Жозеф был недоволен собой, — промазал один шар из двух, и, видимо, нервничал, зато Мон, вопреки или благодаря своей винтообразной руке, играл мастерски. Через полчаса они уже лидировали со счетом 8:2 в их пользу. Я был уверен в их победе, поэтому предложил Лили пойти на эспланаду посмотреть, как Пессюге громит противников. Когда мы вышли из узкой улочки на площадь, раздался металлический стук «кар-ро», потом голос Пессюге:
— Счет пятнадцать — ноль! Всухую! Это Фанни!
Толпа ответила оглушительным хохотом и криками «браво» по адресу Пессюге. Рюисательские игроки, понурясь, собирали свои шары и укладывали в мешочки. Кто-то из толпы отпускал шуточки на их счет, и вдруг несколько парней помчались к клубу, крича на бегу: «Фанни! Фанни!», словно звали знакомую девушку. Тогда Пессюге взял свои шары, которые подобрал за него поклонник, и вполголоса сказал:
— Думаю, это случится еще кое с кем!
Он сказал это таким решительным тоном, что я испугался.
***
Перед клубом уже собралось десятка два игроков, только что окончивших партию, и среди них я с радостью увидел нашу команду Беллонов, которая победила противника со счетом 15:8. Победителей легко было узнать: они были без пиджаков и постукивали своими шарами или обтирали их платками. Побежденные уже надели пиджаки, сложили свои шары в мешочки или в проволочные сетки, многие ссорились, сваливая друг на друга вину за поражение. За столом распорядителей журналист старательно регистрировал результаты каждой команды в книге записей клуба и под каждой записью заставлял подписываться лидеров команды. Господин Венсан сортировал дощечки с номерами, так как нужно было отобрать уже использованные. Когда работа была закончена, господин Венсан торжественно огласил результаты. Толпа отвечала аплодисментами, а иногда и протестующими возгласами. Затем, в глубокой тишине, когда он снова подставил открытый мешочек с номерами девочке с бантом, раздался голос Пессюге:
— А церемония?
Тогда молодые парни хором стали выкрикивать:
— Фанни! Фанни!
— Такова традиция, — сказал журналист. — Мне кажется, мы должны ее соблюсти.
Тотчас же двое молодцов побежали в зал клуба и вынесли оттуда, при всеобщем веселом оживлении, какую-то картину размером в квадратный метр.
Трое проигравших вышли вперед под аплодисменты толпы. Я пробрался в первый ряд зрителей и с изумлением увидел, что на холсте изображен зад! Зад как таковой. Без ног, без рук, без спины. Ничего, кроме ничейного зада, просто седалища, которое художник для красоты сделал розовым, по-моему даже неестественно розовым.
Голоса в толпе требовали:
— На колени!
Трое побежденных послушно стали на колени. Двое из них все время смеялись натужным смехом, но третий, весь бледный, не сказал ни слова и понурил голову.
Двое молодцов, державших картину, поднесли ее к лицу капитана команды, и он смиренно приложился к этим неестественно розовым округлостям.
Потом он громко захохотал, но я понимал, что смеется он не от души. Самый младший, стоявший рядом с капитаном, повесил голову и так стиснул зубы, что на щеках выступили желваки. А я — я сгорал от стыда за них… Однако кто-то им зааплодировал — как видно, одобрил верность традиции, а господин Венсан пригласил их выпить по стаканчику, но капитан покачал головой, и, не проронив ни слова, они удалились.
***
Вторая и третья партии прошли без особых происшествий: Пессюге разгромил две команды подряд — Оноре и Камуэн. Им удалось все же спасти свою честь: одна выиграла четыре, другая — два очка. «Интернациональная тройка Буш-дю-Рон» и впрямь здорово играла в шары, и я начал сомневаться в победе беллонцев, хоть они как раз разбили в очень изящном стиле Аккаты и команду «Четырех Времен Года».
К полудню в игре осталось только пять команд: Пессюге, беллонцы, Камуэны, Валантин и Роквер.
Бесконечно гордые своими первыми успехами, мы поднялись на холмогорье, чтобы позавтракать в «Новой усадьбе» с нашими почетными гостями — Лили и Моном, как ни отнекивался старик и уверял, что не сумеет есть сидя. Все же он принял наше приглашение и по дороге забежал домой, чтобы подстричь садовыми ножницами бороду и даже решился помыть руки.
Впрочем, за столом он прекрасно держался. За завтраком я спросил отца:
— Если остается только пять команд, как будет проходить жеребьевка?
— Очень просто. Тот, кто вытянет первый номер, будет играть против второго номера, а третий — против четвертого. А пятый будет отдыхать, его примут в следующий тур, как если бы он выиграл.
— Это несправедливо, — сказала мама.
— Случись это с нами, мы бы сказали, что это справедливо! — заметил Мон.
— Да и как же быть? — сказал Жозеф. — Поскольку число команд каждый раз нужно делить на два, мы неизбежно столкнемся с нечетными числами. Если только общее число команд не является частью геометрической прогрессии, кратной двум как 2, 4, 8, 16, 32, 64 и т. д.
— Но…— сказал дядя Жюль и пустился в теоретические дебри математики.
Я отказался слушать этот урок дополнительного счета, а все еще мысленно видел трех человек, поставленных на колени перед огромным задом; значение этого зрелища я не понимал, а спрашивать не смел, особенно за столом…
Только к шести часам вечера, как и предвидел лукавый Венсан, можно было начать последнюю партию. Еще было очень жарко, и солнце быстро садилось. В финале состязались непобедимая «Тройка Буш-дю-Рон», легко одержавшая победу над своими противниками, и милая нашему сердцу команда Беллонов.
Нас с Лили одолевали противоречивые чувства: гордость от того, что наши чемпионы вышли в финал, и страх при мысли об унизительном поражении, которое, чего доброго, нанесет им жестокосердный Пессюге.
А он, выйдя на площадку и заметив Жозефа из Беллонов, усмехнулся, и его усмешка мне не понравилась. Вдобавок при розыгрыше в орлянку ему досталось преимущество первым бросить «чушку», что я счел дурным предзнаменованием, и игра началась между двумя тройными шпалерами зрителей. При каждом броске наступала глубокая тишина; затем шар катился под аккомпанемент тревожных вздохов и аханья, а когда останавливался, толпа взрывалась криками восторга или проклятьями, после чего следовали технические комментарии.
Как на грех, нам не везло, и вскоре стало заметно, что Мон уже не справляется со своим дополнительным суставом. Пессюге не мог удержаться от сардонического смеха, когда шар Мона, подчиняясь вихревому движению, которое придавала ему непутевая лапища старого браконьера, катился обратно, едва только коснулся земли. Жозеф был бледен, дядя Жюль — красен как помидор. Команда Пессюге за три раунда выиграла восемь очков. Лили сокрушенно качал головой, а некоторые наши болельщики ушли из деликатности, не дожидаясь конца турнира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Счет пятнадцать — ноль! Всухую! Это Фанни!
Толпа ответила оглушительным хохотом и криками «браво» по адресу Пессюге. Рюисательские игроки, понурясь, собирали свои шары и укладывали в мешочки. Кто-то из толпы отпускал шуточки на их счет, и вдруг несколько парней помчались к клубу, крича на бегу: «Фанни! Фанни!», словно звали знакомую девушку. Тогда Пессюге взял свои шары, которые подобрал за него поклонник, и вполголоса сказал:
— Думаю, это случится еще кое с кем!
Он сказал это таким решительным тоном, что я испугался.
***
Перед клубом уже собралось десятка два игроков, только что окончивших партию, и среди них я с радостью увидел нашу команду Беллонов, которая победила противника со счетом 15:8. Победителей легко было узнать: они были без пиджаков и постукивали своими шарами или обтирали их платками. Побежденные уже надели пиджаки, сложили свои шары в мешочки или в проволочные сетки, многие ссорились, сваливая друг на друга вину за поражение. За столом распорядителей журналист старательно регистрировал результаты каждой команды в книге записей клуба и под каждой записью заставлял подписываться лидеров команды. Господин Венсан сортировал дощечки с номерами, так как нужно было отобрать уже использованные. Когда работа была закончена, господин Венсан торжественно огласил результаты. Толпа отвечала аплодисментами, а иногда и протестующими возгласами. Затем, в глубокой тишине, когда он снова подставил открытый мешочек с номерами девочке с бантом, раздался голос Пессюге:
— А церемония?
Тогда молодые парни хором стали выкрикивать:
— Фанни! Фанни!
— Такова традиция, — сказал журналист. — Мне кажется, мы должны ее соблюсти.
Тотчас же двое молодцов побежали в зал клуба и вынесли оттуда, при всеобщем веселом оживлении, какую-то картину размером в квадратный метр.
Трое проигравших вышли вперед под аплодисменты толпы. Я пробрался в первый ряд зрителей и с изумлением увидел, что на холсте изображен зад! Зад как таковой. Без ног, без рук, без спины. Ничего, кроме ничейного зада, просто седалища, которое художник для красоты сделал розовым, по-моему даже неестественно розовым.
Голоса в толпе требовали:
— На колени!
Трое побежденных послушно стали на колени. Двое из них все время смеялись натужным смехом, но третий, весь бледный, не сказал ни слова и понурил голову.
Двое молодцов, державших картину, поднесли ее к лицу капитана команды, и он смиренно приложился к этим неестественно розовым округлостям.
Потом он громко захохотал, но я понимал, что смеется он не от души. Самый младший, стоявший рядом с капитаном, повесил голову и так стиснул зубы, что на щеках выступили желваки. А я — я сгорал от стыда за них… Однако кто-то им зааплодировал — как видно, одобрил верность традиции, а господин Венсан пригласил их выпить по стаканчику, но капитан покачал головой, и, не проронив ни слова, они удалились.
***
Вторая и третья партии прошли без особых происшествий: Пессюге разгромил две команды подряд — Оноре и Камуэн. Им удалось все же спасти свою честь: одна выиграла четыре, другая — два очка. «Интернациональная тройка Буш-дю-Рон» и впрямь здорово играла в шары, и я начал сомневаться в победе беллонцев, хоть они как раз разбили в очень изящном стиле Аккаты и команду «Четырех Времен Года».
К полудню в игре осталось только пять команд: Пессюге, беллонцы, Камуэны, Валантин и Роквер.
Бесконечно гордые своими первыми успехами, мы поднялись на холмогорье, чтобы позавтракать в «Новой усадьбе» с нашими почетными гостями — Лили и Моном, как ни отнекивался старик и уверял, что не сумеет есть сидя. Все же он принял наше приглашение и по дороге забежал домой, чтобы подстричь садовыми ножницами бороду и даже решился помыть руки.
Впрочем, за столом он прекрасно держался. За завтраком я спросил отца:
— Если остается только пять команд, как будет проходить жеребьевка?
— Очень просто. Тот, кто вытянет первый номер, будет играть против второго номера, а третий — против четвертого. А пятый будет отдыхать, его примут в следующий тур, как если бы он выиграл.
— Это несправедливо, — сказала мама.
— Случись это с нами, мы бы сказали, что это справедливо! — заметил Мон.
— Да и как же быть? — сказал Жозеф. — Поскольку число команд каждый раз нужно делить на два, мы неизбежно столкнемся с нечетными числами. Если только общее число команд не является частью геометрической прогрессии, кратной двум как 2, 4, 8, 16, 32, 64 и т. д.
— Но…— сказал дядя Жюль и пустился в теоретические дебри математики.
Я отказался слушать этот урок дополнительного счета, а все еще мысленно видел трех человек, поставленных на колени перед огромным задом; значение этого зрелища я не понимал, а спрашивать не смел, особенно за столом…
Только к шести часам вечера, как и предвидел лукавый Венсан, можно было начать последнюю партию. Еще было очень жарко, и солнце быстро садилось. В финале состязались непобедимая «Тройка Буш-дю-Рон», легко одержавшая победу над своими противниками, и милая нашему сердцу команда Беллонов.
Нас с Лили одолевали противоречивые чувства: гордость от того, что наши чемпионы вышли в финал, и страх при мысли об унизительном поражении, которое, чего доброго, нанесет им жестокосердный Пессюге.
А он, выйдя на площадку и заметив Жозефа из Беллонов, усмехнулся, и его усмешка мне не понравилась. Вдобавок при розыгрыше в орлянку ему досталось преимущество первым бросить «чушку», что я счел дурным предзнаменованием, и игра началась между двумя тройными шпалерами зрителей. При каждом броске наступала глубокая тишина; затем шар катился под аккомпанемент тревожных вздохов и аханья, а когда останавливался, толпа взрывалась криками восторга или проклятьями, после чего следовали технические комментарии.
Как на грех, нам не везло, и вскоре стало заметно, что Мон уже не справляется со своим дополнительным суставом. Пессюге не мог удержаться от сардонического смеха, когда шар Мона, подчиняясь вихревому движению, которое придавала ему непутевая лапища старого браконьера, катился обратно, едва только коснулся земли. Жозеф был бледен, дядя Жюль — красен как помидор. Команда Пессюге за три раунда выиграла восемь очков. Лили сокрушенно качал головой, а некоторые наши болельщики ушли из деликатности, не дожидаясь конца турнира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102