Секретный цех на судоверфи был сделан под скалами, в глубоком ущелье.
— Вы откудова, мальцы? — спросил, наконец, дед. — Поди, из Иркутска?
— Мы, дедушка, из Краснокардонска, — ответил Таня.
— Ого! Из центра самого. Фронт, значит, видели! — Он поставил ружьё на землю между колен, опёрся на него руками и сказал печально: — У меня два сына под Москвой погибли. Просился я на фронт — отплатить за них, не взяли, стар.
Дед посмотрел вдаль, на сверкающую воду Байкала:
— Знаю, что погибли, а все равно почтальона жду.
Дед увидел идущую по переулку Веру Ивановну.
— Ваша бабушка? — Он всмотрелся из-под лохматых седых бровей: — Постой, постой. Дак это же Вера Ивановна. Как же я её не признал. А вы её внучата?
— Да, внучата, — сказал быстро Петька.
— Вот те на, не признал, — сокрушался дед. — Ну, Вера Ивановна, богатая в скорости будешь! — Дед встал, подал шершавую руку бабушке.
— Здравствуй, Пантелей. Почему же я буду богатая?
— Не признал я тебя, как с машины-то выходили. Да где и признать, лет восемь, почитай, я тебя не видел.
То ты в экспедиции, то вот, мне дед Торбеев сказывал, на запад укатила. Сейчас-то к себе в Коты едешь?
— В Коты, Пантелей, внучат везу. — Бабушка увидела выходящую из-за поворота лодку. — Пока, Пантелеймон, прощай, к лодке тороплюсь, обещали в сельсовете до Котов добросить.
Дед махнул рукой.
— Прощай, Вера Ивановна, не уедешь, дак заходите ко мне пообедать. Хлеба нынче нет, но грибы, ягоды найдутся, да и рыбой угощу.
— Спасибо, большое спасибо, но мы торопимся.
С высоченной кручи все трое спустились к воде. Дед Пантелеймон замкнул ворота на замок и тоже спустился к берегу.
— Привет там Торбееву передайте! Ты слыхала, Вера Ивановна, с ним нехороший случай случился. Не знаю, правду здесь говорят или нет, но будто приходил к нему разбойник. Угостил будто его водкой и стал требовать, чтобы тот составил ему карту, от Синей Стрелки до Волчьего коридора. Торбеев спросил зачем, а тот — не твоё, мол, дело. Торбеев то ли вправду, то ли понарошку ответил, что он все забыл, помнит только, что до Волчьего коридора сорок шесть хребтов надо перейти, а в какую сторону, хоть убей, не помнит. Ночной-то разбойник стал деда стращать: «Ты, мол, не ври, я маршрут знаю, но не весь, карту мол, посеял и документы. Доведёшь до Волчьего коридора, рассчитаюсь потом золотом, нет — убью сейчас же». Стал бандит цапать Торбеева за рубаху, а потом и за горло: «Рисуй, мол карту или показывай сам». Дед отказался и хотел схватить полено, но бандит полоснул его несколько раз ножом и скрылся в тайге. Лежит теперь Тарбеев весь перевязанный, того и гляди, помрёт.
— Беда-то какая! — воскликнула бабушка. Петька и Таня многозначительно посмотрели друг на друга.
Пантелеймон увидел подходивший к воротам грузовик, поспешил наверх.
— Ну, прощайте, земляки!
Подошла лодка. На её борту белой краской было написано: «райвоенкомат». Бабушку и ребят моторист усадил посередине лодки, подал им большой кусок брезента.
— Накрывайтесь, сейчас в море выйдем, холодно станет.
Затарахтел мотор, эхом ответили ему высокие скалы. Если честно признаться, Петька с Таней немного трусили. На лодке, да ещё по такому коварному морю, они никогда не плавали. Таня осторожно повернула голову, посмотрела за борт: байкальская вода просвечивала насквозь. Глубина была огромная, но через воду все равно просматривалось скалистое дно, какие-то тёмные ущелья и странные кусты, похожие на человеческие руки с длинными круглыми пальцами. Таня судорожно вцепилась в край скамейки. Моторист заметил Танин испуг.
— Вода у нас беда, какая светлая, туда смотреть не надо. Вперёд смотреть надо.
Лодка шла быстро. Встречным ветром прижимало к телу твёрдый брезент. Иногда в лицо летели мелкие холодные брызги. На волосах у Петьки они блестели, как крупные капли росы. Слева огромными уступами уходили в небо горы. На самом краешке скалы, почти в облаках, небольшой серый камень как будто пошевелился. Петька стал вглядываться ещё пристальней и, когда лодка подошла близко к скале, понял что это дикая коза. Он хотел показать её Тане, но увидел, что прижавшись к бабушке, она спит. Моторист козу тоже заметил.
— Все зовут её коза да коза, и я так её звал. А потом, когда в Иркутске учился, в пушном техникуме, узнал, что кабарга и не коза вовсе, а, однахо, олень. Самый настоящий олень, только маленький.
Петька ещё раз посмотрел вверх: кабарга стояла на крохотном зубчике скалы и внимательно рассматривала проходившую вниз лодку.
— Ты не смотри по сторонам, — сказала бабушка, — с непривычки укачает ещё.
Вдруг стали появляться большие волны, и лодку начало бросать из стороны в сторону. То она взбиралась на волну, как на гору, то с водяного холма стрелой скользила вниз. Летели брызги и пена. Лодку опускало и поднимало, а Петьке казалось уже, что это берег то поднимается, то плавно опускается.
— Держись, парень! Сейчас дома будем! Байкал мало-мало разгулялся — это ничего! — прокричал Петьке моторист.
Скалы на берегу вдруг расступились, как в сказке, и между ним оказался посёлок. Петька насчитал двенадцать маленьких домиков. Ближе к берегу волны стали круче и злее, но с каждой волной лодка все ближе и ближе подлетала к золотистой песчаной косе.
— Выходить быстро надо, — сказал моторист, — я поплыву дальше, до вечера в Голоустной надо быть.
Таня спросонья удивлённо смотрела на залитый солнцем посёлок и на мальчишек, сидящих на высоком старом маяке. Наконец, лодка, брошенная волной, ткнулась в берег, зашуршала днищем по песку. Петька подхватил два узелка и пощупал свёрток за пазухой, выпрыгнул на берег и сразу отскочил, потому что набегавшая волна чуть не окатила ему ноги. Спрыгнула и Таня с бабушкиным узелком. Вера Ивановна поднялась тяжело, моторист помог ей сойти на берег. Большая волна стянула лодку в воду. Затарахтел мотор, и моторист, помахав всем старой кепкой, направил лодку в море.
Мальчишки спрыгнули со ступенек старого маяка.
— Здравствуйте! С приездом! — почти хором сказали они.
Вера Ивановна улыбнулась:
— Здравствуйте, мальчики. Вот мои внучата — Таня и Петя. Вы с ними будете дружить?
— Будем, — ответили ребята.
Через полчаса Таня, Петька и бабушка крепко спали в своём домике, напившись козьего молока, которое принесла им соседка тётя Нюша.
ГЛАВА 8
На другое утро, проснувшись раньше всех, Петька, прежде всего, подошёл к печурке и, запустив в неё руку, проверил свёрток. Все в порядке, он заткнул печурку сухой тряпочкой, потянулся, сладко зевнул и вышел на крыльцо. Посёлок ещё спал. Где-то рядом в лесу куковала кукушка. Байкал был совершенно спокоен. От утренней зари вода его казалась слегка розоватой. К такой тишине Петька ещё не привык. Ему всё казалось, что вот-вот завоют сирены, задрожат стекла, тяжело застучат пулемёты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Вы откудова, мальцы? — спросил, наконец, дед. — Поди, из Иркутска?
— Мы, дедушка, из Краснокардонска, — ответил Таня.
— Ого! Из центра самого. Фронт, значит, видели! — Он поставил ружьё на землю между колен, опёрся на него руками и сказал печально: — У меня два сына под Москвой погибли. Просился я на фронт — отплатить за них, не взяли, стар.
Дед посмотрел вдаль, на сверкающую воду Байкала:
— Знаю, что погибли, а все равно почтальона жду.
Дед увидел идущую по переулку Веру Ивановну.
— Ваша бабушка? — Он всмотрелся из-под лохматых седых бровей: — Постой, постой. Дак это же Вера Ивановна. Как же я её не признал. А вы её внучата?
— Да, внучата, — сказал быстро Петька.
— Вот те на, не признал, — сокрушался дед. — Ну, Вера Ивановна, богатая в скорости будешь! — Дед встал, подал шершавую руку бабушке.
— Здравствуй, Пантелей. Почему же я буду богатая?
— Не признал я тебя, как с машины-то выходили. Да где и признать, лет восемь, почитай, я тебя не видел.
То ты в экспедиции, то вот, мне дед Торбеев сказывал, на запад укатила. Сейчас-то к себе в Коты едешь?
— В Коты, Пантелей, внучат везу. — Бабушка увидела выходящую из-за поворота лодку. — Пока, Пантелеймон, прощай, к лодке тороплюсь, обещали в сельсовете до Котов добросить.
Дед махнул рукой.
— Прощай, Вера Ивановна, не уедешь, дак заходите ко мне пообедать. Хлеба нынче нет, но грибы, ягоды найдутся, да и рыбой угощу.
— Спасибо, большое спасибо, но мы торопимся.
С высоченной кручи все трое спустились к воде. Дед Пантелеймон замкнул ворота на замок и тоже спустился к берегу.
— Привет там Торбееву передайте! Ты слыхала, Вера Ивановна, с ним нехороший случай случился. Не знаю, правду здесь говорят или нет, но будто приходил к нему разбойник. Угостил будто его водкой и стал требовать, чтобы тот составил ему карту, от Синей Стрелки до Волчьего коридора. Торбеев спросил зачем, а тот — не твоё, мол, дело. Торбеев то ли вправду, то ли понарошку ответил, что он все забыл, помнит только, что до Волчьего коридора сорок шесть хребтов надо перейти, а в какую сторону, хоть убей, не помнит. Ночной-то разбойник стал деда стращать: «Ты, мол, не ври, я маршрут знаю, но не весь, карту мол, посеял и документы. Доведёшь до Волчьего коридора, рассчитаюсь потом золотом, нет — убью сейчас же». Стал бандит цапать Торбеева за рубаху, а потом и за горло: «Рисуй, мол карту или показывай сам». Дед отказался и хотел схватить полено, но бандит полоснул его несколько раз ножом и скрылся в тайге. Лежит теперь Тарбеев весь перевязанный, того и гляди, помрёт.
— Беда-то какая! — воскликнула бабушка. Петька и Таня многозначительно посмотрели друг на друга.
Пантелеймон увидел подходивший к воротам грузовик, поспешил наверх.
— Ну, прощайте, земляки!
Подошла лодка. На её борту белой краской было написано: «райвоенкомат». Бабушку и ребят моторист усадил посередине лодки, подал им большой кусок брезента.
— Накрывайтесь, сейчас в море выйдем, холодно станет.
Затарахтел мотор, эхом ответили ему высокие скалы. Если честно признаться, Петька с Таней немного трусили. На лодке, да ещё по такому коварному морю, они никогда не плавали. Таня осторожно повернула голову, посмотрела за борт: байкальская вода просвечивала насквозь. Глубина была огромная, но через воду все равно просматривалось скалистое дно, какие-то тёмные ущелья и странные кусты, похожие на человеческие руки с длинными круглыми пальцами. Таня судорожно вцепилась в край скамейки. Моторист заметил Танин испуг.
— Вода у нас беда, какая светлая, туда смотреть не надо. Вперёд смотреть надо.
Лодка шла быстро. Встречным ветром прижимало к телу твёрдый брезент. Иногда в лицо летели мелкие холодные брызги. На волосах у Петьки они блестели, как крупные капли росы. Слева огромными уступами уходили в небо горы. На самом краешке скалы, почти в облаках, небольшой серый камень как будто пошевелился. Петька стал вглядываться ещё пристальней и, когда лодка подошла близко к скале, понял что это дикая коза. Он хотел показать её Тане, но увидел, что прижавшись к бабушке, она спит. Моторист козу тоже заметил.
— Все зовут её коза да коза, и я так её звал. А потом, когда в Иркутске учился, в пушном техникуме, узнал, что кабарга и не коза вовсе, а, однахо, олень. Самый настоящий олень, только маленький.
Петька ещё раз посмотрел вверх: кабарга стояла на крохотном зубчике скалы и внимательно рассматривала проходившую вниз лодку.
— Ты не смотри по сторонам, — сказала бабушка, — с непривычки укачает ещё.
Вдруг стали появляться большие волны, и лодку начало бросать из стороны в сторону. То она взбиралась на волну, как на гору, то с водяного холма стрелой скользила вниз. Летели брызги и пена. Лодку опускало и поднимало, а Петьке казалось уже, что это берег то поднимается, то плавно опускается.
— Держись, парень! Сейчас дома будем! Байкал мало-мало разгулялся — это ничего! — прокричал Петьке моторист.
Скалы на берегу вдруг расступились, как в сказке, и между ним оказался посёлок. Петька насчитал двенадцать маленьких домиков. Ближе к берегу волны стали круче и злее, но с каждой волной лодка все ближе и ближе подлетала к золотистой песчаной косе.
— Выходить быстро надо, — сказал моторист, — я поплыву дальше, до вечера в Голоустной надо быть.
Таня спросонья удивлённо смотрела на залитый солнцем посёлок и на мальчишек, сидящих на высоком старом маяке. Наконец, лодка, брошенная волной, ткнулась в берег, зашуршала днищем по песку. Петька подхватил два узелка и пощупал свёрток за пазухой, выпрыгнул на берег и сразу отскочил, потому что набегавшая волна чуть не окатила ему ноги. Спрыгнула и Таня с бабушкиным узелком. Вера Ивановна поднялась тяжело, моторист помог ей сойти на берег. Большая волна стянула лодку в воду. Затарахтел мотор, и моторист, помахав всем старой кепкой, направил лодку в море.
Мальчишки спрыгнули со ступенек старого маяка.
— Здравствуйте! С приездом! — почти хором сказали они.
Вера Ивановна улыбнулась:
— Здравствуйте, мальчики. Вот мои внучата — Таня и Петя. Вы с ними будете дружить?
— Будем, — ответили ребята.
Через полчаса Таня, Петька и бабушка крепко спали в своём домике, напившись козьего молока, которое принесла им соседка тётя Нюша.
ГЛАВА 8
На другое утро, проснувшись раньше всех, Петька, прежде всего, подошёл к печурке и, запустив в неё руку, проверил свёрток. Все в порядке, он заткнул печурку сухой тряпочкой, потянулся, сладко зевнул и вышел на крыльцо. Посёлок ещё спал. Где-то рядом в лесу куковала кукушка. Байкал был совершенно спокоен. От утренней зари вода его казалась слегка розоватой. К такой тишине Петька ещё не привык. Ему всё казалось, что вот-вот завоют сирены, задрожат стекла, тяжело застучат пулемёты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39