Вначале он полагался на восприимчивость Тритта, обострившуюся с появлением новой крошки, но, когда расстояние сократилось, его более тупые чувства тоже начали улавливать близость Дуа. Он уже сам воспринимал прерывистые угасающие вспышки ее сознания и рвался вперед, а Тритт, как мог, поспевал за ним, задыхаясь и вскрикивая:
– Скорее! Скорее!
Ун нашел ее в глубоком обмороке. Жизнь в ней еле теплилась, и она стала совсем крошечной, – он даже не представлял, что взрослая эмоциональ может так уменьшиться.
– Тритт, – распорядился он. – Неси сюда аккумулятор. Нет-нет! Не трогай ее. Она так истончилась, что ее нельзя нести. Если она погрузится в пол…
В пещеру входили Жесткие. Конечно, они опоздали, – ведь они не способны воспринимать на расстоянии другие существа. Нет, без него и Тритта они не успели бы спасти ее. И она не перешла бы! Нет, она по-настоящему погибла бы… и… с ней погибло бы нечто неимоверно важное, о чем она даже не подозревала.
Теперь она медленно впитывала концентрированную энергию и с нею жизнь, а Жесткие молча стояли возле них.
Ун поднялся – новый Ун, который совершенно точно знал, что происходит. Сердитым жестом он властно отослал Жестких… и они ушли. Молча. Не возражая.
Дуа шевельнулась.
– Она оправилась, Ун? – спросил Тритт.
– Тише, Тритт, – сказал Ун. – Дуа, ты меня слышишь?
– Ун? – она всколыхнулась и прошептала: – Мне показалось, что я уже перешла.
– Нет, Дуа, пока еще нет. Сначала ты должна поесть и отдохнуть.
– А Тритт тоже здесь?
– Вот я, Дуа, – сказал Тритт.
– Не старайся вернуть меня к жизни, – сказала Дуа. – Все кончено. Я сделала то, что хотела сделать. Позитронный Насос… скоро остановится. Я верю в это. И Мягкие по-прежнему будут нужны Жестким, и Жесткие позаботятся о вас, и уж, во всяком случае, о детях.
Ун ничего не сказал и сделал Тритту знак молчать. Он давал Дуа энергию небольшими порциями, медленно, очень медленно, делая перерывы, чтобы дать ей отдохнуть.
Дуа бормотала:
– Хватит, хватит!
Ее вещество трепетало все сильнее. Но он продолжал ее кормить. Потом он заговорил:
– Дуа, ты ошиблась, – сказал он. – Мы не машины. Я знаю совершенно точно, что мы такое. Я бы пришел к тебе раньше, если бы узнал это раньше, но я понял, только когда Лостен попросил меня подумать. И я думал. Со всем напряжением. И все-таки это чуть было не вышло преждевременно.
Дуа застонала, и Ун умолк.
– Послушай, Дуа, – сказал он после паузы. – В нашем мире действительно есть только один вид живых существ, и живут в нем действительно только Жесткие. Ты уловила это, и тут ты не ошиблась. Но отсюда вовсе не следует, что Мягкие – машины, а не живые существа. Нет, просто мы принадлежим к этому же виду, Мягкие – это первичная форма Жестких. Мы появляемся на свет, как Мягкие, становимся взрослыми, как Мягкие, а потом мы переходим в Жестких. Ты поняла?
– Что? Что? – спросил Тритт тихо и растерянно.
– Погоди, Тритт, – сказал Ун. – Не сейчас. Потом ты тоже поймешь. А пока я говорю для Дуа.
Он следил за тем, как Дуа обретает матовость.
– Послушай, Дуа! – сказал он потом. – Всякий раз, когда мы синтезируемся, когда синтезируется любая триада, мы образуем Жесткого. Каждый Жесткий триедин, потому-то он и Жесткий. И весь срок утраты сознания в период синтезирования мы живем в форме Жесткого. Но лишь временно, а потом, выходя из синтеза, мы все забываем. И долго оставаться Жесткими мы не можем, нам необходимо возвращаться в мягкое состояние. Однако всю жизнь мы развиваемся от стадии к стадии. Отпочкование каждого ребенка отмечает такую стадию. Появление третьего ребенка – крошки-эмоционали – открывает путь к заключительной стадии, когда сознание рационала само, без содействия остальных двух, обретает память о кратких периодах существования в форме Жесткого. Тогда и только тогда он становится способен провести безупречный синтез, который создаст Жесткого уже навсегда и обеспечит триаде новую единую интеллектуальную жизнь, посвященную приобретению знаний. Я ведь говорил тебе, что переход – это как бы новое рождение. Тогда я лишь нащупывал эту неясную мысль, но теперь я говорю то, что знаю твердо.
Дуа смотрела на него, силясь улыбнуться. Она сказала:
– Как ты можешь настолько обманываться, Ун? Будь это так, почему Жесткие не рассказали тебе об этом раньше? Да и всем нам тоже?
– Они не могли, Дуа. Когда-то, тысячи тысяч циклов тому назад, синтезирование представляло собой лишь соединение атомов тела. Но в результате эволюции у первоначальных форм постепенно развились разные типы сознания. Слушай, Дуа. Синтезирование включает в себя и слияние сознаний, а это процесс гораздо более сложный и тонкий. Рационал может слить их правильно и навсегда, только когда он созреет для этого. Зрелость же наступает в тот момент, когда он сам, без чьей-либо помощи, постигает сущность происходящего, когда его сознание наконец становится способным вместить воспоминания о том, что происходило в периоды временных слияний. Если рационалу объяснить все заранее, естественность развития будет безнадежно искажена, он уже не сумеет определить правильный момент для безупречного синтеза, и новый Жесткий получится ущербным. Когда Лостен умолял меня думать, он очень рисковал. И не исключено, что… Хотя я надеюсь… Видишь ли, Дуа, мы ведь особый случай. Из поколения в поколение Жесткие старательно подбирали триады так, чтобы появлялись особо одаренные новые Жесткие. И наша триада – лучшая из тех, которые им удалось до сих пор подобрать. А особенно ты, Дуа. Особенно ты. Лостен – это слившаяся триада, чьей крошкой-серединкой когда-то была ты. Какая-то его часть была твоим пестуном. Он следил за тобой. Он привел тебя к нам с Триттом.
Дуа приподнялась. Голос ее стал почти нормальным.
– Ун! Ты придумал все это, чтобы утешить меня!
Но, опередив Уна, ей ответил Тритт:
– Нет, Дуа! Я это тоже чувствую. Да, чувствую. Я не совсем понял, что, но я это чувствую.
– Он говорит правду, Дуа, – сказал Ун. – И ты это тоже почувствуешь, разве ты уже не припоминаешь хоть немного, как мы были Жестким в период нашего синтеза? Разве ты не хочешь еще раз синтезироваться? В последний раз? В самый последний?
Он помог ей подняться. В ней чувствовался жар, и она, хоть и сопротивлялась, уже начала разреживаться.
– Если ты сказал правду, Ун, – произнесла она, задыхаясь, – если мы должны стать Жестким, то по твоим словам получается, что мы будем кем-то очень важным. Ведь так?
– Самым важным, Самым лучшим, который когда-либо синтезировался. Я не преувеличиваю… Тритт, стань вот тут. Мы не расстаемся, Тритт. Мы будем вместе, как нам всегда хотелось. И Дуа тоже. И ты тоже, Дуа.
– Тогда мы сможем убедить Эстуолда, что Насос надо остановить, – сказала Дуа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Скорее! Скорее!
Ун нашел ее в глубоком обмороке. Жизнь в ней еле теплилась, и она стала совсем крошечной, – он даже не представлял, что взрослая эмоциональ может так уменьшиться.
– Тритт, – распорядился он. – Неси сюда аккумулятор. Нет-нет! Не трогай ее. Она так истончилась, что ее нельзя нести. Если она погрузится в пол…
В пещеру входили Жесткие. Конечно, они опоздали, – ведь они не способны воспринимать на расстоянии другие существа. Нет, без него и Тритта они не успели бы спасти ее. И она не перешла бы! Нет, она по-настоящему погибла бы… и… с ней погибло бы нечто неимоверно важное, о чем она даже не подозревала.
Теперь она медленно впитывала концентрированную энергию и с нею жизнь, а Жесткие молча стояли возле них.
Ун поднялся – новый Ун, который совершенно точно знал, что происходит. Сердитым жестом он властно отослал Жестких… и они ушли. Молча. Не возражая.
Дуа шевельнулась.
– Она оправилась, Ун? – спросил Тритт.
– Тише, Тритт, – сказал Ун. – Дуа, ты меня слышишь?
– Ун? – она всколыхнулась и прошептала: – Мне показалось, что я уже перешла.
– Нет, Дуа, пока еще нет. Сначала ты должна поесть и отдохнуть.
– А Тритт тоже здесь?
– Вот я, Дуа, – сказал Тритт.
– Не старайся вернуть меня к жизни, – сказала Дуа. – Все кончено. Я сделала то, что хотела сделать. Позитронный Насос… скоро остановится. Я верю в это. И Мягкие по-прежнему будут нужны Жестким, и Жесткие позаботятся о вас, и уж, во всяком случае, о детях.
Ун ничего не сказал и сделал Тритту знак молчать. Он давал Дуа энергию небольшими порциями, медленно, очень медленно, делая перерывы, чтобы дать ей отдохнуть.
Дуа бормотала:
– Хватит, хватит!
Ее вещество трепетало все сильнее. Но он продолжал ее кормить. Потом он заговорил:
– Дуа, ты ошиблась, – сказал он. – Мы не машины. Я знаю совершенно точно, что мы такое. Я бы пришел к тебе раньше, если бы узнал это раньше, но я понял, только когда Лостен попросил меня подумать. И я думал. Со всем напряжением. И все-таки это чуть было не вышло преждевременно.
Дуа застонала, и Ун умолк.
– Послушай, Дуа, – сказал он после паузы. – В нашем мире действительно есть только один вид живых существ, и живут в нем действительно только Жесткие. Ты уловила это, и тут ты не ошиблась. Но отсюда вовсе не следует, что Мягкие – машины, а не живые существа. Нет, просто мы принадлежим к этому же виду, Мягкие – это первичная форма Жестких. Мы появляемся на свет, как Мягкие, становимся взрослыми, как Мягкие, а потом мы переходим в Жестких. Ты поняла?
– Что? Что? – спросил Тритт тихо и растерянно.
– Погоди, Тритт, – сказал Ун. – Не сейчас. Потом ты тоже поймешь. А пока я говорю для Дуа.
Он следил за тем, как Дуа обретает матовость.
– Послушай, Дуа! – сказал он потом. – Всякий раз, когда мы синтезируемся, когда синтезируется любая триада, мы образуем Жесткого. Каждый Жесткий триедин, потому-то он и Жесткий. И весь срок утраты сознания в период синтезирования мы живем в форме Жесткого. Но лишь временно, а потом, выходя из синтеза, мы все забываем. И долго оставаться Жесткими мы не можем, нам необходимо возвращаться в мягкое состояние. Однако всю жизнь мы развиваемся от стадии к стадии. Отпочкование каждого ребенка отмечает такую стадию. Появление третьего ребенка – крошки-эмоционали – открывает путь к заключительной стадии, когда сознание рационала само, без содействия остальных двух, обретает память о кратких периодах существования в форме Жесткого. Тогда и только тогда он становится способен провести безупречный синтез, который создаст Жесткого уже навсегда и обеспечит триаде новую единую интеллектуальную жизнь, посвященную приобретению знаний. Я ведь говорил тебе, что переход – это как бы новое рождение. Тогда я лишь нащупывал эту неясную мысль, но теперь я говорю то, что знаю твердо.
Дуа смотрела на него, силясь улыбнуться. Она сказала:
– Как ты можешь настолько обманываться, Ун? Будь это так, почему Жесткие не рассказали тебе об этом раньше? Да и всем нам тоже?
– Они не могли, Дуа. Когда-то, тысячи тысяч циклов тому назад, синтезирование представляло собой лишь соединение атомов тела. Но в результате эволюции у первоначальных форм постепенно развились разные типы сознания. Слушай, Дуа. Синтезирование включает в себя и слияние сознаний, а это процесс гораздо более сложный и тонкий. Рационал может слить их правильно и навсегда, только когда он созреет для этого. Зрелость же наступает в тот момент, когда он сам, без чьей-либо помощи, постигает сущность происходящего, когда его сознание наконец становится способным вместить воспоминания о том, что происходило в периоды временных слияний. Если рационалу объяснить все заранее, естественность развития будет безнадежно искажена, он уже не сумеет определить правильный момент для безупречного синтеза, и новый Жесткий получится ущербным. Когда Лостен умолял меня думать, он очень рисковал. И не исключено, что… Хотя я надеюсь… Видишь ли, Дуа, мы ведь особый случай. Из поколения в поколение Жесткие старательно подбирали триады так, чтобы появлялись особо одаренные новые Жесткие. И наша триада – лучшая из тех, которые им удалось до сих пор подобрать. А особенно ты, Дуа. Особенно ты. Лостен – это слившаяся триада, чьей крошкой-серединкой когда-то была ты. Какая-то его часть была твоим пестуном. Он следил за тобой. Он привел тебя к нам с Триттом.
Дуа приподнялась. Голос ее стал почти нормальным.
– Ун! Ты придумал все это, чтобы утешить меня!
Но, опередив Уна, ей ответил Тритт:
– Нет, Дуа! Я это тоже чувствую. Да, чувствую. Я не совсем понял, что, но я это чувствую.
– Он говорит правду, Дуа, – сказал Ун. – И ты это тоже почувствуешь, разве ты уже не припоминаешь хоть немного, как мы были Жестким в период нашего синтеза? Разве ты не хочешь еще раз синтезироваться? В последний раз? В самый последний?
Он помог ей подняться. В ней чувствовался жар, и она, хоть и сопротивлялась, уже начала разреживаться.
– Если ты сказал правду, Ун, – произнесла она, задыхаясь, – если мы должны стать Жестким, то по твоим словам получается, что мы будем кем-то очень важным. Ведь так?
– Самым важным, Самым лучшим, который когда-либо синтезировался. Я не преувеличиваю… Тритт, стань вот тут. Мы не расстаемся, Тритт. Мы будем вместе, как нам всегда хотелось. И Дуа тоже. И ты тоже, Дуа.
– Тогда мы сможем убедить Эстуолда, что Насос надо остановить, – сказала Дуа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79