Это уже не твои воображаемые игры. С тобой что-то происходит. Я думаю, ты влюбилась.
– Не будь дурой! – рявкнула я, обращаясь в бегство.
– Я же тебя знаю, Пру!
– Ничего ты не знаешь! – Я побежала еще быстрее.
– Это Рэкс! – крикнула Грейс мне вслед.
Какие-то ребята, проходившие по улице, уставились на нас.
Я остановилась и подождала сестру. Потом схватила за плечи и хорошенько тряхнула.
– Заткнись!
– Это Рэкс! – торжествующе повторила Грейс. – Ты его любишь.
– Грейс, я тебя предупреждаю…
– А что такого? Обычное дело, что девочка втюрилась в учителя, даже в такого смешного, как Рэкс.
– Я не втюрилась. – Меня тошнило от этого глупого, прихихикивающего девчоночьего слова. – Это взаимно.
– Чего? – спросила Грейс.
– Он тоже меня любит.
– Не будь дурой! – Грейс расхохоталась.
– Не смей надо мной смеяться! Он меня правда любит. Правда, правда. Его мучает совесть из-за этого, он боится за свою семью, работу и все такое прочее, но ничего не может с собой поделать. Потому что мы созданы друг для друга, мы родственные души.
Глаза у Грейс стали от изумления круглые, как бусины. Она подумала и снова рассмеялась.
– Извини! Ой, не дерись, больно! Я не над тобой смеюсь, Пру, просто это все так дико. Он же учитель, и он на сто лет тебя старше.
– Возраст не имеет значения, когда любишь.
– И что же будет дальше?
– Ну… – Я задумалась. – Ну, мы будем по-прежнему видеться, когда я сижу с детьми, а потом… а потом…
Грейс взглянула на меня.
– А потом? – повторила она.
– Поживем – увидим, – выдавила я. – Я не хочу больше об этом говорить. И если ты скажешь хоть слово кому бы то ни было – особенно Ижке и Фижке, – я тебя убью, поняла?
Я сказала это с таким бешенством, что Грейс отшатнулась и всю дорогу домой держалась от меня на расстоянии.
Я понимала, что нехорошо с ней обхожусь. Какая-то часть моего существа хотела броситься к ней, обнять и попросить прощения. Но я все еще была слишком зла. Я не могла простить, что она смеется надо мной, как будто я все это выдумала. Мы с Рэксом правда созданы друг для друга. Судьба свела нас. Мы были необычной парой, как Джейн Эйр и мистер Рочестер. Они не могли жить друг без друга. Им пришлось ждать годы, но у их истории был счастливый конец.
Я постаралась выглядеть в этот вечер как можно взрослее. Надела черный свитер, а школьную юбку заколола так, чтобы получилось мини. На ноги я прицепила старые босоножки на высоких каблуках, которые мама отхватила когда-то за десять пенсов на благотворительном базаре. Мы с Грейс надевали их, когда играли во взрослых, – в них было очень смешно спотыкаться по комнате. Босоножки мне были все еще велики на несколько размеров, но я потуже затянула ремешки, твердо решив выглядеть СОВЕРШЕННО ВЗРОСЛОЙ. Идти я могла, только волоча ноги и подпрыгивая, но ведь Рэкс повезет меня на машине. А сколько раз я подверну ногу на пути туда, меня не волновало.
Мама устроила мне сцену из-за туфель. Мое раскрашенное лицо тоже привело ее в ужас. Я не обратила на это ни малейшего внимания.
– Не знаю, что с тобой делать, Пруденс, – жалобно сказала она. – Ты совсем отбилась от рук. Вот вернется отец! Уж он с тобой поговорит.
Я помалкивала. Последнее время похоже было, что речь к отцу не вернется. Он вдруг перестал повторять за мной слова и вообще не желал ничего нам говорить, хотя по-прежнему ругался плохими словами, если что-то его сердило. А это случалось очень часто. Тем не менее медсестры сказали нам, что он стремительно поправляется. Он якобы даже сделал несколько шагов во время сеанса физиотерапии, но в нашем присутствии даже не шевелился в постели.
Кто-то принес ему в палату телевизор, думая, что делает доброе дело. Отец повел себя так, будто в ногах его кровати запылал адский огонь. Если сестры пробовали включить телевизор, он натягивал на голову одеяло, словно опасаясь сглаза. Однако спустя несколько дней он уже поглядывал одним глазом некоторые программы. Теперь же отец жадно смотрел в экран и шипел на нас, если мы разговаривали во время его любимой передачи.
– Как ты думаешь, папа разрешит нам купить телевизор, когда вернется домой? – с надеждой спросила Грейс.
– На какие деньги? – поинтересовалась мама.
Она по-прежнему каждый день перебирала просроченные счета и дошла наконец до такого состояния, что, набравшись храбрости, спросила у отца, что нам делать.
Отец сделал вид, что не слышит. Мама повторила свой вопрос громче, хотя и покраснела от страха, что какая-нибудь проходящая мимо медсестра может узнать о наших денежных затруднениях.
Отец по-прежнему не обращал на нее ни малейшего внимания, хотя мы знали, что со слухом у него все в полном порядке.
Мама не стала больше настаивать. Она заговорила о другом и на прощание, как обычно, поцеловала его в лоб, но когда мы шли домой, губы у нее дрожали.
– Хорошо вашему отцу полеживать спокойно в больнице, – сказала она. – А нам что делать, когда в дверь заколотят судебные приставы?
– Может, нам продать магазин, мама? – предложила я.
– Это убьет отца, Пру. Он так любит свой магазин, ты же знаешь. И потом, я не могу выставить его на продажу – это его собственность. Да и кто его теперь купит? В магазин приходится вкладывать столько труда, а толку никакого.
– И что же с нами будет? – спросила Грейс.
– Выкрутимся как-нибудь, – сказала я. – Если магазин продадут за долги, то должны же нас куда-то переселить.
– Да, в социальную квартиру в Вентворте! – сказала мама. – А жить мы на что будем?
– Ты, наверное, сможешь получить это… как его… пособие по безработице?
– Ваш отец всю жизнь отказывался платить за социальное страхование – и за себя, и за меня.
– Значит, придется тебе отправить нас с Грейс на панель, – сказала я в шутку.
Поэтому теперь мама крикнула мне вслед:
– Похоже, ты уже собралась на панель! Что подумает твой учитель, когда ты явишься сидеть с детьми в таком виде?
– Нормальный у меня вид. Ты просто до ужаса старомодная! – сказала я, но все же всю дорогу до Лорел-Гров с тревогой поглядывала на свое отражение.
Дверь мне открыла Марианна. Лицо у нее в первую минуту было ошарашенное. Потом она улыбнулась, потирая переносицу.
– У меня очень смешной вид? – спросила я.
– Что? Нет-нет, что ты. Заходи, Пру. Вид у тебя, как всегда, оригинальный, и я страшно завидую твоей худобе. У меня просто голова болит сегодня, вот и все. Знаешь, те самые дни, и все такое.
Она внимательно присмотрелась ко мне при электрическом свете:
– По-моему, ты немножко перестаралась сегодня с косметикой…
– Я знаю, что у меня кошмарный вид.
– Да нет, просто немного… ярковато. Почему бы тебе не попробовать оттенки посветлее? Ты какой помадой пользуешься?
– У меня нет помады и вообще никакой косметики. Поэтому приходится брать обычные краски для рисования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Не будь дурой! – рявкнула я, обращаясь в бегство.
– Я же тебя знаю, Пру!
– Ничего ты не знаешь! – Я побежала еще быстрее.
– Это Рэкс! – крикнула Грейс мне вслед.
Какие-то ребята, проходившие по улице, уставились на нас.
Я остановилась и подождала сестру. Потом схватила за плечи и хорошенько тряхнула.
– Заткнись!
– Это Рэкс! – торжествующе повторила Грейс. – Ты его любишь.
– Грейс, я тебя предупреждаю…
– А что такого? Обычное дело, что девочка втюрилась в учителя, даже в такого смешного, как Рэкс.
– Я не втюрилась. – Меня тошнило от этого глупого, прихихикивающего девчоночьего слова. – Это взаимно.
– Чего? – спросила Грейс.
– Он тоже меня любит.
– Не будь дурой! – Грейс расхохоталась.
– Не смей надо мной смеяться! Он меня правда любит. Правда, правда. Его мучает совесть из-за этого, он боится за свою семью, работу и все такое прочее, но ничего не может с собой поделать. Потому что мы созданы друг для друга, мы родственные души.
Глаза у Грейс стали от изумления круглые, как бусины. Она подумала и снова рассмеялась.
– Извини! Ой, не дерись, больно! Я не над тобой смеюсь, Пру, просто это все так дико. Он же учитель, и он на сто лет тебя старше.
– Возраст не имеет значения, когда любишь.
– И что же будет дальше?
– Ну… – Я задумалась. – Ну, мы будем по-прежнему видеться, когда я сижу с детьми, а потом… а потом…
Грейс взглянула на меня.
– А потом? – повторила она.
– Поживем – увидим, – выдавила я. – Я не хочу больше об этом говорить. И если ты скажешь хоть слово кому бы то ни было – особенно Ижке и Фижке, – я тебя убью, поняла?
Я сказала это с таким бешенством, что Грейс отшатнулась и всю дорогу домой держалась от меня на расстоянии.
Я понимала, что нехорошо с ней обхожусь. Какая-то часть моего существа хотела броситься к ней, обнять и попросить прощения. Но я все еще была слишком зла. Я не могла простить, что она смеется надо мной, как будто я все это выдумала. Мы с Рэксом правда созданы друг для друга. Судьба свела нас. Мы были необычной парой, как Джейн Эйр и мистер Рочестер. Они не могли жить друг без друга. Им пришлось ждать годы, но у их истории был счастливый конец.
Я постаралась выглядеть в этот вечер как можно взрослее. Надела черный свитер, а школьную юбку заколола так, чтобы получилось мини. На ноги я прицепила старые босоножки на высоких каблуках, которые мама отхватила когда-то за десять пенсов на благотворительном базаре. Мы с Грейс надевали их, когда играли во взрослых, – в них было очень смешно спотыкаться по комнате. Босоножки мне были все еще велики на несколько размеров, но я потуже затянула ремешки, твердо решив выглядеть СОВЕРШЕННО ВЗРОСЛОЙ. Идти я могла, только волоча ноги и подпрыгивая, но ведь Рэкс повезет меня на машине. А сколько раз я подверну ногу на пути туда, меня не волновало.
Мама устроила мне сцену из-за туфель. Мое раскрашенное лицо тоже привело ее в ужас. Я не обратила на это ни малейшего внимания.
– Не знаю, что с тобой делать, Пруденс, – жалобно сказала она. – Ты совсем отбилась от рук. Вот вернется отец! Уж он с тобой поговорит.
Я помалкивала. Последнее время похоже было, что речь к отцу не вернется. Он вдруг перестал повторять за мной слова и вообще не желал ничего нам говорить, хотя по-прежнему ругался плохими словами, если что-то его сердило. А это случалось очень часто. Тем не менее медсестры сказали нам, что он стремительно поправляется. Он якобы даже сделал несколько шагов во время сеанса физиотерапии, но в нашем присутствии даже не шевелился в постели.
Кто-то принес ему в палату телевизор, думая, что делает доброе дело. Отец повел себя так, будто в ногах его кровати запылал адский огонь. Если сестры пробовали включить телевизор, он натягивал на голову одеяло, словно опасаясь сглаза. Однако спустя несколько дней он уже поглядывал одним глазом некоторые программы. Теперь же отец жадно смотрел в экран и шипел на нас, если мы разговаривали во время его любимой передачи.
– Как ты думаешь, папа разрешит нам купить телевизор, когда вернется домой? – с надеждой спросила Грейс.
– На какие деньги? – поинтересовалась мама.
Она по-прежнему каждый день перебирала просроченные счета и дошла наконец до такого состояния, что, набравшись храбрости, спросила у отца, что нам делать.
Отец сделал вид, что не слышит. Мама повторила свой вопрос громче, хотя и покраснела от страха, что какая-нибудь проходящая мимо медсестра может узнать о наших денежных затруднениях.
Отец по-прежнему не обращал на нее ни малейшего внимания, хотя мы знали, что со слухом у него все в полном порядке.
Мама не стала больше настаивать. Она заговорила о другом и на прощание, как обычно, поцеловала его в лоб, но когда мы шли домой, губы у нее дрожали.
– Хорошо вашему отцу полеживать спокойно в больнице, – сказала она. – А нам что делать, когда в дверь заколотят судебные приставы?
– Может, нам продать магазин, мама? – предложила я.
– Это убьет отца, Пру. Он так любит свой магазин, ты же знаешь. И потом, я не могу выставить его на продажу – это его собственность. Да и кто его теперь купит? В магазин приходится вкладывать столько труда, а толку никакого.
– И что же с нами будет? – спросила Грейс.
– Выкрутимся как-нибудь, – сказала я. – Если магазин продадут за долги, то должны же нас куда-то переселить.
– Да, в социальную квартиру в Вентворте! – сказала мама. – А жить мы на что будем?
– Ты, наверное, сможешь получить это… как его… пособие по безработице?
– Ваш отец всю жизнь отказывался платить за социальное страхование – и за себя, и за меня.
– Значит, придется тебе отправить нас с Грейс на панель, – сказала я в шутку.
Поэтому теперь мама крикнула мне вслед:
– Похоже, ты уже собралась на панель! Что подумает твой учитель, когда ты явишься сидеть с детьми в таком виде?
– Нормальный у меня вид. Ты просто до ужаса старомодная! – сказала я, но все же всю дорогу до Лорел-Гров с тревогой поглядывала на свое отражение.
Дверь мне открыла Марианна. Лицо у нее в первую минуту было ошарашенное. Потом она улыбнулась, потирая переносицу.
– У меня очень смешной вид? – спросила я.
– Что? Нет-нет, что ты. Заходи, Пру. Вид у тебя, как всегда, оригинальный, и я страшно завидую твоей худобе. У меня просто голова болит сегодня, вот и все. Знаешь, те самые дни, и все такое.
Она внимательно присмотрелась ко мне при электрическом свете:
– По-моему, ты немножко перестаралась сегодня с косметикой…
– Я знаю, что у меня кошмарный вид.
– Да нет, просто немного… ярковато. Почему бы тебе не попробовать оттенки посветлее? Ты какой помадой пользуешься?
– У меня нет помады и вообще никакой косметики. Поэтому приходится брать обычные краски для рисования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49