— недовольно прохрипела Сонька. — Большую себе взяла? Вместе с одеялом?
— Да открой ты, наконец, глаза! — разозлилась я.
— Не хочу, мне их больно.
Я с силой пхнула ее в бок.
— Открывай, говорю!
Сонька скроила недовольную мину, но глаза все же открыла.
— Е-мое! — ахнула она, обозревая пустынный пляж. — Дрыхнем на улице! Как бомжи, — она стукнула меня своей подушкой по голове. — Это все ты виновата! Напилась, как свинья…
— А сама-то?
— Мне можно, у меня плохие гены — папа пьяница, сама понимаешь! Но ты…
— А у меня муж трезвенник! Мне тем более можно, дома он мне не дает!
Тут Сонька хихикнула и заговорщицки прошептала:
— А ты ведь вчера ему два раза звонила. Между прочим, по моему мобильному…
— Кому?
— Коленьке своему, вот кому.
— И что? — упавшим голосом произнесла я.
— Ничего. Абонент вне зоны досягаемости. — Сонька мерзко захихикала. — По бабам пошел, а телефон отключил.
Я треснула ее по затылку.
— Покаркай мне! — рявкнула я и замахнулась еще раз.
— Да ладно, шучу я. — Сонька примирительно ткнула меня локтем в бок. — Не обижайся.
— Ладно, — пробурчала я, потом, покосившись на плюшевого монстра в ее руках, спросила. — Это чудовище у тебя откуда?
— Я его вытащила из автомата. Цапалка такая железная, знаешь, наверное.
— Когда успела?
— Когда ты с уличным художником скандальничала.
— Чего? — я даже рот открыла от удивления.
— Не помнишь? — она прыснула. — Ты начала его учить, как надо штриховать и накладывать тень. Что это за мазня! — восклицала ты, тыкая в его набросок пальцем. Такие бабки за примитивное убожество! Он тебя, естественно, послал. Ты обозвала его Матисом недоделанным. Он тебя полоумной одяжкой. Ну и так далее… — Сонька расплылась в улыбке. — Такой скандалище был!
— Я скандалила посреди набережной? — все еще не верила я.
— Даже драться на него лезла. Только я тебя оттащила.
— Больше, надеюсь, ничего такого…
— Ну… — Сонька сделала многозначительную паузу. — Если не считать того, что ты собиралась подать в суд на всех фотографов побережья. И не в районный, и даже не в Российский, а в Женевский.
— А фотографы-то чем мне не угодили?
— Сначала тебе разозлили мужик с обезьяной. Ты кричала, что он мучает бедное животное, заставляя его носить штаны, потом переключилась на фотографа с осликом, на него как раз бабец взгромоздилась килограмм под сто, и ты начала по этому поводу возмущаться… — Сонька встала с ногами на лежак, уперла сжатые кулаки в бока, прищурилась и, подражая моему голосу, заголосила. — Я подам на вас в суд, за издевательство над бедным животным! — Сонька хохотнула и сменила позу. — А вы, мужчина! Как вам не совестно эксплуатировать малолетнего ребенка! Рабство, между прочим, давно отменили!
— Это еще что за фигня? — оторопела я.
— Это ты углядела, что один из фотографов щелкает курортников в обнимку с малолетним индейцем. Как я поняла, юный Ченгачкук был его сыном…
— Это все? — с замиранием сердца, прошептала я.
— Почти! — убила меня Сонька. — Потом ты добралась до трех негров. Они, наряженные в папуасские костюмы — набедренная повязка, перья, бусы — фотографируются с нашими бабоньками за большие деньги.
— Откуда тут негры?
— Их в Краснодаре один ушлый армянин отловил. Они студенты. Подрабатывают папуасами.
— И что мне от них надо было?
— Ты стыдила их за то, что они роняют честь африканского народа! — Сонька прыснула в кулачек. — А потом требовала, чтобы они показали стриптиз.
— Какой ужас! — застонала я.
— Еще бы! Я чуть со стыда не сгорела!
— Кто бы говорил! — возмутилась я. — Ты и не то вытворяешь!
— Нет. — Сонька замотала головой. — Я не могу быть такой же отвратительной.
— Ты хуже!
— Хуже быть не может, — отчеканила Сонька. — Хорошо, что тебя Геркулесов в таком виде не видел — сразу бы развелся.
— Он и так со мной разводится, — тоскливо протянула я.
— Да ладно тебе! — попыталась успокоить меня подруга. — Может, все и обойдется.
— Вряд ли, — тяжко вздохнула я. Потом отогнала грусть и довольно бодро спросила. — После моего митинга на набережной мы что делали?
— Пошли в кабак. Хлопнули джина. — Сонька наморщила лоб. — А после этого у меня провал в памяти.
Мы немного посидели, понуро свесив головы, потом встали с лежаков, подобрали с гальки повядшие розы, сунули в сумку плюшевого монстра, и, покряхтывая, побрели к санаторию.
* * *
Мы стояли на крыльце корпуса и дергали ручку двери. Дверь была заперта изнутри. Это, конечно, не смертельно, — если постучать, дежурная откроет — но рисоваться не хотелось. Тем более, ни одной санаторно-курортной карты у нас на руках не было. И, вполне возможно, что нас просто-напросто не пустят.
— Давай через Танин балкон, — предложила Сонька. — Заодно и платье вернем.
Я нашла ее предложение приемлемым, поэтому вместо того, чтобы разбудить дежурную стуком, мы начали карабкаться на Танин балкон. Получилось у нас довольно ладно, Сонька влезла благодаря моей поддержке, а я благодаря цирковой закалке (когда-то в детстве я в серьез увлекалась воздушной гимнасткой). Оказавшись на балконе, я тут же стянула с себя порнографический сарафан и повесила его на веревку.
После этого мы тихонько постучали в окно.
Никакого ответа. Мы постучали сильнее. Опять тишина.
— Это ж надо так крепко спать! — зашипела я.
Сонька ничего не сказала, она, придвинув лицо вплотную к стеклу, и попыталась рассмотреть, что твориться в комнате.
— Ну? — нетерпеливо спросила я.
— Вроде нет никого…
— Как это нет? — напустилась я на Соньку. — Куда же все делись?
— Не знаю. Кровати пусты. Значит, никого нет…
— Дай я посмотрю, — раздраженно произнесла я, отодвигая Соньку.
Я заглянула через стекло в комнату. Две кровати, шкаф, стол, холодильник (наш, номерок, получше будет!), и ни одной живой души. Правда, из-за двери в ванную комнату пробивался свет, что оставляло надежду на то, что Таня просто пошла пописать, как никак санузел совмещенный.
Вдруг дверь распахнулась, и из ванной выбежала Таня. Голая! Она смеялась и зачем-то виляла своей худосочной попой.
Зачем, выяснилось позже, когда из той же ванной показался голый… Гоша! Короткие волосатые ноги, цыплячья грудь, покрытая черной шерстью, округлый животик все в той же дремучей поросли, короче, полный мрак!
Сонька не ожидала такого сюрприза, по этому удивленно икнула и дернула головой. Послушался глухой удар — это ее лоб врезался в стекло.
Влюбленные застыли. Мы с Сонькой тоже. Немая сцена, «Ревизор» отдыхает.
— Не здесь снимается передача «За стеклом»? — нагло выкрикнула Сонька, постучав пальцем в окно.
— Ой! — растерянно сказала Таня. — Это вы, девочки?
— Извращенки! — пискнул Гоша, прикрыв свой срам ладошкой. — Так я и знал!
— А вы чего тут? — пролепетала Таня, кидаясь к балконной двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Да открой ты, наконец, глаза! — разозлилась я.
— Не хочу, мне их больно.
Я с силой пхнула ее в бок.
— Открывай, говорю!
Сонька скроила недовольную мину, но глаза все же открыла.
— Е-мое! — ахнула она, обозревая пустынный пляж. — Дрыхнем на улице! Как бомжи, — она стукнула меня своей подушкой по голове. — Это все ты виновата! Напилась, как свинья…
— А сама-то?
— Мне можно, у меня плохие гены — папа пьяница, сама понимаешь! Но ты…
— А у меня муж трезвенник! Мне тем более можно, дома он мне не дает!
Тут Сонька хихикнула и заговорщицки прошептала:
— А ты ведь вчера ему два раза звонила. Между прочим, по моему мобильному…
— Кому?
— Коленьке своему, вот кому.
— И что? — упавшим голосом произнесла я.
— Ничего. Абонент вне зоны досягаемости. — Сонька мерзко захихикала. — По бабам пошел, а телефон отключил.
Я треснула ее по затылку.
— Покаркай мне! — рявкнула я и замахнулась еще раз.
— Да ладно, шучу я. — Сонька примирительно ткнула меня локтем в бок. — Не обижайся.
— Ладно, — пробурчала я, потом, покосившись на плюшевого монстра в ее руках, спросила. — Это чудовище у тебя откуда?
— Я его вытащила из автомата. Цапалка такая железная, знаешь, наверное.
— Когда успела?
— Когда ты с уличным художником скандальничала.
— Чего? — я даже рот открыла от удивления.
— Не помнишь? — она прыснула. — Ты начала его учить, как надо штриховать и накладывать тень. Что это за мазня! — восклицала ты, тыкая в его набросок пальцем. Такие бабки за примитивное убожество! Он тебя, естественно, послал. Ты обозвала его Матисом недоделанным. Он тебя полоумной одяжкой. Ну и так далее… — Сонька расплылась в улыбке. — Такой скандалище был!
— Я скандалила посреди набережной? — все еще не верила я.
— Даже драться на него лезла. Только я тебя оттащила.
— Больше, надеюсь, ничего такого…
— Ну… — Сонька сделала многозначительную паузу. — Если не считать того, что ты собиралась подать в суд на всех фотографов побережья. И не в районный, и даже не в Российский, а в Женевский.
— А фотографы-то чем мне не угодили?
— Сначала тебе разозлили мужик с обезьяной. Ты кричала, что он мучает бедное животное, заставляя его носить штаны, потом переключилась на фотографа с осликом, на него как раз бабец взгромоздилась килограмм под сто, и ты начала по этому поводу возмущаться… — Сонька встала с ногами на лежак, уперла сжатые кулаки в бока, прищурилась и, подражая моему голосу, заголосила. — Я подам на вас в суд, за издевательство над бедным животным! — Сонька хохотнула и сменила позу. — А вы, мужчина! Как вам не совестно эксплуатировать малолетнего ребенка! Рабство, между прочим, давно отменили!
— Это еще что за фигня? — оторопела я.
— Это ты углядела, что один из фотографов щелкает курортников в обнимку с малолетним индейцем. Как я поняла, юный Ченгачкук был его сыном…
— Это все? — с замиранием сердца, прошептала я.
— Почти! — убила меня Сонька. — Потом ты добралась до трех негров. Они, наряженные в папуасские костюмы — набедренная повязка, перья, бусы — фотографируются с нашими бабоньками за большие деньги.
— Откуда тут негры?
— Их в Краснодаре один ушлый армянин отловил. Они студенты. Подрабатывают папуасами.
— И что мне от них надо было?
— Ты стыдила их за то, что они роняют честь африканского народа! — Сонька прыснула в кулачек. — А потом требовала, чтобы они показали стриптиз.
— Какой ужас! — застонала я.
— Еще бы! Я чуть со стыда не сгорела!
— Кто бы говорил! — возмутилась я. — Ты и не то вытворяешь!
— Нет. — Сонька замотала головой. — Я не могу быть такой же отвратительной.
— Ты хуже!
— Хуже быть не может, — отчеканила Сонька. — Хорошо, что тебя Геркулесов в таком виде не видел — сразу бы развелся.
— Он и так со мной разводится, — тоскливо протянула я.
— Да ладно тебе! — попыталась успокоить меня подруга. — Может, все и обойдется.
— Вряд ли, — тяжко вздохнула я. Потом отогнала грусть и довольно бодро спросила. — После моего митинга на набережной мы что делали?
— Пошли в кабак. Хлопнули джина. — Сонька наморщила лоб. — А после этого у меня провал в памяти.
Мы немного посидели, понуро свесив головы, потом встали с лежаков, подобрали с гальки повядшие розы, сунули в сумку плюшевого монстра, и, покряхтывая, побрели к санаторию.
* * *
Мы стояли на крыльце корпуса и дергали ручку двери. Дверь была заперта изнутри. Это, конечно, не смертельно, — если постучать, дежурная откроет — но рисоваться не хотелось. Тем более, ни одной санаторно-курортной карты у нас на руках не было. И, вполне возможно, что нас просто-напросто не пустят.
— Давай через Танин балкон, — предложила Сонька. — Заодно и платье вернем.
Я нашла ее предложение приемлемым, поэтому вместо того, чтобы разбудить дежурную стуком, мы начали карабкаться на Танин балкон. Получилось у нас довольно ладно, Сонька влезла благодаря моей поддержке, а я благодаря цирковой закалке (когда-то в детстве я в серьез увлекалась воздушной гимнасткой). Оказавшись на балконе, я тут же стянула с себя порнографический сарафан и повесила его на веревку.
После этого мы тихонько постучали в окно.
Никакого ответа. Мы постучали сильнее. Опять тишина.
— Это ж надо так крепко спать! — зашипела я.
Сонька ничего не сказала, она, придвинув лицо вплотную к стеклу, и попыталась рассмотреть, что твориться в комнате.
— Ну? — нетерпеливо спросила я.
— Вроде нет никого…
— Как это нет? — напустилась я на Соньку. — Куда же все делись?
— Не знаю. Кровати пусты. Значит, никого нет…
— Дай я посмотрю, — раздраженно произнесла я, отодвигая Соньку.
Я заглянула через стекло в комнату. Две кровати, шкаф, стол, холодильник (наш, номерок, получше будет!), и ни одной живой души. Правда, из-за двери в ванную комнату пробивался свет, что оставляло надежду на то, что Таня просто пошла пописать, как никак санузел совмещенный.
Вдруг дверь распахнулась, и из ванной выбежала Таня. Голая! Она смеялась и зачем-то виляла своей худосочной попой.
Зачем, выяснилось позже, когда из той же ванной показался голый… Гоша! Короткие волосатые ноги, цыплячья грудь, покрытая черной шерстью, округлый животик все в той же дремучей поросли, короче, полный мрак!
Сонька не ожидала такого сюрприза, по этому удивленно икнула и дернула головой. Послушался глухой удар — это ее лоб врезался в стекло.
Влюбленные застыли. Мы с Сонькой тоже. Немая сцена, «Ревизор» отдыхает.
— Не здесь снимается передача «За стеклом»? — нагло выкрикнула Сонька, постучав пальцем в окно.
— Ой! — растерянно сказала Таня. — Это вы, девочки?
— Извращенки! — пискнул Гоша, прикрыв свой срам ладошкой. — Так я и знал!
— А вы чего тут? — пролепетала Таня, кидаясь к балконной двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72