— Просто побеседовать.
— Да?.. — с сомнением покачала головой Валентина. — Знаем мы ваши беседы.
— Напрасно нервничаете, — успокоил ее Старостин. — Присесть можно?
— Пожалуйста, — махнула она рукой. Старостин повернул стул спинкой вперед и, положив на нее руки, сел.
— А закурить?
— Вообще-то в рабочих помещениях у нас не курят. Пожарники за это знаете как гоняют?
— Ну, с пожарниками мы как-нибудь договоримся, — усмехнулся Старостин, достал сигареты и закурил.
Валентина пошарила рукой под столом и поставила перед посетителем банку из-под растворимого кофе, наполовину заполненную окурками:
— Тогда и я закурю.
— Угощайтесь. — Старостин предложил ей «ЛМ», предупредительно щелкнув зажигалкой.
— Так что вас интересует? — затянувшись, спросила Рагозина.
— Расскажите мне о вашей сослуживице.
— Это о ком? О Наташке, что ли?
— О ней, о Мазуровой.
— А что она натворила?
— Это — секрет фирмы. Мне нужны подробности из ее биографии: кто она, откуда?
— У нее самой и спросите.
— Обязательно спрошу. Как только, так сразу. Но я должен к тому времени знать… Вдруг она врать вздумает? Одно дело слушать, как человек сам о себе соловьем заливается, и совсем другое — узнать, что думают о нем коллеги, сослуживцы…
— Ну конечно, — недоверчиво усмехнулась Рагозина, — я вам расскажу все, что о ней думаю, а вы потом ей доложите.
— Разговор у нас с вами, Валентина, сугубо конфиденциальный. Башку даю на отсечение, что даже не заикнусь. Какой мне резон докладывать Мазуровой, что о ней думают?
— Кто вас разберет… Да и что я могу рассказать? Кто она, откуда? В личном деле посмотрите, отдел кадров еще работает.
— Я уже там был. Но прикиньте сами. Валя, — сфамильярничал следователь, — что можно узнать из личного дела? Год, место рождения… Родилась в 1972 году в Риге Латвийской ССР — вот и все данные. Образование — технологический техникум, не замужем, прописана в Москве с 1993 года. Как по такой ерунде можно судить о человеке? .
— А вам психологический, так сказать, портрет нужен?
— Что-то в этом роде, что-то в этом роде. Валентина фыркнула и пожала плечами. Она глубоко затянулась, выпустила дым и неопределенно покачала головой:
— Да мы с ней, в общем, только по работе знакомы. А так — чаи вместе не гоняем. Возраст у нас разный.
— Бывает, люди разных возрастов сходятся.
— Не тот случай. Отношения у нас почти исключительно рабочие. Я — женщина семейная, у меня муж, дети, дом, хозяйство. А она, можно сказать, соплячка, вертихвостка, извините за выражение.
— Вот-вот, — одобрительно кивнул Старостин, — уже ближе к телу.
— К телу? Ха-ха-ха… — рассмеялась Валентина. — Ну, вы тоже дали! Она свое тело очень высоко ценит. Тут к ней и кинорежиссеры захаживают, и бизнесмены богатые на «шестисотых» «мерсах» заезжают, а она их всех, по-моему, очень успешно динамит.
— Так, может, она… того… Мужчин не особо привечает? — позволил себе прозрачный намек Старостин.
— Я бы этого не сказала, — уверенно заявила гримерша. — Вы понимаете, у нас тут театр оперы и балета, всякие «голубые» и «розовые» чувствуют себя здесь как дома, никто ни от кого своих истинных наклонностей особенно не скрывает.
Бывает, конечно, что человек много лет жил в браке, обзавелся детьми, а потом вдруг выяснялось… Но это редко. А так… — Она несколько оживилась. — Могу даже один случай рассказать. Вот был у нас один дирижер… Фамилию называть не буду, сами понимаете почему. Женатый, супруга — кандидат наук, очень приличная женщина, двое детей. А как подросли ребятишки, отправил он их учиться за границу, так и загулял. Жену бросил, поселился на даче с одним нашим солистом балета. Теперь вот счастливо сожительствуют, и весь театр об этом знает.
— Это все, конечно, очень интересно, — кашлянул следователь, — но мы отклонились от темы.
— Почему? — удивилась Валентина. — Нисколько не отклонились. Это я вам к тому рассказываю, что ничего у нас не скроешь. Если бы за Наташкой что-нибудь такое велось, об этом на следующий день последний алкаш, монтировщик сцены знал бы. Чего нет, того нет, врать не буду. А с мужиками она держит себя гордо, вольностей им не позволяет.
— Откуда такая уверенность? Только что заявляли, что отношения у вас чисто рабочие. А вдруг вне работы Мазурова…
— Ерунда! — отмахнулась Валентина. — Я же вам и другое сказала: у нас в театре ничего от коллектива не скроешь. Видели ее много раз в ресторанах с солидными мужчинами, и всегда — с разными. Я думаю, она их просто «стрижет».
Знаете, как всякая молодая девчонка на малооплачиваемой работе. Вы думаете, какие у нас оклады? Скажу — не поверите. Со всеми премиями и надбавками в месяц даже тысячи не получается. Разве на такие деньги проживешь? Хорошо, у меня муж в автосервисе работает. А ей-то, незамужней, каково? Ладно, обычной бы себя считала, а то она же у нас красивая… — не без ехидства протянула Рагозина. — Выглядеть хочется, одеваться, понимаете ли…
— Да, на такую зарплату по ресторанам не разгуляешься, — согласился Старостин. — А что ж она в таком случае на такой работенке делает? Могла бы найти что-нибудь поденежнее.
— А, — отмахнулась Валентина, — блажь все это. Любит она, конечно, театр. Да у нас тут все его любят. Это как болото — один раз попал, уже не выкарабкаешься. А Наташка еще и об актерской карьере мечтает. Вообще-то задатки у нее есть, — сквозь зубы признала Валентина, — только вряд ли из нее что-нибудь дельное получится. Я ей сколько раз советовала: брось дурное, Наташка, выбери себе богатого мужика, выходи за него и живи как за каменной стеной. Так нет же! Она все со своими детскими мечтами носится. Скучно ей с бизнесменами. Вот так и окажется когда-нибудь у разбитого корыта. Годы-то идут, красота — она дело уходящее. Вот я тоже в молодости красавицей была.
— Вы и сейчас, Валюша, ничего, — польстил ей Старостин.
Валентина густо покраснела.
— Будет вам, — махнула она рукой. — Какая из меня красавица?
— Нет-нет, я серьезно. Кстати, Мазурова ничего не рассказывала о своей семье, родителях?
— Если бы мы были близкими подругами, может, и рассказала бы, а так она все больше помалкивает. Знаю только, что вроде сама из Риги, сирота, воспитывала ее, кажется, тетка, которая тоже работала в театре. Так что, можно сказать, она у нас из богемной среды.
(Наталья на всякий случай говорила всем, что родом из Риги.) — А поподробнее?
— Подробностей не знаю. Может, она чего кому и рассказывала, только не мне.
Старостин уцепился за последние слова.
— А кому в театре она могла рассказывать о себе?
— Наташка у нас гордая, водится все больше с примадоннами. Не знаю, в близких подругах или нет, но в гости к ним захаживает. И чего только они ее терпят?
— Кто конкретно?
— Лена Добржанская, балерина, и Инесса Рождественская — певица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90