на небе не было облаков. От горизонта до горизонта кругом расстилалась только степь, и взгляду не за что было зацепиться. Раза два Трубач и монах начинали разговор, задавая друг другу непонятные вопросы. Такс переводил им, почти не прислушиваясь. У него болели все мышцы и затекли конечности. Когда они долго молчали, он даже задремал.
Взошла луна, и немного посветлело. Над головами, пронзительно крича, пролетела стайка птиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68