Оставлю тебе только одну: она обостряет ум, возбуждая мозг надежнее, чем мак или беладонна. Она пригодится тебе, поможет выполнить порученную тебе задачу. Но пока я не начала тебя лечить, ты должен поклясться, что примешь меня в свою веру.
— А как я сделаю это, не зная вас? Мой Бог очень ревнив.
— Я знаю, но ведь он еще и бог любви.
— Вы, стало быть, христианка?
— Не совсем. Но все же я знаю этого Иисуса, позволившего распять себя, точно раба, ради любви к людям. Зевс так бы не поступил.
Тут в комнату вошел Варнава с дьяконом, который ходил за ним. Увидев восхитительную богиню у изголовья юноши, старик, опешив, остановился на пороге.
— Не пугайтесь, — улыбнулась Венера. — Я пришла полечить вашего протеже.
— Как вы это будете делать? — спросил Варнава.
— Очень просто. И я рада вашему присутствию; вы сможете что-нибудь посоветовать. Вы слышали о некоем Платоне?
— Конечно. Я даже читал один из его трактатов.
— И Плотина вы знаете?
— Нет, его я не знаю.
— Так вот, — сказала Венера, — Плотин дает последователям Христа разъяснения по поводу некоторых тайн.
Варнава, в зрелом возрасте когда-то бывший профессором в академии, оказался в своей стихии, хотя и был обращен в веру назареянина.
— Не думаете ли вы, что мы могли бы объединить слова Мессии с учением Платона?
— Это даже упрочит учение Христа среди греков. Считаете ли вы, что философы вас поймут, если вы придерживаетесь иудейских взглядов?
Венера затронула чувствительную струну старика, вдруг загоревшегося этой идеей. Он прошел в комнату и сказал Басофону:
— Дорогой Сильвестр, если эта женщина вылечит тебя, тем самым она докажет, что мы должны следовать ее совету. Я уже считаю его уместным, но некое чудо яснее докажет нам, что мы не сошли с пути праведного.
— Ладно, я обещаю, — согласился Басофон и тут же почувствовал, к собственному изумлению, как тело его наливается силой. Он не решался пошевелиться, чтобы не нарушить этого очарования. По жилам текла живительная влага, сладкая дрожь пробегала по коже. Глаза Афродиты лучились многообещающим счастьем.
— Итак, — подвел итог Варнава, — я готов вместе с вами изучить этот вопрос, дабы быстрее достичь цели.
— Разрешаю, — сказал Басофон, вставая и разминая неподвижные члены.
— Нет, нет! — воскликнула Венера. — Я хочу, чтобы и вы участвовали в этой работе. Вас надо насытить этой любовью.
Тут вошел Теофил с попугаем на плече. Крещение омолодило его, и из огрубевшего воина он превратился в такого прелестного юношу, что очаровал богиню.
— Этот молодой римлянин может тоже трудиться с нами, — решила она.
— А я? А я? — заверещал попугай, подпрыгивая и от нетерпения высовывая язычок.
На него не обратили внимания. Вот так в жилище епископа Варнавы, примыкавшем к дому Девы Марии, начались работы под руководством красивой и рассудительной богини. Толпа лавочников осадила дом, его обитателям им до них и дела не было. Их медитации длились три месяца, по истечении которых прозорливость Басофона стала творить чудеса. Спирохета, атакуя его мягкую мозговую оболочку, дала ему способность выдвигать самые поразительные идеи. Были подготовлены основополагающие элементы учения, которое греческие отцы взяли на вооружение и бросили христианство на завоевание античного мира.
По вечерам Венера втайне принимала Басофона или Теофила — в зависимости от настроения, чем доводила Артемиду до исступления».
ГЛАВА XIX,
в которой говорят о покушении, а Басофон находит свой посох и отправляется в Афины
— Это какой-то бред! — возмутился Караколли, отталкивая манускрипт.
— Но какой занятный! — бросил Сальва, пожевывая кончик незажженной сигары.
— Это — свободное переложение «Жизнеописания Гамалдона». Видно, что фальсификатор Кашанский с удовольствием работал над ним, — заметил Мореше.
— Если только каждая фраза не зашифрована, — предположил Сальва. — Когда я выполнял поручение МИДа, довелось мне слышать об одной рукописи романа, который в действительности представлял собой подробное описание советского военного порта. По здравом размышлении я прихожу к выводу о необходимости подключить специалистов по дешифровке.
— Увы! — вздохнул нунций. — Нельзя ли избежать в этом деле упоминания о Ватикане?
Адриен Сальва объяснил, что по роду деятельности секретные службы вовсе на склонны к саморекламе, и, следовательно, здесь нет риска разглашения тайны. И все же магистр Караколли настоял на необходимости проинформировать кардинала Бонини. Они заявились в кабинет его преосвященства в момент, когда разразилась гроза со всеми признаками жесточайшего муссона.
— Fervet opus, — изрек прелат, приоткрыв правый глаз.
Казалось, он только что вышел из глубокого сна, и Сальва обратил внимание, насколько он постарел за десять дней со времени последней встречи. Черты его львиного лица вытянулись. Голубые глаза поблекли, став почти белыми. Все в этом шестидесятилетнем гиганте свидетельствовало о безмерной усталости.
— Ваше преосвященство, — начал нунций, — два новых события вынуждают нас принять согласованные решения — не очень приятные, но крайне необходимые. Первое касается кончины профессора Стэндапа, которого, по уточненным данным, убили. Второе заключается в возникшей у нас уверенности, что «Жизнеописание» — манускрипт, предназначенный быть средством связи между агентами, работающими на Советский Союз. Наше решение — доверить документ специалистам для выяснения точного смысла послания, таящегося в тексте.
Кардинал Бонино вздохнул, потом, еле ворочая языком, произнес несколько почти неслышных слов, взятых из Вергилия, в которых угадывалась какая-то скрытая опасность:
— Latet anguis in herba.
Слова эти вызвали у отца Мореше неожиданную реакцию.
— Нет, не одна змея, ваше преосвященство. Клубок змей шевелится в Ватикане. И это угрожает верховному понтифику!
Кардинал, казалось, не слышал. Жестом он дал понять, что беседа окончена. Викарий, стоявший по правую руку, проводил визитеров в вестибюль и сказал им:
— Его преосвященство официально не дал своего согласия, но он поручил мне передать, что все, что будет вами сделано, получит его отеческое благословение.
— Он болен? — поинтересовался Сальва.
— Его преосвященство получил во время исповеди некоторые признания, поставившие его в затруднительное положение. Вам достаточно знать, что он благословляет вашу деятельность на благо церкви и его святейшества.
Дождь, сопровождаемый раскатами грома, от которого дрожали стекла секретариата, хлестал со страшной силой.
— С самого начала нашего расследования этот человек знал больше, чем каждый из нас, — заметил Мореше. — Потому-то он и прикрывается своей латынью. Он не хочет говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— А как я сделаю это, не зная вас? Мой Бог очень ревнив.
— Я знаю, но ведь он еще и бог любви.
— Вы, стало быть, христианка?
— Не совсем. Но все же я знаю этого Иисуса, позволившего распять себя, точно раба, ради любви к людям. Зевс так бы не поступил.
Тут в комнату вошел Варнава с дьяконом, который ходил за ним. Увидев восхитительную богиню у изголовья юноши, старик, опешив, остановился на пороге.
— Не пугайтесь, — улыбнулась Венера. — Я пришла полечить вашего протеже.
— Как вы это будете делать? — спросил Варнава.
— Очень просто. И я рада вашему присутствию; вы сможете что-нибудь посоветовать. Вы слышали о некоем Платоне?
— Конечно. Я даже читал один из его трактатов.
— И Плотина вы знаете?
— Нет, его я не знаю.
— Так вот, — сказала Венера, — Плотин дает последователям Христа разъяснения по поводу некоторых тайн.
Варнава, в зрелом возрасте когда-то бывший профессором в академии, оказался в своей стихии, хотя и был обращен в веру назареянина.
— Не думаете ли вы, что мы могли бы объединить слова Мессии с учением Платона?
— Это даже упрочит учение Христа среди греков. Считаете ли вы, что философы вас поймут, если вы придерживаетесь иудейских взглядов?
Венера затронула чувствительную струну старика, вдруг загоревшегося этой идеей. Он прошел в комнату и сказал Басофону:
— Дорогой Сильвестр, если эта женщина вылечит тебя, тем самым она докажет, что мы должны следовать ее совету. Я уже считаю его уместным, но некое чудо яснее докажет нам, что мы не сошли с пути праведного.
— Ладно, я обещаю, — согласился Басофон и тут же почувствовал, к собственному изумлению, как тело его наливается силой. Он не решался пошевелиться, чтобы не нарушить этого очарования. По жилам текла живительная влага, сладкая дрожь пробегала по коже. Глаза Афродиты лучились многообещающим счастьем.
— Итак, — подвел итог Варнава, — я готов вместе с вами изучить этот вопрос, дабы быстрее достичь цели.
— Разрешаю, — сказал Басофон, вставая и разминая неподвижные члены.
— Нет, нет! — воскликнула Венера. — Я хочу, чтобы и вы участвовали в этой работе. Вас надо насытить этой любовью.
Тут вошел Теофил с попугаем на плече. Крещение омолодило его, и из огрубевшего воина он превратился в такого прелестного юношу, что очаровал богиню.
— Этот молодой римлянин может тоже трудиться с нами, — решила она.
— А я? А я? — заверещал попугай, подпрыгивая и от нетерпения высовывая язычок.
На него не обратили внимания. Вот так в жилище епископа Варнавы, примыкавшем к дому Девы Марии, начались работы под руководством красивой и рассудительной богини. Толпа лавочников осадила дом, его обитателям им до них и дела не было. Их медитации длились три месяца, по истечении которых прозорливость Басофона стала творить чудеса. Спирохета, атакуя его мягкую мозговую оболочку, дала ему способность выдвигать самые поразительные идеи. Были подготовлены основополагающие элементы учения, которое греческие отцы взяли на вооружение и бросили христианство на завоевание античного мира.
По вечерам Венера втайне принимала Басофона или Теофила — в зависимости от настроения, чем доводила Артемиду до исступления».
ГЛАВА XIX,
в которой говорят о покушении, а Басофон находит свой посох и отправляется в Афины
— Это какой-то бред! — возмутился Караколли, отталкивая манускрипт.
— Но какой занятный! — бросил Сальва, пожевывая кончик незажженной сигары.
— Это — свободное переложение «Жизнеописания Гамалдона». Видно, что фальсификатор Кашанский с удовольствием работал над ним, — заметил Мореше.
— Если только каждая фраза не зашифрована, — предположил Сальва. — Когда я выполнял поручение МИДа, довелось мне слышать об одной рукописи романа, который в действительности представлял собой подробное описание советского военного порта. По здравом размышлении я прихожу к выводу о необходимости подключить специалистов по дешифровке.
— Увы! — вздохнул нунций. — Нельзя ли избежать в этом деле упоминания о Ватикане?
Адриен Сальва объяснил, что по роду деятельности секретные службы вовсе на склонны к саморекламе, и, следовательно, здесь нет риска разглашения тайны. И все же магистр Караколли настоял на необходимости проинформировать кардинала Бонини. Они заявились в кабинет его преосвященства в момент, когда разразилась гроза со всеми признаками жесточайшего муссона.
— Fervet opus, — изрек прелат, приоткрыв правый глаз.
Казалось, он только что вышел из глубокого сна, и Сальва обратил внимание, насколько он постарел за десять дней со времени последней встречи. Черты его львиного лица вытянулись. Голубые глаза поблекли, став почти белыми. Все в этом шестидесятилетнем гиганте свидетельствовало о безмерной усталости.
— Ваше преосвященство, — начал нунций, — два новых события вынуждают нас принять согласованные решения — не очень приятные, но крайне необходимые. Первое касается кончины профессора Стэндапа, которого, по уточненным данным, убили. Второе заключается в возникшей у нас уверенности, что «Жизнеописание» — манускрипт, предназначенный быть средством связи между агентами, работающими на Советский Союз. Наше решение — доверить документ специалистам для выяснения точного смысла послания, таящегося в тексте.
Кардинал Бонино вздохнул, потом, еле ворочая языком, произнес несколько почти неслышных слов, взятых из Вергилия, в которых угадывалась какая-то скрытая опасность:
— Latet anguis in herba.
Слова эти вызвали у отца Мореше неожиданную реакцию.
— Нет, не одна змея, ваше преосвященство. Клубок змей шевелится в Ватикане. И это угрожает верховному понтифику!
Кардинал, казалось, не слышал. Жестом он дал понять, что беседа окончена. Викарий, стоявший по правую руку, проводил визитеров в вестибюль и сказал им:
— Его преосвященство официально не дал своего согласия, но он поручил мне передать, что все, что будет вами сделано, получит его отеческое благословение.
— Он болен? — поинтересовался Сальва.
— Его преосвященство получил во время исповеди некоторые признания, поставившие его в затруднительное положение. Вам достаточно знать, что он благословляет вашу деятельность на благо церкви и его святейшества.
Дождь, сопровождаемый раскатами грома, от которого дрожали стекла секретариата, хлестал со страшной силой.
— С самого начала нашего расследования этот человек знал больше, чем каждый из нас, — заметил Мореше. — Потому-то он и прикрывается своей латынью. Он не хочет говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75