А сейчас профессор Сальва заявил, что в папке с «Небесной лестницей» спрятан один из таких богохульных манускриптов! Стало быть, «Жизнеописание Сильвестра», которое так долго искал прелат римской курии, было творением дьявола! Необычное возбуждение завладело священнослужителем. К радости открытия текста примешивалась горечь запрета.
— Вы и вправду так думаете? — проблеял он.
— Чушь! — отрезал Стэндап.
— Вы сказали «Leg. Bas.»? — продолжил Караколли, чье возбуждение подпитывалось чувством удовлетворения от поражения англичанина. — «Leg.» — легенда, «Bas.» — Басофон, так звали Сильвестра до его крещения! Именно об этом говорит Венсан де Бове в «Зеркале истории».
Сальва процитировал:
— «Потерянное жизнеописание Сильвестра, нареченного при рождении языческим именем Басофон…» А Родриго де Серето пишет: «Этого Сильвестра не надо путать с Басофоном…» Как видите, я все проверил. Сколько же последователей спрашивали себя, что это за персонаж с таким странным именем! И вот три шестерки все нам сказали даже прежде, чем мы открыли манускрипт.
— Это оскорбительно! — возмутился Стэндап.
— Это фантастично, потрясающе, невероятно! — взорвался нунций, не в силах более сдерживать себя. — Я сейчас же иду туда!
Вот так, раскрыв папку B 83276 в зале Льва XIII, Караколли и нашел лежащий рядом со списком «Небесной лестницы» Жана Гоби манускрипт «Жизнеописание Сильвестра», который он тщетно искал тридцать два года.
Его преосвященство кардинал Алессандро Бонино, префект Священной обрядовой конгрегации, принял делегацию в тот же вечер. Был он дороден, высок ростом, властен и безапелляционен. Наследница инквизиции, Священная конгрегация строго следила за точным соблюдением церковных обрядов, выявляла тех, кто отходил от незыблемых доктрин. Ко всему прочему, кардинал был главным редактором «Римского обозрения», и в его длинных, холеных руках находилась вся этика церкви.
— Ваше преосвященство, — начал нунций Караколли, — наши поиски «Жития Сильвестра» увенчались успехом благодаря дедукции присутствующего здесь профессора Сальва.
Сальва слегка наклонил голову. Он успел поработать всюду — от Манхэттена до Лондона, от Китая до Амазонии — и впервые за свою долгую карьеру сотрудничал с Ватиканом. Он согласился заняться «делом Сильвестра» больше из любопытства к папскому государству, нежели ради самого утерянного документа. Те из читателей, кто не имел возможности встречать профессора Сальва, утешатся тем, что в нашем повествовании они увидят работу его мысли, насладятся его дедуктивным методом, образчик которого мы уже здесь продемонстрировали.
Добавим, что внешне Сальва представлял собой нечто среднее между Уинстоном Черчиллем и Орсоном Уэллсом, а интеллектуально был похож на Огюста Дюпена и Льюиса Кэрролла с его математической парадоксальностью и юмором. Отметим, что некоторые большие мыслители не вписываются в общепринятые представления о высоком интеллекте. Эйнштейн, к примеру, если верить тестам, был идиотом. А сколько блестящих умов, специалистов во многих сферах, увенчанных университетскими почетными званиями, в обыденной жизни сходят за тупиц, способных самое большее работать в магазине самообслуживания или на свиноферме! И в то же время известны лодыри, постоянные обитатели школьных «камчаток», которые впоследствии стали изобретателями, учеными, первооткрывателями, яркими и глубокими художниками или артистами.
Сальва был подобен шахматному коню. Да и все в нем было расположено в шахматном порядке. К любой задаче он подходил окольным путем, освобождал ее от внешней оболочки и внимательно разглядывал, даже если это было тяжело и неприятно. И всегда из недр головоломки выходила истина — старая баба-яга. Поэтому магам вроде него необходимы пессимизм и чувство юмора. Иначе им не вскрыть двойное дно и не показать всем, что кролик, казавшийся настоящим, всего-навсего плюшевая игрушка на пружинках.
Однако вернемся в отделанный навощенными панелями кабинет кардинала Бонино и послушаем, что говорит его преосвященство.
— De omni re scibili… et quibusdam aliis! Felix qui potuit rerum cognoscere causas. Untelligenti pauca.
Для тех, кто не знает крылатых латинских выражений, попробуем пояснить повороты мысли ученого председателя Обрядовой конгрегации. Использовав для начала крайне претенциозное высказывание («я могу ответить на все, что знаю») и добавив «и даже на многое другое», кардинал дал понять своим собеседникам, что эрудиция — всего лишь тщеславие и кичиться этим глупо. Что касается второго выражения («счастлив тот, кто смог охватить суть вещей»), то им прелат хотел показать, что, несмотря на первое предложение, стремление к знанию очень похвально. И наконец, он тонко заключил, что «для умного не требуется много слов». Нам неизвестно, понял ли Сальва эту преамбулу. Зато знаем наверняка, что для профессора Стэндапа слова эти прозвучали словно родной язык, так как он тотчас ответил:
— Labor omnia vincit improbus.
Это, похоже, понравилось кардиналу, который в молодости весьма высоко ценил «Георгики» Вергилия. Вы согласны, что в восхищении красотами природы заложено предвкушение райского блаженства? Но, оторвавшись от видения Золотого века, мозг президента Священной конгрегации уже вновь заработал. Вытянув к британцу длинную белую шею, кардинал на прекрасном английском членораздельно произнес:
— Следовательно, требуется все перевести.
А это означало, что беседа закончена и господа могут удалиться.
Вот так и получилось, что Стэндапу предстояло расхлебывать эту «латинскую кашу». Он был весьма этим недоволен — не потому, что ему претила вульгарная латынь, а из-за сомнительной репутации «Жития»: он боялся запачкаться. И тем не менее это был его долг, который профессор Стэндап ставил превыше своих личных убеждений. Разве архиепископ Кентерберийский, англиканец, не просил принести ему перевод этого манускрипта, если только последний будет найден? Кто знает, не заденет ли это устои Римской церкви? Одним словом, Стэндап чувствовал себя обязанным приложить все силы для выполнения этой задачи.
На следующий день, собравшись в зале Пия V, наши герои приготовились слушать перевод вредного документа «с листа».
Вообразим их сидящими за длинным столом эпохи Ренессанса, провощенного многими поколениями библиотечных хранителей. Магистр Караколли положил перед собой стопку бумаги, собираясь записывать услышанное, а Сальва вольготно развалился в кресле, будто намереваясь соснуть после сытного обеда. Он даже закрыл глаза, но лишь для того, чтобы сконцентрировать свое внимание и напрячь память. Папское ухо, каноник Тортелли, ухитрился включить старенький магнитофон на проводах, дабы не упустить ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— Вы и вправду так думаете? — проблеял он.
— Чушь! — отрезал Стэндап.
— Вы сказали «Leg. Bas.»? — продолжил Караколли, чье возбуждение подпитывалось чувством удовлетворения от поражения англичанина. — «Leg.» — легенда, «Bas.» — Басофон, так звали Сильвестра до его крещения! Именно об этом говорит Венсан де Бове в «Зеркале истории».
Сальва процитировал:
— «Потерянное жизнеописание Сильвестра, нареченного при рождении языческим именем Басофон…» А Родриго де Серето пишет: «Этого Сильвестра не надо путать с Басофоном…» Как видите, я все проверил. Сколько же последователей спрашивали себя, что это за персонаж с таким странным именем! И вот три шестерки все нам сказали даже прежде, чем мы открыли манускрипт.
— Это оскорбительно! — возмутился Стэндап.
— Это фантастично, потрясающе, невероятно! — взорвался нунций, не в силах более сдерживать себя. — Я сейчас же иду туда!
Вот так, раскрыв папку B 83276 в зале Льва XIII, Караколли и нашел лежащий рядом со списком «Небесной лестницы» Жана Гоби манускрипт «Жизнеописание Сильвестра», который он тщетно искал тридцать два года.
Его преосвященство кардинал Алессандро Бонино, префект Священной обрядовой конгрегации, принял делегацию в тот же вечер. Был он дороден, высок ростом, властен и безапелляционен. Наследница инквизиции, Священная конгрегация строго следила за точным соблюдением церковных обрядов, выявляла тех, кто отходил от незыблемых доктрин. Ко всему прочему, кардинал был главным редактором «Римского обозрения», и в его длинных, холеных руках находилась вся этика церкви.
— Ваше преосвященство, — начал нунций Караколли, — наши поиски «Жития Сильвестра» увенчались успехом благодаря дедукции присутствующего здесь профессора Сальва.
Сальва слегка наклонил голову. Он успел поработать всюду — от Манхэттена до Лондона, от Китая до Амазонии — и впервые за свою долгую карьеру сотрудничал с Ватиканом. Он согласился заняться «делом Сильвестра» больше из любопытства к папскому государству, нежели ради самого утерянного документа. Те из читателей, кто не имел возможности встречать профессора Сальва, утешатся тем, что в нашем повествовании они увидят работу его мысли, насладятся его дедуктивным методом, образчик которого мы уже здесь продемонстрировали.
Добавим, что внешне Сальва представлял собой нечто среднее между Уинстоном Черчиллем и Орсоном Уэллсом, а интеллектуально был похож на Огюста Дюпена и Льюиса Кэрролла с его математической парадоксальностью и юмором. Отметим, что некоторые большие мыслители не вписываются в общепринятые представления о высоком интеллекте. Эйнштейн, к примеру, если верить тестам, был идиотом. А сколько блестящих умов, специалистов во многих сферах, увенчанных университетскими почетными званиями, в обыденной жизни сходят за тупиц, способных самое большее работать в магазине самообслуживания или на свиноферме! И в то же время известны лодыри, постоянные обитатели школьных «камчаток», которые впоследствии стали изобретателями, учеными, первооткрывателями, яркими и глубокими художниками или артистами.
Сальва был подобен шахматному коню. Да и все в нем было расположено в шахматном порядке. К любой задаче он подходил окольным путем, освобождал ее от внешней оболочки и внимательно разглядывал, даже если это было тяжело и неприятно. И всегда из недр головоломки выходила истина — старая баба-яга. Поэтому магам вроде него необходимы пессимизм и чувство юмора. Иначе им не вскрыть двойное дно и не показать всем, что кролик, казавшийся настоящим, всего-навсего плюшевая игрушка на пружинках.
Однако вернемся в отделанный навощенными панелями кабинет кардинала Бонино и послушаем, что говорит его преосвященство.
— De omni re scibili… et quibusdam aliis! Felix qui potuit rerum cognoscere causas. Untelligenti pauca.
Для тех, кто не знает крылатых латинских выражений, попробуем пояснить повороты мысли ученого председателя Обрядовой конгрегации. Использовав для начала крайне претенциозное высказывание («я могу ответить на все, что знаю») и добавив «и даже на многое другое», кардинал дал понять своим собеседникам, что эрудиция — всего лишь тщеславие и кичиться этим глупо. Что касается второго выражения («счастлив тот, кто смог охватить суть вещей»), то им прелат хотел показать, что, несмотря на первое предложение, стремление к знанию очень похвально. И наконец, он тонко заключил, что «для умного не требуется много слов». Нам неизвестно, понял ли Сальва эту преамбулу. Зато знаем наверняка, что для профессора Стэндапа слова эти прозвучали словно родной язык, так как он тотчас ответил:
— Labor omnia vincit improbus.
Это, похоже, понравилось кардиналу, который в молодости весьма высоко ценил «Георгики» Вергилия. Вы согласны, что в восхищении красотами природы заложено предвкушение райского блаженства? Но, оторвавшись от видения Золотого века, мозг президента Священной конгрегации уже вновь заработал. Вытянув к британцу длинную белую шею, кардинал на прекрасном английском членораздельно произнес:
— Следовательно, требуется все перевести.
А это означало, что беседа закончена и господа могут удалиться.
Вот так и получилось, что Стэндапу предстояло расхлебывать эту «латинскую кашу». Он был весьма этим недоволен — не потому, что ему претила вульгарная латынь, а из-за сомнительной репутации «Жития»: он боялся запачкаться. И тем не менее это был его долг, который профессор Стэндап ставил превыше своих личных убеждений. Разве архиепископ Кентерберийский, англиканец, не просил принести ему перевод этого манускрипта, если только последний будет найден? Кто знает, не заденет ли это устои Римской церкви? Одним словом, Стэндап чувствовал себя обязанным приложить все силы для выполнения этой задачи.
На следующий день, собравшись в зале Пия V, наши герои приготовились слушать перевод вредного документа «с листа».
Вообразим их сидящими за длинным столом эпохи Ренессанса, провощенного многими поколениями библиотечных хранителей. Магистр Караколли положил перед собой стопку бумаги, собираясь записывать услышанное, а Сальва вольготно развалился в кресле, будто намереваясь соснуть после сытного обеда. Он даже закрыл глаза, но лишь для того, чтобы сконцентрировать свое внимание и напрячь память. Папское ухо, каноник Тортелли, ухитрился включить старенький магнитофон на проводах, дабы не упустить ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75