Да мне все кругом завидовали – какая красивая, умная, обаятельная, интересная мне досталась жена! Иной раз хочется к чертовой матери выбросить все эти пилюли, которые подавляют в ней личность и превращают ее в марионетку фармакологии.
Вторая половина дня прошла без эксцессов. Альма отправилась с семьей на прогулку, я осталась дома, чтобы немного отдохнуть. «Порше» тоже исчез. Провалявшись на диване добрых два часа, я уже почти с интересом ожидала возвращения своих гостей.
Хотя Альма после прогулки выглядела физически измотанной, но одновременно бросалось в глаза ее нарастающее душевное беспокойство. Нетрудно было догадаться, что она предпримет при первом же удобном случае. И действительно, она вскоре выскользнула из гостиной, но уже через минуту вернулась, явно разочарованная.
Временами я чувствовала, что она пристально за мной наблюдает.
В этом – допускаю, не самом интересном – месте моего повествования меня вдруг самым пошлым образом прервал и даже несколько напугал громкий храп Розмари, после чего я обиженно заткнулась.
20
За завтраком вид у Розмари слегка виноватый.
– Дело совсем не в тебе, – оправдывается она, – это от гормонального укола я вчера уснула.
Может, и вправду от укола. Я несколько смягчаюсь, когда она в знак покаяния аккуратно перебрасывает на мою кровать свою упаковку земляничного джема и брикетик сахара.
– Знаешь что, – говорю я, – наверно, я назову дочурку твоим именем, но только не вторым, Тирья, это, по-моему, как-то уж слишком, а половиной первого имени – Розмари.
– А которой из половин? – воодушевляется она.
– Пусть у нас будет маленькая Мари.
– Вообще-то за это надо бы выпить! – И мы чокаемся толстыми кофейными чашками. Солидная порция горячего больничного молока, изрядно сдобренного нашим растворимым кофе, выплескивается при этом на рукав ее палевого халатика.
– Но сегодня нам надо обязательно закруглиться, – напоминает она. – Ох, чувствую я, будут еще покойнички.
– Потерпи.
На ужин я подала копченую лососину под укропным соусом.
– Мой последний ужин перед казнью, – пошутила Альма, имея в виду; вероятно, свои будущие больничные трапезы.
Она снова первой отправилась в постель, дети последовали ее примеру. Около полуночи я пробудилась от жуткого сна. Всех подробностей я не помнила, а начинался он вполне безобидно: Альма и Тамерлан (правда, как бы в человеческом обличье) стояли передо мной рука об руку и говорили мне: «Мы хотим пожениться!» На Тамерлане, как и положено коту, были высокие сапоги, а к ним – костюм Робин Гуда в духе Уолта Диснея. Альма являла собой Белоснежку с мертвенно-бледным лицом. «Отдай мне в мужья Тамерлана, и тогда Павел – твой!» – заявила она, и я ужасно обрадовалась такому выгодному, такому счастливому обмену.
«Но чтобы все было по справедливости, – добавила она, – я и ребенка твоего возьму в придачу».
В полном ужасе я хватилась своего ребенка и кинулась искать его в мерзлом лесу среди мертвых деревьев.
«Как в страшной сказке!» – простонала я, изо всех сил пытаясь прогнать жуткое наваждение. Потом даже встала, пошла на кухню, выпила молока, глянула, как там дети – они мирно спали в постели с Альмой, – и выглянула в темное окно.
Во двор нашего дома как раз сворачивал «порше». «Поздновато, господа», – подумала я. Потом прошла в зимний сад. Павел лежал в гамаке и читал. Я села рядом, мы прильнули друг к другу и так замерли. Пока перед нами вдруг не оказался Тамерлан, издав слабое «мяу», – смышленый кот давно наловчился сам открывать двери. Я подняла глаза и увидела Альму: в кружевной сорочке она неподвижно стояла в коридоре и смотрела на нас.
Павел тотчас же выпустил меня и спрыгнул с гамака.
– Что случилось, тебе не спится? – спросил он испуганным и виноватым голосом.
Смертельная обида сверкнула в глазах Альмы – и в ту же секунду она исчезла. Я, впрочем, тоже. Но и в постели, уже с закрытыми глазами, я видела перед собой ее силуэт, оскорбленный и горестный.
Несколько часов спустя – часа в три ночи – я снова проснулась. На сей раз меня разбудил кот, всей своей тушей нагло вспрыгнувший мне на грудь, чего он раньше никогда себе не позволял. Я погладила его по шерстке. Вообще-то Тамерлан гостей не любит, к тому же ему всегда передается моя нервозность. Вот и теперь он не успокаивался, а требовательно тыкался в меня носом. Я включила лампу и взглянула на часы. И только тут почуяла слабый запах гари и окончательно проснулась.
В коридоре дыма было гораздо больше. Я кинулась в спальню. Альмы не было. Я растолкала детей.
– Одевайтесь, живо! – скомандовала я и через секунду была у Павла, который так и уснул в гамаке.
Он тотчас проснулся, укутал детей в одеяла, отнес их в машину, а машину отвел подальше от дома. Я тем временем вызывала пожарных.
Еще через минуту я уже барабанила в дверь к Левину, слыша, как бушует в мансарде огонь, уже начавший сверху вниз пожирать деревянную лестницу. Павел громко звал Альму.
Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем в дверях показались сонные мужчины в подштанниках. Альмы с ними не было. По счастью, они все поняли сразу и без объяснений.
К моему изумлению, Левин проявил редкостное самообладание.
– Тебе вреден дым, – сказал он, – немедленно на свежий воздух! Мы сами обо всем позаботимся.
Первым делом он отвел свой «порше» и Дитеров «мерседес» подальше от ворот, чтобы не мешать въезду пожарных машин, потом принялся сбрасывать из окон вещи, одежду и обувь.
Спасением же фотоальбомов, драгоценностей и даже кое-чего из книг я обязана попутчику Левина. Это он, с невероятной быстротой и еще большей удачливостью покидав все, что счел нужным и ценным, в большой пластмассовый таз и два чемодана, успел вынести все это еще до прибытия пожарных.
Пожарники первым делом поинтересовались, все ли вышли из дома, после чего, тяжело ступая в своих защитных костюмах, вошли в охваченное пламенем здание. Стенные и потолочные панели, паркет, встроенные шкафы, гардины, ковры и кровати весело и с треском горели на всех этажах, лестничный проем превратился в огненную бездну. На улице собрались соседи и вместе со мной наблюдали, как вырываются из-под крыши всполохи огня и огромными горящими мыльными пузырями снова опадают в пекло.
– Ой, как красиво! – восторгалась Лена.
Если Альма действительно в мансарде, говорили пожарные, пытавшиеся проникнуть туда по длинной раздвижной лестнице, то ее уже вряд ли можно спасти.
Павел стоял ни жив ни мертв.
И тут где-то под лапами огромной ели Левин углядел мерцающие во тьме кошачьи глаза. Он кинулся спасать перепуганного кота – и вывел из темноты Альму. Она угорела, у нее были ожоги по всему телу, но она была в сознании. Павел только молча взял ее за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Вторая половина дня прошла без эксцессов. Альма отправилась с семьей на прогулку, я осталась дома, чтобы немного отдохнуть. «Порше» тоже исчез. Провалявшись на диване добрых два часа, я уже почти с интересом ожидала возвращения своих гостей.
Хотя Альма после прогулки выглядела физически измотанной, но одновременно бросалось в глаза ее нарастающее душевное беспокойство. Нетрудно было догадаться, что она предпримет при первом же удобном случае. И действительно, она вскоре выскользнула из гостиной, но уже через минуту вернулась, явно разочарованная.
Временами я чувствовала, что она пристально за мной наблюдает.
В этом – допускаю, не самом интересном – месте моего повествования меня вдруг самым пошлым образом прервал и даже несколько напугал громкий храп Розмари, после чего я обиженно заткнулась.
20
За завтраком вид у Розмари слегка виноватый.
– Дело совсем не в тебе, – оправдывается она, – это от гормонального укола я вчера уснула.
Может, и вправду от укола. Я несколько смягчаюсь, когда она в знак покаяния аккуратно перебрасывает на мою кровать свою упаковку земляничного джема и брикетик сахара.
– Знаешь что, – говорю я, – наверно, я назову дочурку твоим именем, но только не вторым, Тирья, это, по-моему, как-то уж слишком, а половиной первого имени – Розмари.
– А которой из половин? – воодушевляется она.
– Пусть у нас будет маленькая Мари.
– Вообще-то за это надо бы выпить! – И мы чокаемся толстыми кофейными чашками. Солидная порция горячего больничного молока, изрядно сдобренного нашим растворимым кофе, выплескивается при этом на рукав ее палевого халатика.
– Но сегодня нам надо обязательно закруглиться, – напоминает она. – Ох, чувствую я, будут еще покойнички.
– Потерпи.
На ужин я подала копченую лососину под укропным соусом.
– Мой последний ужин перед казнью, – пошутила Альма, имея в виду; вероятно, свои будущие больничные трапезы.
Она снова первой отправилась в постель, дети последовали ее примеру. Около полуночи я пробудилась от жуткого сна. Всех подробностей я не помнила, а начинался он вполне безобидно: Альма и Тамерлан (правда, как бы в человеческом обличье) стояли передо мной рука об руку и говорили мне: «Мы хотим пожениться!» На Тамерлане, как и положено коту, были высокие сапоги, а к ним – костюм Робин Гуда в духе Уолта Диснея. Альма являла собой Белоснежку с мертвенно-бледным лицом. «Отдай мне в мужья Тамерлана, и тогда Павел – твой!» – заявила она, и я ужасно обрадовалась такому выгодному, такому счастливому обмену.
«Но чтобы все было по справедливости, – добавила она, – я и ребенка твоего возьму в придачу».
В полном ужасе я хватилась своего ребенка и кинулась искать его в мерзлом лесу среди мертвых деревьев.
«Как в страшной сказке!» – простонала я, изо всех сил пытаясь прогнать жуткое наваждение. Потом даже встала, пошла на кухню, выпила молока, глянула, как там дети – они мирно спали в постели с Альмой, – и выглянула в темное окно.
Во двор нашего дома как раз сворачивал «порше». «Поздновато, господа», – подумала я. Потом прошла в зимний сад. Павел лежал в гамаке и читал. Я села рядом, мы прильнули друг к другу и так замерли. Пока перед нами вдруг не оказался Тамерлан, издав слабое «мяу», – смышленый кот давно наловчился сам открывать двери. Я подняла глаза и увидела Альму: в кружевной сорочке она неподвижно стояла в коридоре и смотрела на нас.
Павел тотчас же выпустил меня и спрыгнул с гамака.
– Что случилось, тебе не спится? – спросил он испуганным и виноватым голосом.
Смертельная обида сверкнула в глазах Альмы – и в ту же секунду она исчезла. Я, впрочем, тоже. Но и в постели, уже с закрытыми глазами, я видела перед собой ее силуэт, оскорбленный и горестный.
Несколько часов спустя – часа в три ночи – я снова проснулась. На сей раз меня разбудил кот, всей своей тушей нагло вспрыгнувший мне на грудь, чего он раньше никогда себе не позволял. Я погладила его по шерстке. Вообще-то Тамерлан гостей не любит, к тому же ему всегда передается моя нервозность. Вот и теперь он не успокаивался, а требовательно тыкался в меня носом. Я включила лампу и взглянула на часы. И только тут почуяла слабый запах гари и окончательно проснулась.
В коридоре дыма было гораздо больше. Я кинулась в спальню. Альмы не было. Я растолкала детей.
– Одевайтесь, живо! – скомандовала я и через секунду была у Павла, который так и уснул в гамаке.
Он тотчас проснулся, укутал детей в одеяла, отнес их в машину, а машину отвел подальше от дома. Я тем временем вызывала пожарных.
Еще через минуту я уже барабанила в дверь к Левину, слыша, как бушует в мансарде огонь, уже начавший сверху вниз пожирать деревянную лестницу. Павел громко звал Альму.
Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем в дверях показались сонные мужчины в подштанниках. Альмы с ними не было. По счастью, они все поняли сразу и без объяснений.
К моему изумлению, Левин проявил редкостное самообладание.
– Тебе вреден дым, – сказал он, – немедленно на свежий воздух! Мы сами обо всем позаботимся.
Первым делом он отвел свой «порше» и Дитеров «мерседес» подальше от ворот, чтобы не мешать въезду пожарных машин, потом принялся сбрасывать из окон вещи, одежду и обувь.
Спасением же фотоальбомов, драгоценностей и даже кое-чего из книг я обязана попутчику Левина. Это он, с невероятной быстротой и еще большей удачливостью покидав все, что счел нужным и ценным, в большой пластмассовый таз и два чемодана, успел вынести все это еще до прибытия пожарных.
Пожарники первым делом поинтересовались, все ли вышли из дома, после чего, тяжело ступая в своих защитных костюмах, вошли в охваченное пламенем здание. Стенные и потолочные панели, паркет, встроенные шкафы, гардины, ковры и кровати весело и с треском горели на всех этажах, лестничный проем превратился в огненную бездну. На улице собрались соседи и вместе со мной наблюдали, как вырываются из-под крыши всполохи огня и огромными горящими мыльными пузырями снова опадают в пекло.
– Ой, как красиво! – восторгалась Лена.
Если Альма действительно в мансарде, говорили пожарные, пытавшиеся проникнуть туда по длинной раздвижной лестнице, то ее уже вряд ли можно спасти.
Павел стоял ни жив ни мертв.
И тут где-то под лапами огромной ели Левин углядел мерцающие во тьме кошачьи глаза. Он кинулся спасать перепуганного кота – и вывел из темноты Альму. Она угорела, у нее были ожоги по всему телу, но она была в сознании. Павел только молча взял ее за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45