– Спасибо, – сказал Эрик. Держа флакон в руках, он вышел из аптеки.
Он бродил по улицам, пока более или менее случайно не оказался перед гостиницей “Цезарь”. Он вошел внутрь. За стойкой сидел, похоже, тот самый человек, который обслуживал их с Дег Дал Илом сегодня днем.
“Днем, – подумал Эрик, – который растянулся на годы”.
– Вы помните рига, с которым я приходил сегодня? – спросил он администратора.
Администратор посмотрел на него и не произнес ни слова.
– Он еще здесь? – спросил Эрик. – Правда, что его здесь убили эти костоломы с Лилистар? Покажите мне комнату, Я хочу ту же самую комнату.
– Деньги вперед, сэр.
Он заплатил, получил ключ и поднялся в лифте на нужный этаж; пройдя по коридору, Эрик отыскал свою комнату, открыл дверь и вошел, пытаясь нащупать выключатель.
Свет зажегся, и он увидел, что не осталось ни малейшего следа происходившей здесь драмы. Как если бы риг просто ушел. “Он был прав, – решил Эрик, – когда просил меня вернуть его обратно в лагерь; он знал, чем это кончится”.
Стоя здесь, Эрик ощутил, что эта комната внушает ему ужас.
Он открыл флакон, достал одну капсулу Джи-Джи 180, положил се на стол и с помощью гривенника разделил ее на три части, В графине было немного воды; он проглотил одну треть капсулы, подошел к окну и стал ждать.
Ночь превратилась в день. Он все еше находился в своей комнате, но это было уже другое время; он еще не мог сказать, какое. Сколько времени прошло? Месяцы? Годы? Комната нисколько не изменилась, да и меняться тут было особенно нечему. Он вышел из комнаты, спустился в вестибюль и спросил в киоске рядом со стойкой администратора свежую газету. Продавщица, дородная мексиканка, дала ему “Лос-Анджелес Дейли-Нью”; он взглянул на дату и понял, что прошло десять лет. 15 июня 2065.
Значит он правильно рассчитал дозу Джи-Джи 180.
Войдя в платную телефонную кабинку, он вставил монету и набрал номер ТМК. Было, по-видимому, около девяти утра.
– Могу я поговорить с мистером Вирджилом Акерманом?
– Назовите пожалуйста, кто говорит.
– Доктор Эрик Свитсент.
– Конечно, доктор Свитсент. Подождите минуту. – По экрану пробежала тень, и на нем появилось лицо Вирджила, такое же высохшее и сморщенное, как всегда.
– Неужели! Эрик Свитсент! Как поживаешь, мальчик? Постой сколько же лет прошло? Три года? Четыре? Как там у тебя в… – Расскажите мне о Кэти, – сказал Эрик.
– Что, извини?
– Я спрашиваю вас о своей жене. Как она себя чувствует? Где она находится?
– Твоя бывшая жена.
– Хорошо, – благоразумно уступил Эрик, – моя бывшая жена.
– Откуда мне знать, Эрик? Я не видел ее с тех пор, как она уволилась отсюда, а это было, по крайней мере, – ну да – шесть лет назад. Сразу после того, как мы все восстановили. Сразу после войны.
– Расскажите мне все, что может мне помочь ее разыскать.
Вирджил помедлил.
– Но Боже мой, Эрик, ты же помнишь, какой она сделалась больной. Эти психические припадки.
– Я не помню.
Подняв брови, Вирджил сказал:
– Ты был одним из тех, кто подписал заключение.
– Вы думаете, она сейчас в больнице? До сих пор?
– Как ты сам мне объяснил, у нее произошли необратимые изменения в мозге от всех этих наркотиков, которых она напробовалась. Так что полагаю – она еще там. Возможно, в Сан-Диего, Я припоминаю, что Саймон Ил говорил мне об этом, совсем недавно; ты хочешь, чтобы я выяснил это у него? Он сказал мне, что встретил кого-то, у кого друг лечился в психиатрической больнице в Сан-Диего и…
– Поговорите с ним, – Он ждал у пустого экрана, пока Вирджил разговаривал по внутренней системе связи с Саймоном.
Наконец на экране появилось продолговатое скорбное лицо служащего отдела инвентаризации.
– Вы хотели узнать о Кэти? – спросил Саймон. – Я могу рассказать только то, что я узнал от этого парня. Он встретил ее в неврологическом центре Эдмунда Г. Брауна; лечился там от нервного срыва, как вы это называете.
– Я это так не называю, – сказал Эрик, – но продолжайте.
– Она не может себя контролировать; эти се вспышки ярости, припадки, когда она крушит вес вокруг, повторяются каждый день, иногда до четырех раз в день. Они держат ее на фенотиазине, и это помогает – она сама им это говорит, – но когда ее прорывает, любая доза фенотиазина становится бесполезной. Разрушение лобных долей мозга. Еще у нее трудности с памятью и с окружающими; ей кажется, что все против нее, все хотят ее обидеть… конечно это не паранойя, она просто все время раздражена, ругается с людьми, обвиняет их – всех и каждого. – Он добавил: – Она до сих пор вспоминает вас.
– И что говорит?
– Винит вас и этого психиатра, забыл его имя, в том, что вы упрятали се в психушку и следите за тем, чтобы она не выбралась оттуда.
– Она как-то объясняет, почему мы сделали это? “Почему мы вынуждены были это сделать”, – подумал он про себя.
– Она сказала, что любит вас, но вы хотели избавиться от нее, чтобы жениться на ком-нибудь еще. А когда добивались развода, клялись, что у вас никого нет.
– Ладно, – сказал Эрик. – Спасибо, Саймон. – Он повесил трубку и набрал номер неврологического центра Эдмунда Г. Брауна.
– Неврологический центр Эдмунда Г. Брауна, – произнес усталый женский голос.
– Я хотел бы узнать о состоянии здоровья миссис Катерине Свитсент, – сказал Эрик. – Совесть есть совесть. В некотором смысле развод накладывает на нас большую ответственность за ее благополучие. Потому, что ей стало гораздо хуже сразу после него.
– Существует хоть какой-нибудь выход? – спросил Эрик.
Старший Эрик Свитсент, Эрик Свитсент из 2065, покачал головой.
– Ладно, – произнес Эрик, – спасибо, что ты был честен со мной.
– Как ты сам говоришь, всегда нужно быть честным с самим собой. – Он добавил: – И удачи с оформлением заключения; это тягостная процедура. Но и у нес есть конец.
– Чем кончилась война, – в частности оккупации Земли?
Старший Свитсент усмехнулся:
– Черт побери, ты слишком увяз в своих переживаниях. Война? Какая война?
– Пока, – сказал Эрик и повесил трубку.
Он выбрался из кабинки. “У меня есть одно преимущество, – признал он. – Если бы я был рационален, и бы воспользовался им – но это не так. Лилистар скорее всего спешно разрабатывает сейчас план захвата Земли, готовится к нападению; я знаю это, но не испытываю при этом никаких чувств, я чувствую… Желание умереть. А почему бы и нет? Джино Молинари сделал свою смерть инструментом политической борьбы; он одурачил с ее помощью своих противников и сделает это еще не один раз. Конечно, у меня на уме совсем другое, – понимал он. – Я не пытаюсь никого одурачить. При нашествии Лилистар умрет много людей, почему бы не одним больше? Кто от этого потеряет? Кому я близок? – И тут он вспомнил: – Все эти будущие Эрики Свитсенты, вот кому мой поступок придется не по вкусу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64