Невестка моя Лина решилась стать адвентисткой еще до замужества. И после свадьбы она, не сказавшись Иону, наведалась в Секару и вернулась оттуда уже обращенной.
Склонить к новой вере Иона ей не стоило большого труда. Решение свое они держали в тайне. И только в пасхальную ночь пришлось объявить о нем во всеуслышание.
Маме вспоминается дедушка, его сивая борода и псалтырь, который он читал по вечерам при свете коптилки.
Сама мама не то чтобы очень верит попам. Нам, своим детям, она не устает внушать, что надо остерегаться дурных людей, не велит красть, лгать и зариться на чужое добро. Она верит, что бог вездесущ – он в воздухе, которым мы дышим, в траве, растущей вокруг, в звездах и в солнце.
В церковь она ходит по глубоко укоренившейся привычке: коли держались веры родители, деды и прадеды, значит, так тому и следует быть.
И все же отречение Иона расстроило ее.
Мы подходим к церкви. С большим трудом протискиваемся внутрь.
Церковь гудит как улей. В подсвечниках зажжены восковые и сальные свечи; расплавленный воск и жир капают нам на головы, застывая в волосах, на плечах, на спинах. Где-то в глубине, возле алтаря, курятся кадильницы с ладаном. Густо валит дым, но ладан хорошо пахнет и забивает тяжелый дух от тесно прижатых друг к другу, чуть ли не сплющенных тел.
Служба еще продолжается. В алтаре, за иконостасом, церковные служки крошат хлеб в большие чаши с вином – готовят пасху для причастия…
Хор поет «Христос воскресе». Поп возглашает:
– Христос воскрес!
Прихожане в один голос отвечают:
– Воистину воскрес!
Я ступаю по чьим-то ногам, кто-то больно придавил мне ногу…
Начали обряд причащения. Чтобы подойти к алтарю, где служка держит в руках чашу с хлебными крошками, смоченными вином, – пасхой – и деревянную ложку, нужно пройти мимо попа. Поп помажет тебе миром лоб, протянет для поцелуя руку, и только потом, протиснувшись дальше, ты оказываешься возле служки. Протягиваешь руку, берешь ложку, зачерпываешь из чашки и кладешь пасху в рот. Жуешь и проглатываешь. Лишь после этого можно достать из-за пазухи яйцо, облупить и съесть. Кончился великий пост.
Всю церковь от стены до стены поп велел перегородить длинным рядом столов, заставив подходы к чаше с пасхой. Теперь к ней можно подступиться, только пройдя мимо попа и получив миропомазание.
На столе возле попа – толстая раскрытая книга. Приблизившись к попу, глава семейства вынимает из кармана лею и отдает ее служке. Тот записывает имя дарителя в книгу. Приняв миропомазание, прихожанин получает доступ к причастию. Один за другим члены семьи, помазанные миром, допускаются к алтарю. Причастившись, через боковую дверь выходят из церкви во двор. Коли есть охота, можно остаться поболтать с односельчанами, нет охоты – спешат домой разговляться.
Мы пробиваемся поближе к попу. Однако прежде нас поспевает Павел Ильюцэ с женой, сыном и невесткой.
У Ильюцэ единственный сын – Райчу. Его женили несколько недель назад, перед самой пасхой.
Вынув из кармана лею, Павел Ильюцэ протягивает ее служке. И проходит с женой к алтарю. Хочет пройти и сын Павла. Но поп останавливает:
– Давай лею!
– Так отец уже заплатил.
– Отец само собой, а ты тоже плати, сам глава семьи.
– Да я, батюшка, и не венчался еще, на тот уж год отдам.
– А я тебя к причастию не допущу.
– У меня, батюшка, и леи нет. Заплачу в другой раз.
– Ишь ты, знаю я вас, все вы разбойники. Коли сейчас не заплатите, вас потом в церкви целый год не увидишь. А за год… или осел помрет, или вьюк пропадет.
– Да нет у меня денег, батюшка!
– А коли нет, и причастия не жди.
Парнишка мнет в руках шапку, не зная, что сказать. Осрамил его поп перед всем селом. Народ сзади напирает.
– Да пропустите вы его, батюшка, этак мы тут до свету простоим. Пусть идет ко всем чертям, потом заплатит.
Отец, стоящий рядом, впереди нас, кипит от негодования. Оборачивается и говорит:
– Если бы он со мной такое устроил, я б его прямо в церкви извалял, показал бы ему пасху… такая мать!
Люди, что могли его слышать, громко ропщут.
– Допустите его к причастию, батюшка!
Поп злобится:
– Ах вы, в бога вашу мать! На меня кричать удумали?! Никого больше к пасхе не пущу. Никого миром мазать не стану!.. – И поворачивается к служке: – Иди с пасхой в алтарь, Лазарь, и закрой дверь. Пока село за этого разбойника не заплатит, я службу продолжать не буду.
Люди возмущены. Меж попом и прихожанами начинается перебранка – взаимные оскорбления носятся туда-сюда, как летучие мыши.
Поп стоит на своем. Проход к алтарю телом загородил. Вскинул вверх руки – в одной крест зажат, в другой чаша с миром.
– Не уйметесь – прокляну… мать вашу так, отступники!..
Крестьяне, проглотив обиду, умолкают. Подаются назад. Шарят в карманах и собирают в шапку мелочь, пока не набирается затребованная попом лея. Подают кучу пятибановых монеток служке.
Поп освобождает проход и возобновляет помазание. Вот сподобились и мы. Кладем в рот пасху и жуем. Отец выплевывает ее.
– Ну, Бульбук, теперь ты меня в церкви и мертвым не увидишь!..
Поп не отвечает. Только торопится закончить обряд.
Колокольный звон по-прежнему благовестит на все село о воскресении Христовом.
Рассветает, когда мы, наевшись, засыпаем.
Вот уже несколько дней между нами и братом Ионом не прекращаются перепалки. Брат уперся, и все тут. Прежде он ни о какой вере и не помышлял. А теперь об истинной вере радеет.
Пока ребенком был, сколько ни колотили его, так читать и не выучился. Едва-едва буквы разбирал. А теперь часами с книгой на коленях просиживает, слова складывает, фразы связывает и с каждым разом читает все лучше.
Грифельную доску купил, мелок и губку. Буквы выводит, писать учится. С женой своей занимается, чтобы тоже писать и читать умела.
Усердие их приводит маму в изумление. В душе у нее сумбур. Грызет ее печаль. Брата и жену его нечестивцами считает, нехристями.
Ион с женой больше за общий стол не садятся. Из общей миски есть не хотят, еду в общем котле не варят.
Купили себе молодожены кувшин, из которого только сами пьют.
Мама с ними не разговаривает. Так Иону и сказала:
– Глаза б мои тебя больше не видели! Не хочу, чтобы ты даже на моих похоронах был.
Отец, в который раз взяв в долг, нанял мастеров, чтоб выстроили брату дом в Стэникуце, на участке, перешедшем Иону по наследству от его отца.
Дом только-только подвели под крышу; не дожидаясь, пока вставят окна и навесят двери, брат с женой перебрались на новое место.
После их переселения мама целыми днями курила в закутке ладаном, а по утрам кропила стены святой водой.
– Почему ты так сердишься на брата, мама?
– Отступник он. У Христа лик един. А он верует в Христа многоликого. Так лишь нехристи думают.
– А нехристи что, не люди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157