Послышался отчаянный вопль, трехэтажный мат, и очкарика принялись обрабатывать ногами. Чуть поодаль продолжала вопить его спутница, которая уже лежала на прохладной траве, и кто-то, затыкая ей рот пропахшей дешевым табаком ладонью, второй рукой пытался стащить с нее элементы нижнего белья.
Две милицейские машины появились как из-под земли. Прямо по пешеходной аллее они с двух сторон подъехали к месту происшествия и резко затормозили.
На крыше одной из них дважды крутанулись проблесковые маячки, и рявкнула сирена. Из распахнутых дверок повысыпали рослые парни с дубинками наперевес и бросились ловить попытавшихся сбежать участников инцидента. В темноте раздавались короткие приглушенные ругательства:
— Куда, б…?! Стоять! Лежи, сука, не дергайся!
Один из бывших десантников, которого волокли к машине, попытался закосить «под своего»:
— Да я сам пойду, мужики!
— Молчать, животное!
Ему тут же резко скрутили кожу на бицепсах, и парень взвыл от обжигающей боли.
Вся операция заняла не больше минуты, и очень скоро нападавшие вместе с потерпевшими были доставлены в отделение.
Там медлительный дежурный офицер принялся вяло составлять протоколы на задержанных десантников. Он долго и нудно записывал их данные, сверял их с информацией из компьтера, затем потянулся и подтащил к себе подобранный на месте происшествия портфель.
— Чей? — поинтересовался офицер. Вместо ответа десантники лишь пожали плечами. Офицер равнодушно заглянул внутрь, и вдруг его передернуло. Он вывалил содержимое на стол. Из портфеля вывалились кинжал с костяной рукояткой, пара тюбиков помады, тени, тушь, румяна, прочая косметика, а также пара аккуратно сложенных больших целлофановых пакетов.
— Ни хрена себе! — воскликнул офицер, затем порылся в бумагах на столе, нашел нужную и швырнул ее сидевшему за пультом прапорщику:
— Звони в угро. Мы, кажется. Гримера зацепили!
Затем он прихватил пустой портфель и заглянул в комнату, где, все еще всхлипывая, сидела пострадавшая.
— Чей это портфель? — поинтересовался у нее офицер.
— При чем тут портфель?! — возмутилась девушка. — Меня чуть не изнасиловали! Где эти ублюдки? Вы посадите их в тюрьму?
— Чей это портфель? — твердым голосом повторил вопрос офицер.
Девушка мельком взглянула и ответила:
— Это Сашин портфель. Где он сам? Эти ублюдки его до полусмерти избили, я сама видела!
— Заткнись! — не выдержал дежурный офицер. — Эти ублюдки жизнь тебе спасли, дура.
* * *
Когда Наталья вошла в камеру для допросов, майор Старостин, глянув на нее, саркастически усмехнулся.
Не поднимая глаз, она села на табурет и потухшим взглядом уставилась на свои кроссовки.
Старостин вовсе не чувствовал того азарта, с которым приходил сюда в прошлый раз. И все же не преминул поддеть ее:
— Трех дней не прошло, как вы находитесь в следственном изоляторе, а вас не узнать, гражданка Мазурова.
Наталья ничего не ответила. Выглядела она действительно хуже некуда: ничего не выражающий взгляд, фиолетовые круги под глазами, бледная как полотно, грязные, слипшиеся в сосульки волосы. У стороннего наблюдателя могло создаться впечатление, что она пребывает в полной прострации.
— А ведь я, можно сказать, всего только экскурсию вам устроил, — продолжал язвить следователь. — Представляете, что с вами стало бы, окажись вы на зоне? Вы там, гражданка Мазурова, не выживете. Казалось, девушка не слушает его.
— Может, вы все-таки расскажете мне что-нибудь интересное? Я бы выслушал с большим удовольствием.
Его слова отдавались в голове у Натальи глухим эхом, как будто Старостин был где-то далеко, по другую сторону бесконечно длинного тоннеля. Она действительно не вникала в смысл его слов. Наталья вообще ни о чем не думала.
Ее состояние чем-то напоминало медитацию — за недолгое время, проведенное в тюрьме, она успела понять, что только так свободная и независимая душа может спасти себя от помешательства, оказавшись под замком, за решеткой.
— Мне жаль вас, — с наигранным участием сказал Старостин. — Вы напоминаете мне одну особу, которая тоже долго отпиралась, не признавала своей вины, но затем вынуждена была сознаться. Вы идете ее путем. Она, кстати, была наркоманкой… К наркотикам легко пристраститься, но покончить с наркотической зависимостью очень и очень тяжело. Мне тут доложили… — он глянул на один из листков, лежавших в папке, — что у вас на теле обнаружили еще одну татуировочку — паук в паутине. Или паучиха? В таком случае мы имеем дело, наверное, с Черной вдовой, — усмехнулся он. — Или нет? Паутина на татуировке, правда, выведена.
Это следует понимать так, что вы наркотиками баловались, гражданка Мазурова, а потом завязали. Преклоняюсь перед вашей силой воли. Да вот только если один раз вам это удалось, то во второй раз может ничего не получиться. Опасное это дело — наркотики. Поначалу кажется, что они избавление от земных страданий, но потом эти же самые страдания наваливаются на вас в десятикратном размере.
Наталья продолжала молчать.
— Вас не пугает перспектива провести за решеткой долгие годы? Странно.
Такая молодая! Вас многие мужчины любят… — Он, прищурив глаза, посмотрел на нее. — А ведь я могу вам помочь. Но только в том случае, если вы поможете мне.
Я уже говорил об этом. Вы мне — вашего сообщника, а я вам — свободу. И опять будут виться около вас все эти бизнесмены, режиссеры, уж не знаю, кто еще…
Будут водить вас в шикарные рестораны, на концерты, куда простому смертному ни за что не попасть. Может, и мечта ваша сбудется, и станете вы кинозвездой, и будете вспоминать эти три дня, как страшный сон. Нет, о чем я говорю? Вы их вовсе никогда вспоминать не будете. А всего-то для этого надо назвать фамилию и имя человека, который держит вас, как в клещах, своими патологическими наклонностями. Вы же свободолюбивая натура. Зачем вам подобное рабство? Та же самая тюрьма, даже похлеще…
Наталья упорно молчала.
Старостин начал выходить из себя. Он едва сдерживался, чтобы не разораться.
— Ну что ж, — со злостью процедил наконец он. — Можете считать, что вы своего добились. — Он достал из папки какой-то бланк и принялся что-то на нем писать.
Перемена в его голосе была столь очевидна, что Наталья впервые за все это время с едва уловимым интересом подняла на него глаза.
— Чего я добилась? — шевельнула она потрескавшимися губами.
— Освобождения, — не поднимая глаз, обронил Старостин и поспешно добавил:
— Временного освобождения, временного…
— Неужели за меня кто-то вступился? — криво усмехнулась Наталья.
Старостин насупленно молчал. В напряженной тишине слышалось лишь поскрипывание пера его чернильной авторучки.
— И все же, — Наталья слегка изменила позу, — кому я обязана таким счастьем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Две милицейские машины появились как из-под земли. Прямо по пешеходной аллее они с двух сторон подъехали к месту происшествия и резко затормозили.
На крыше одной из них дважды крутанулись проблесковые маячки, и рявкнула сирена. Из распахнутых дверок повысыпали рослые парни с дубинками наперевес и бросились ловить попытавшихся сбежать участников инцидента. В темноте раздавались короткие приглушенные ругательства:
— Куда, б…?! Стоять! Лежи, сука, не дергайся!
Один из бывших десантников, которого волокли к машине, попытался закосить «под своего»:
— Да я сам пойду, мужики!
— Молчать, животное!
Ему тут же резко скрутили кожу на бицепсах, и парень взвыл от обжигающей боли.
Вся операция заняла не больше минуты, и очень скоро нападавшие вместе с потерпевшими были доставлены в отделение.
Там медлительный дежурный офицер принялся вяло составлять протоколы на задержанных десантников. Он долго и нудно записывал их данные, сверял их с информацией из компьтера, затем потянулся и подтащил к себе подобранный на месте происшествия портфель.
— Чей? — поинтересовался офицер. Вместо ответа десантники лишь пожали плечами. Офицер равнодушно заглянул внутрь, и вдруг его передернуло. Он вывалил содержимое на стол. Из портфеля вывалились кинжал с костяной рукояткой, пара тюбиков помады, тени, тушь, румяна, прочая косметика, а также пара аккуратно сложенных больших целлофановых пакетов.
— Ни хрена себе! — воскликнул офицер, затем порылся в бумагах на столе, нашел нужную и швырнул ее сидевшему за пультом прапорщику:
— Звони в угро. Мы, кажется. Гримера зацепили!
Затем он прихватил пустой портфель и заглянул в комнату, где, все еще всхлипывая, сидела пострадавшая.
— Чей это портфель? — поинтересовался у нее офицер.
— При чем тут портфель?! — возмутилась девушка. — Меня чуть не изнасиловали! Где эти ублюдки? Вы посадите их в тюрьму?
— Чей это портфель? — твердым голосом повторил вопрос офицер.
Девушка мельком взглянула и ответила:
— Это Сашин портфель. Где он сам? Эти ублюдки его до полусмерти избили, я сама видела!
— Заткнись! — не выдержал дежурный офицер. — Эти ублюдки жизнь тебе спасли, дура.
* * *
Когда Наталья вошла в камеру для допросов, майор Старостин, глянув на нее, саркастически усмехнулся.
Не поднимая глаз, она села на табурет и потухшим взглядом уставилась на свои кроссовки.
Старостин вовсе не чувствовал того азарта, с которым приходил сюда в прошлый раз. И все же не преминул поддеть ее:
— Трех дней не прошло, как вы находитесь в следственном изоляторе, а вас не узнать, гражданка Мазурова.
Наталья ничего не ответила. Выглядела она действительно хуже некуда: ничего не выражающий взгляд, фиолетовые круги под глазами, бледная как полотно, грязные, слипшиеся в сосульки волосы. У стороннего наблюдателя могло создаться впечатление, что она пребывает в полной прострации.
— А ведь я, можно сказать, всего только экскурсию вам устроил, — продолжал язвить следователь. — Представляете, что с вами стало бы, окажись вы на зоне? Вы там, гражданка Мазурова, не выживете. Казалось, девушка не слушает его.
— Может, вы все-таки расскажете мне что-нибудь интересное? Я бы выслушал с большим удовольствием.
Его слова отдавались в голове у Натальи глухим эхом, как будто Старостин был где-то далеко, по другую сторону бесконечно длинного тоннеля. Она действительно не вникала в смысл его слов. Наталья вообще ни о чем не думала.
Ее состояние чем-то напоминало медитацию — за недолгое время, проведенное в тюрьме, она успела понять, что только так свободная и независимая душа может спасти себя от помешательства, оказавшись под замком, за решеткой.
— Мне жаль вас, — с наигранным участием сказал Старостин. — Вы напоминаете мне одну особу, которая тоже долго отпиралась, не признавала своей вины, но затем вынуждена была сознаться. Вы идете ее путем. Она, кстати, была наркоманкой… К наркотикам легко пристраститься, но покончить с наркотической зависимостью очень и очень тяжело. Мне тут доложили… — он глянул на один из листков, лежавших в папке, — что у вас на теле обнаружили еще одну татуировочку — паук в паутине. Или паучиха? В таком случае мы имеем дело, наверное, с Черной вдовой, — усмехнулся он. — Или нет? Паутина на татуировке, правда, выведена.
Это следует понимать так, что вы наркотиками баловались, гражданка Мазурова, а потом завязали. Преклоняюсь перед вашей силой воли. Да вот только если один раз вам это удалось, то во второй раз может ничего не получиться. Опасное это дело — наркотики. Поначалу кажется, что они избавление от земных страданий, но потом эти же самые страдания наваливаются на вас в десятикратном размере.
Наталья продолжала молчать.
— Вас не пугает перспектива провести за решеткой долгие годы? Странно.
Такая молодая! Вас многие мужчины любят… — Он, прищурив глаза, посмотрел на нее. — А ведь я могу вам помочь. Но только в том случае, если вы поможете мне.
Я уже говорил об этом. Вы мне — вашего сообщника, а я вам — свободу. И опять будут виться около вас все эти бизнесмены, режиссеры, уж не знаю, кто еще…
Будут водить вас в шикарные рестораны, на концерты, куда простому смертному ни за что не попасть. Может, и мечта ваша сбудется, и станете вы кинозвездой, и будете вспоминать эти три дня, как страшный сон. Нет, о чем я говорю? Вы их вовсе никогда вспоминать не будете. А всего-то для этого надо назвать фамилию и имя человека, который держит вас, как в клещах, своими патологическими наклонностями. Вы же свободолюбивая натура. Зачем вам подобное рабство? Та же самая тюрьма, даже похлеще…
Наталья упорно молчала.
Старостин начал выходить из себя. Он едва сдерживался, чтобы не разораться.
— Ну что ж, — со злостью процедил наконец он. — Можете считать, что вы своего добились. — Он достал из папки какой-то бланк и принялся что-то на нем писать.
Перемена в его голосе была столь очевидна, что Наталья впервые за все это время с едва уловимым интересом подняла на него глаза.
— Чего я добилась? — шевельнула она потрескавшимися губами.
— Освобождения, — не поднимая глаз, обронил Старостин и поспешно добавил:
— Временного освобождения, временного…
— Неужели за меня кто-то вступился? — криво усмехнулась Наталья.
Старостин насупленно молчал. В напряженной тишине слышалось лишь поскрипывание пера его чернильной авторучки.
— И все же, — Наталья слегка изменила позу, — кому я обязана таким счастьем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90