Всю свою жизнь он провел в четырех стенах, за скучной и тяжелой работой, и теперь с детской радостью ходил по лавкам. Это было для него ново, составляло одно из удовольствий его свободной жизни и не меньше радовало его жену. В течение многих лет они могли гулять по Лондону только в воскресенье, когда все лавки были закрыты, и теперь, когда каждый день на неделе стал для них праздником, они наслаждались неистощимым разнообразием и фантастической прелестью товаров, выставленных на витринах. Главные улицы казались им огромным театром, а пьеса ребячески забавной и новой; а в тех пор как Белла стала своей в их доме, Боффины всегда сидели в первом ряду и изо всех сил хлопали в ладоши. Но теперь мистер Боффин стал интересоваться только книжными лавками; больше того — хотя само по себе это особого значения не имело, — редкими книгами одного только рода.
— Посмотрите-ка сюда, милая, — говаривал мистер Боффин, подводя Беллу за руку к витрине книготорговца, — вы увидите издали, у вас глазки не только ясные, но и зоркие. Так вот, посмотрите хорошенько, милая, и скажите мне, нет ли там какой-нибудь книжки про скупцов?
Если Белла замечала такую книгу, мистер Боффин немедленно вбегал в магазин и покупал ее. А если таковой не находилось, они разыскивали другую книжную лавку, и мистер Боффин говорил:
— Ну, смотрите хорошенько, милая, нет ли здесь какой-нибудь «Жизни скупца» или другой книжки в этом роде; нет ли тут жизнеописаний каких-нибудь чудаков, которые могли бы оказаться скрягами.
Белла с величайшим вниманием рассматривала витрину, а мистер Боффин тем временем глядел ей в лицо. Как только она указывала на книжку под заглавием «Жизнеописания чудаков», «Анекдоты из жизни оригиналов», «Записки о странных людях» или что-нибудь похожее, мистер Боффин, весь просияв, бросался в магазин и покупал книгу. Формат, цена, качество не играли никакой роли. Всякую книжку, обещавшую возможность познакомиться с биографией скряги, он покупал, не медля ни минуты, и нес домой. Узнав у одного книготорговца, что целый отдел «Ежегодного сборника» отведен чудакам, мистер Боффин сразу купил весь комплект этого замысловатого труда и начал таскать домой но частям, причем один том доверял Белле, а три нес сам. Чтобы покончить с этим делом, им понадобилось около двух недель. После такой работы у мистера Боффина только пуще разыгрался аппетит на жизнеописания скупцов, и он снова пустился их разыскивать.
Скоро Белле уже не нужно было подсказывать чего искать: они с мистером Боффином договорились, что искать надо только жизнеописания скупцов. Утро за утром они вместе бродили но городу, занятые этими оригинальными поисками. Литература о скупцах попадалась редко, на сотню неудач бывал разве один случай удачи, и все же мистер Боффин искал своих скупцов так же неутомимо и рьяно, как и в первый день. Любопытно, что Белла никогда не видела этих книг в доме и не слышала от мистера Боффина ни слова насчет их содержания. Он, казалось, копил книги о скупцах так же, как они копили свои деньги. Как скупцы тряслись над ними, и держали их в секрете, и прятали их, так и мистер Боффин трясся над книгами, держал их в секрете и куда-то прятал. Но можно было заметить, и Белла без сомнения очень хорошо это заметила, что, продолжая накупать все эти мрачные хроники со страстью Дон-Кихота, собирающего рыцарские романы, он начал тратить деньги уже не такой щедрой рукой. И нередко, когда он выходил из лавки с новой покупкой, с новым описанием жизни одного из этих несчастных маньяков, Белла едва не отшатывалась в сторону, слыша сухой хитрый смешок, с каким он брал ее под руку и вел домой. Миссис Боффин, видимо, не знала о его новой склонности. Он никогда не заговаривал об этом, разве на утренних прогулках, когда они с Беллой были вдвоем; Белла тоже молчала, думая, что он как бы доверил ей свою тайну; да и тревожное лицо миссис Боффин, каким оно было в тот вечер, тоже часто вспоминалось ей.
Пока происходили все эти события, миссис Лэмл неожиданно открыла, что в Белле есть обаяние, и настолько притягательное, что она ему не может противиться. Лэмли, впервые представленные Боффинам этими милыми Венирингами, бывали у Боффинов на парадных приемах, и до сих пор миссис Лэмл ничего особенного в Белле не замечала, а тут вдруг сразу сделала такое открытие.
«Это просто что-то необыкновенное, — говорила она миссис Боффин, — я до глупости чувствительна ко всякой красоте, но это не совсем то; я никогда не могла устоять перед такими изящными манерами, но и это не то; тут что-то гораздо сильнее, и просто даже не подберешь слов, до какой неописуемой степени меня пленила эта очаровательная девушка».
Очаровательная девушка, услышав все это в передаче миссис Боффин, которая гордилась красотою Беллы и готова была на что угодно, лишь бы доставить ей удовольствие, естественно, нашла, что миссис Лэмл женщина проницательная и со вкусом. В ответ на такие чувства она стала очень любезна с миссис Лэмл и дала ей гозможность ближе с собой познакомиться, так что восхищение стало взаимным, хотя со стороны Беллы оно всегда казалось более сдержанным, чем у восторженной Софронии. Как бы то ни было, теперь они так часто виделись, что в течение некоторого времени в карете Боффинов гораздо реже ездила миссис Боффин, чем миссис Лэмл, — добрая душа нисколько не завидовала такому предпочтению, замечая кротко:
— Миссис Лэмл моложе и больше ей подходит для компании; да и в моде она больше смыслит.
Кроме всего прочего, между Беллой Уилфер и Джорджианой Подснеп была еще и та разница, что Белле отнюдь не грозила опасность увлечься Альфредом. Она его недолюбливала и не доверяла ему. В самом деле, она была так наблюдательна и умна, что в конце концов перестала доверять и его жене, хотя по своей ветрености и тщеславному легкомыслию оттеснила недоверие куда-то в самый уголок своей души и там его позабыла.
Миссис Лэмл, в качестве близкого друга, желала, чтобы Белла сделала самую лучшую партию. Миссис Лэмл говорила шутя, что, право, надо бы показать нашей красавице, прелестной Белле, какие у них с Альфредом имеются под рукой богатые женихи, и тогда все они, как один человек, падут к ее ногам. Воспользовавшись удобным случаем, миссис Лэмл представила ей самых приличных из тех лихорадочных, хвастливых и бесконечно развязных джентльменов, которые вечно околачивались в Сити, интересуясь биржей, греческими, испанскими, индийскими, мексиканскими, учетом векселей, тремя четвертями и семью восьмыми дисконтного процента. Они, со свойственной им галантностью, принялись ухаживать за Беллой так, как будто она сочетала в себе и славную девчонку, и породистую лошадь, и отличной работы «эгоистку», и замечательную трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129