— Тебя-то никто не видел, как ты ко мне заходил?
— Нет, я осторожно.
— Вот что, лезь в подпол. Спрячу я тебя, а то не дай бог кто-нибудь увидит да узнают, что не здешний ты…
Левка отрицательно покачал головой:
— Нет, прятаться мне нельзя. Мне надо из села выбираться поскорее.
— Убьют! Ведь приказ был. Все вот по домам сидим.
— Не могу, — Левка произнес эти два слова так решительно, что женщина поняла, что этот упрямый паренек ни за что не останется.
— Ваши-то не знают про этих?
— Нет.
— Ну, тогда в добрый час! Васятка, проводи его через кладбище.
— И там солдаты, — ответил Васятка. — Вот если пройти к Луговым, потом ползком по огороду да к конопле, а оттуда через болото в тайгу, а?
— Иди, иди, не мешкай! На тебе пирожка с рыбой на дорогу! — И хозяйка протянула Левке пирог.
— Спасибо. До свидания.
Васятка не очень удивился, когда между грядками показался Сун. Он только спросил:
— Этот тоже с тобой?
— Да, это Сун!
— Бедовые вы ребята! Право слово, — с восхищением сказал Васятка. — И тот тоже, в красных-то штанах! Идет себе как на вечерку. Только вот собаку жалко. Рыжая такая.
— Рыжик?
— Ну да. Ногу ему ушибли. На трех бег, а не отстает. Ну пошли!
— Постой! А что, сарай, где они сидят, крепкий?
— Вот какие бревна, в обхват!
— Подкоп нельзя сделать?
— Что ты! Пол там — накатник. И часовые кругом. Вот если бы бомба была… Такая, чтобы трахнуть бы в них и всех до одного в лежку положить. Ну пошли! Я знаю, вы куда… К нашим? Да? Мой папанька тоже там.
Словоохотливый Васятка, провожая ребят, то и дело оглядывался, что-то шептал, подмигивал или подавал знаки. Наконец он остановился у забора, закрытого кустами бузины, и прошептал:
— Надо поляну перебежать к Луговихиному двору.
Левка задумался.
— Нет, бежать не годится, — сказал он. — Надо просто идти, как будто мы гуляем.
— Пошли! Я скажу, что меня маманька к Луговихе за яйцами послала. У ней курей штук сто. Смотри, ребята, как из ее двора солдаты курей тащат, — и Васятка кивнул на солдат, которые со смехом выбегали из ворот, таща за ноги трепыхающихся кур.
Мальчики перелезли через прясла и пошли через полянку к дому. Они были уже у самых ворот Луговихи, когда во дворе послышалась ругань, хлопанье крыльев, кудахтанье кур и женский голос, умолявший кого-то:
— Христом-богом прошу. Оставь ты мне эту хохлатку… Бери за нее хоть десять кур…
В ответ послышался смех и сиплый голос:
— Может, она мне тоже нравится пуще всех твоих кур! Ну, пусти, убью!
Женщина заплакала. Звякнула щеколда, распахнулась калитка, и перед Левкой и Суном появился Брынза с винтовкой за плечами. В каждой руке он держал по нескольку связанных за ноги кур. Из-за спины Брынзы виднелась американская шляпа.
Левка и Сун, не мешкая, бросились назад. Брынза тоже узнал мальчиков; Он выпустил кур и закричал:
— Стой, убью!
Впереди бегущих показались два американских солдата. Левка оглянулся. Брынза, присев, снимал с плеча винтовку.
— За мной! — сказал Левка Суну, решившись на отчаянный шаг. Он повернул назад и бросился прямо на Брынзу.
Американский солдат с вырывающимися курами в руках стоял возле Брынзы и хохотал, потешаясь над его усилиями снять винтовку через голову. Тем временем Левка юркнул в открытую калитку. Сун бежал за ним, отстав на несколько шагов. Брынза, вскинув, наконец, винтовку, стал целиться в Левку. Сун, увидев опасность, грозившую другу, изо всей силы толкнул предателя в спину. Прогремел выстрел, и пуля, подняв облачко пыли, врезалась в землю.
Американский солдат хохотал, размахивая курами. Он даже посторонился, уступая Суну дорогу. Сун был уже в воротах, когда цепкие пальцы Брынзы сжали его плечо.
В это время Левка бежал по картофельному полю. До его слуха доносился раскатистый смех американца, ругань Брынзы и голос Суна:
— Скорей, Левка! Скорей!
Левка пробрался через заросли конопли, миновал лужок. Слезы застилали ему глаза. Сейчас, может быть, Суна били и топтали ногами. Может быть, Сун, умирая, шептал: «Эх, Левка, Левка, бросил меня…»
И Левка подумал: «А не вернуться ли назад?» Но тут перед Левкой возникло суровое лицо деда, его приказ. Он вспомнил о партизанах, что идут сейчас на соединение с отрядом отца, против которых сейчас расставляются пулеметы, пушки, устраиваются засады. И понял, что его первый долг — выполнить приказ лед а.
Левка бежал по болоту, поросшему кустами тальника. Где-то над головой тоненько пропела пуля. Вторая чокнула в лужице возле самых его ног. С пригорка торопливо застучал пулемет. Но Левка бежал и бежал, проваливаясь по колена в воду, падая и снова вскакивая, бежал, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули.
«Скорей! Скорей!» — подгонял он себя, чувствуя, как жжет в груди.
Вот по лицу больно хлестнула ветка.
«Лес!» Левка оглянулся: село скрылось за густым кустарником. Он остановился, набрал полную грудь воздуха и снова побежал. Но уже чуть медленнее.
ПЛЕННИКИ
Деда Коптяя и Колю втолкнули в полутемный сарай. Еще не успела закрыться скрипучая дверь, как на дворе послышалась ругань солдата, лай и визг Рыжика. Видно, пес сражался с кем-то из охраны.
— Рыжик, сюда! — позвал Коля.
И пес, тяпнув напоследок кого-то за ногу, влетел в полузакрытую дверь.
Снова раздалась ругань. В сарай заглянул солдат. Его белесые глазки горели злобой, сивые усы, похожие на зубную щетку, двигались из стороны в сторону. Солдат занес было ногу через порог, но кто-то окликнул его, и он, погрозив кулаком Рыжику, захлопнул дверь и заложил ее на засов.
Положив руку Коле на голову, старик спросил:
— Ну как, страшно?
— Да нет… чего бояться? Подумаешь!.. Дерутся-то они больно… Вот придут наши… дадут им…
— Ну-ну! Раз такое дело, давай сядем на сенцо, отдохнем и покурим. — Дед сел на податливый ворох сена и плутовски прищурил глаза: — Солдаты-то табак не отобрали. Карманы обшарили, а табачок-то вот он, — и старик вытащил из-за голенища кисет.
Рыжик растянулся у дедовых ног, предварительно лизнув его руку.
Коля сел рядом. От ударов прикладом у него сильно болела голова и ныл бок. Но страха он и в самом деле не чувствовал. Ему думалось, что все страшное уже позади, что они с дедом «здорово утерли нос белякам». Да и что могло случиться, когда так хорошо пахло сено! Его, видно, только что привезли с луга, и от него еще шло солнечное тепло, когда на балках под крышей ходили, надувшись, голуби. И главное, дед Коптяй сидел здесь так же спокойно, как в своем зимовье, и как ни в чем не бывало дымил обожженной носогрейкой.
— Напиться бы! — сказал Коля, почувствовав вдруг металлический привкус крови во рту и томительную жажду.
Дед Коптяй опустил руку с трубкой на колени.
— Да, сейчас бы водички из моего родничка. Нет лучше воды на свете!
Старик задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Нет, я осторожно.
— Вот что, лезь в подпол. Спрячу я тебя, а то не дай бог кто-нибудь увидит да узнают, что не здешний ты…
Левка отрицательно покачал головой:
— Нет, прятаться мне нельзя. Мне надо из села выбираться поскорее.
— Убьют! Ведь приказ был. Все вот по домам сидим.
— Не могу, — Левка произнес эти два слова так решительно, что женщина поняла, что этот упрямый паренек ни за что не останется.
— Ваши-то не знают про этих?
— Нет.
— Ну, тогда в добрый час! Васятка, проводи его через кладбище.
— И там солдаты, — ответил Васятка. — Вот если пройти к Луговым, потом ползком по огороду да к конопле, а оттуда через болото в тайгу, а?
— Иди, иди, не мешкай! На тебе пирожка с рыбой на дорогу! — И хозяйка протянула Левке пирог.
— Спасибо. До свидания.
Васятка не очень удивился, когда между грядками показался Сун. Он только спросил:
— Этот тоже с тобой?
— Да, это Сун!
— Бедовые вы ребята! Право слово, — с восхищением сказал Васятка. — И тот тоже, в красных-то штанах! Идет себе как на вечерку. Только вот собаку жалко. Рыжая такая.
— Рыжик?
— Ну да. Ногу ему ушибли. На трех бег, а не отстает. Ну пошли!
— Постой! А что, сарай, где они сидят, крепкий?
— Вот какие бревна, в обхват!
— Подкоп нельзя сделать?
— Что ты! Пол там — накатник. И часовые кругом. Вот если бы бомба была… Такая, чтобы трахнуть бы в них и всех до одного в лежку положить. Ну пошли! Я знаю, вы куда… К нашим? Да? Мой папанька тоже там.
Словоохотливый Васятка, провожая ребят, то и дело оглядывался, что-то шептал, подмигивал или подавал знаки. Наконец он остановился у забора, закрытого кустами бузины, и прошептал:
— Надо поляну перебежать к Луговихиному двору.
Левка задумался.
— Нет, бежать не годится, — сказал он. — Надо просто идти, как будто мы гуляем.
— Пошли! Я скажу, что меня маманька к Луговихе за яйцами послала. У ней курей штук сто. Смотри, ребята, как из ее двора солдаты курей тащат, — и Васятка кивнул на солдат, которые со смехом выбегали из ворот, таща за ноги трепыхающихся кур.
Мальчики перелезли через прясла и пошли через полянку к дому. Они были уже у самых ворот Луговихи, когда во дворе послышалась ругань, хлопанье крыльев, кудахтанье кур и женский голос, умолявший кого-то:
— Христом-богом прошу. Оставь ты мне эту хохлатку… Бери за нее хоть десять кур…
В ответ послышался смех и сиплый голос:
— Может, она мне тоже нравится пуще всех твоих кур! Ну, пусти, убью!
Женщина заплакала. Звякнула щеколда, распахнулась калитка, и перед Левкой и Суном появился Брынза с винтовкой за плечами. В каждой руке он держал по нескольку связанных за ноги кур. Из-за спины Брынзы виднелась американская шляпа.
Левка и Сун, не мешкая, бросились назад. Брынза тоже узнал мальчиков; Он выпустил кур и закричал:
— Стой, убью!
Впереди бегущих показались два американских солдата. Левка оглянулся. Брынза, присев, снимал с плеча винтовку.
— За мной! — сказал Левка Суну, решившись на отчаянный шаг. Он повернул назад и бросился прямо на Брынзу.
Американский солдат с вырывающимися курами в руках стоял возле Брынзы и хохотал, потешаясь над его усилиями снять винтовку через голову. Тем временем Левка юркнул в открытую калитку. Сун бежал за ним, отстав на несколько шагов. Брынза, вскинув, наконец, винтовку, стал целиться в Левку. Сун, увидев опасность, грозившую другу, изо всей силы толкнул предателя в спину. Прогремел выстрел, и пуля, подняв облачко пыли, врезалась в землю.
Американский солдат хохотал, размахивая курами. Он даже посторонился, уступая Суну дорогу. Сун был уже в воротах, когда цепкие пальцы Брынзы сжали его плечо.
В это время Левка бежал по картофельному полю. До его слуха доносился раскатистый смех американца, ругань Брынзы и голос Суна:
— Скорей, Левка! Скорей!
Левка пробрался через заросли конопли, миновал лужок. Слезы застилали ему глаза. Сейчас, может быть, Суна били и топтали ногами. Может быть, Сун, умирая, шептал: «Эх, Левка, Левка, бросил меня…»
И Левка подумал: «А не вернуться ли назад?» Но тут перед Левкой возникло суровое лицо деда, его приказ. Он вспомнил о партизанах, что идут сейчас на соединение с отрядом отца, против которых сейчас расставляются пулеметы, пушки, устраиваются засады. И понял, что его первый долг — выполнить приказ лед а.
Левка бежал по болоту, поросшему кустами тальника. Где-то над головой тоненько пропела пуля. Вторая чокнула в лужице возле самых его ног. С пригорка торопливо застучал пулемет. Но Левка бежал и бежал, проваливаясь по колена в воду, падая и снова вскакивая, бежал, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули.
«Скорей! Скорей!» — подгонял он себя, чувствуя, как жжет в груди.
Вот по лицу больно хлестнула ветка.
«Лес!» Левка оглянулся: село скрылось за густым кустарником. Он остановился, набрал полную грудь воздуха и снова побежал. Но уже чуть медленнее.
ПЛЕННИКИ
Деда Коптяя и Колю втолкнули в полутемный сарай. Еще не успела закрыться скрипучая дверь, как на дворе послышалась ругань солдата, лай и визг Рыжика. Видно, пес сражался с кем-то из охраны.
— Рыжик, сюда! — позвал Коля.
И пес, тяпнув напоследок кого-то за ногу, влетел в полузакрытую дверь.
Снова раздалась ругань. В сарай заглянул солдат. Его белесые глазки горели злобой, сивые усы, похожие на зубную щетку, двигались из стороны в сторону. Солдат занес было ногу через порог, но кто-то окликнул его, и он, погрозив кулаком Рыжику, захлопнул дверь и заложил ее на засов.
Положив руку Коле на голову, старик спросил:
— Ну как, страшно?
— Да нет… чего бояться? Подумаешь!.. Дерутся-то они больно… Вот придут наши… дадут им…
— Ну-ну! Раз такое дело, давай сядем на сенцо, отдохнем и покурим. — Дед сел на податливый ворох сена и плутовски прищурил глаза: — Солдаты-то табак не отобрали. Карманы обшарили, а табачок-то вот он, — и старик вытащил из-за голенища кисет.
Рыжик растянулся у дедовых ног, предварительно лизнув его руку.
Коля сел рядом. От ударов прикладом у него сильно болела голова и ныл бок. Но страха он и в самом деле не чувствовал. Ему думалось, что все страшное уже позади, что они с дедом «здорово утерли нос белякам». Да и что могло случиться, когда так хорошо пахло сено! Его, видно, только что привезли с луга, и от него еще шло солнечное тепло, когда на балках под крышей ходили, надувшись, голуби. И главное, дед Коптяй сидел здесь так же спокойно, как в своем зимовье, и как ни в чем не бывало дымил обожженной носогрейкой.
— Напиться бы! — сказал Коля, почувствовав вдруг металлический привкус крови во рту и томительную жажду.
Дед Коптяй опустил руку с трубкой на колени.
— Да, сейчас бы водички из моего родничка. Нет лучше воды на свете!
Старик задумался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55