Теперь Тодд, как и президент, был мрачен.
— Положение серьезное, господин президент, — сказал он.
— Ужасное, — ответил Лимен. — А что, может быть, у вас еще остаются сомнения, Крис?
— После сообщения Джирарда я уже не сомневаюсь, — сказал министр. — Если человек, которому вы полностью доверяете, подтверждает подозрения, сомнениям не может быть места. Хуже всего, что мы не знаем, что именно рассказал ему Барнсуэлл.
— Да, этого мы не знаем. Я думаю, не послать ли Корвина повидаться с ним еще раз. А может быть, вас?
Тодд отрицательно покачал головой:
— Мне слишком часто приходилось иметь дело со свидетелями, неохотно дающими показания, господин президент. Из этого ничего не выйдет. Барнсуэлл знает о гибели Джирарда, и, если он действительно такой проницательный, как говорят, посылку вами второго эмиссара он сочтет за признак паники и переметнется на сторону Скотта.
Президент угрюмо посмотрел на министра финансов. Тодд позволил себе слегка улыбнуться.
— А эта налоговая декларация мисс Сеньер представляет значительный интерес, Джордан. — Тодд подался вперед. — Несколько минут назад мне прочитали интересующий нас пункт этой декларации, и сегодня к концу дня все документы из нью-йоркского управления будут у нас. Подумать только, женщина пытается списать три тысячи долларов на угощение генерала Скотта. Этим можно его убить.
Лимен смотрел на адвоката с терпеливой улыбкой, как на мальчика. Усердие Тодда несколько рассеяло его мрачное настроение.
— Крис, — спокойно сказал он, — это шантаж. Неужели вы в самом деле думаете, что я пойду на это? Использовать отношения мужчины с женщиной, чтобы выполнить присягу, данную мною при вступлении в должность?
— Клянусь богом, господин президент, если бы я был уверен, что речь идет о подготовке переворота, я использовал бы все доступные средства.
На президентском телефоне мигнула лампочка. Это Арт Корвин докладывал о Скотте: генерал только что прибыл из Форт-Майера в Пентагон, но перед этим он заехал в Добни-хауз за сенатором Прентисом. Они проехали в машине Скотта по 14-й улице и Конститьюшн-авеню, а потом распрощались. У Прентиса был расстроенный вид, сказал Корвин, когда он, стоя на краю тротуара, пытался остановить такси, чтобы доехать до Капитолия.
В кабинет незаметно вошла Эстер Таунсенд. Она закрыла за собой дверь так же тихо, как и открыла ее.
— Прошу прощения, господин президент. Вас ждет министр Бартон. Ему необходимо с вами поговорить.
Лимен протестующе поднял руки.
— Эстер, я не могу сейчас разговаривать с Томом. Придумайте какой-нибудь предлог, хорошо?
— Вряд ли сейчас подходящий момент, чтобы обременять вашего шефа проблемами здравоохранения, просвещения и социального обеспечения, мисс Таунсенд, — проговорил Тодд.
— Том никогда не приходит ко мне без достаточных оснований, Крис, — возразил Лимен, — но сегодня пусть им займется кто-нибудь другой. А что у него за дело?
— Он говорит, что истекает срок внесения поправок в законопроект о социальном обеспечении, — пояснила Эстер. — Вам остается только два дня, чтобы решить, будете ли вы подписывать этот законопроект. Бартон настаивает на разговоре с вами. Он утверждает, что это жизненно важно.
— Важно — да, но не жизненно. Во всяком случае, в свете событий этой недели. Его мнение относительно законопроекта мне известно, и я не собираюсь ничего предпринимать, пока не получу доклад бюджетного управления. Пусть он лучше обратится туда.
Эстер кивнула головой и направилась к выходу, но у самых дверей остановилась и, повернувшись к президенту, добавила:
— Господин президент, министр Бартон только один из двадцати человек, записавшихся к вам на прием, но я уж не стала беспокоить вас из-за остальных.
— Я знаю, Эстер, спасибо вам, — сказал Лимен. — Ну а теперь будьте умницей и придумайте какой-нибудь приличный ответ Тому.
Тодд встал и одернул пиджак.
— Пора поднять штормовой сигнал, господин президент, — сказал он. — Я возвращаюсь в министерство и разработаю план. Мне кажется, сегодня вечером вам, может быть, придется начать действовать.
— Как так?
— Вот это я и хочу продумать.
Лимен бросил сердитый взгляд на стопку бумаг, лежавших с правой стороны стола, — повседневную канцелярскую работу президента, — не тронутых с понедельника. Там были приказы о присвоении офицерских званий, несколько второстепенных административных приказов, требующих его подписи, информационные материалы из государственного департамента и несколько представлений министра юстиции. На самом верху стопки лежал проект постановления о назначении судьи в Чикаго. Министр юстиции рекомендовал на этот пост одного из партнеров крупнейшей в городе адвокатской конторы Бенджамина Кракоу, который поддерживал кандидатуру Лимена еще до съезда демократической партии. Ассоциация юристов включила Кракоу в число трех претендентов, достойных, по ее мнению, занять эту должность.
Президент написал в нижней части листа: «Согласен. Джордан Лимен» и переложил его на левую сторону стола. Он потянулся за следующей бумагой, но тут в кабинет опять вошла Эстер.
— Сол Либермен просит принять его. Он говорит, что ему крайне необходимо повидаться с вами сейчас же. Я не стала его особенно обнадеживать.
— Если Сол говорит, что необходимо, значит, так оно и есть, — сказал Лимен после секундного колебания. — Пусть заходит. Да, Эстер, скажите, пусть войдет через парадный вход и передаст Фрэнку Саймону, чтобы тот сообщил об этой встрече журналистам. По крайней мере, не будут думать, что я умер.
Сол Либермен был директором Центрального разведывательного управления. Если бы Лимен устраивал для назначаемых им лиц экзамены по определению их «умственного развития», Либермен дал бы всем сто очков вперед. Во время второй мировой войны он был рядовым в армейской службе контрразведки. Потом вернулся домой в Детройт, где основал контору по розничной продаже товаров в кредит. Две поездки в социалистические страны с секретными заданиями и участие в нескольких комиссиях, назначенных президентом для обсуждения недостатков в работе Центрального разведывательного управления, создали ему некоторую репутацию в мире шпионажа, но, назначив его главой Центрального разведывательного управления, Лимен удивил весь мир.
Либермен чуть ли не бравировал своей неотесанностью. Ему нравилось изводить вашингтонских дам варварским жаргоном, и за полтора года он стал в Вашингтоне притчей во языцех. Никогда еще чопорные сотрудники Центрального разведывательного управления не видели в своей среде такого вульгарного субъекта.
— Как обстоят дела на фронтах «холодной войны»? — спросил Лимен, когда десять минут спустя Либермен влетел в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Положение серьезное, господин президент, — сказал он.
— Ужасное, — ответил Лимен. — А что, может быть, у вас еще остаются сомнения, Крис?
— После сообщения Джирарда я уже не сомневаюсь, — сказал министр. — Если человек, которому вы полностью доверяете, подтверждает подозрения, сомнениям не может быть места. Хуже всего, что мы не знаем, что именно рассказал ему Барнсуэлл.
— Да, этого мы не знаем. Я думаю, не послать ли Корвина повидаться с ним еще раз. А может быть, вас?
Тодд отрицательно покачал головой:
— Мне слишком часто приходилось иметь дело со свидетелями, неохотно дающими показания, господин президент. Из этого ничего не выйдет. Барнсуэлл знает о гибели Джирарда, и, если он действительно такой проницательный, как говорят, посылку вами второго эмиссара он сочтет за признак паники и переметнется на сторону Скотта.
Президент угрюмо посмотрел на министра финансов. Тодд позволил себе слегка улыбнуться.
— А эта налоговая декларация мисс Сеньер представляет значительный интерес, Джордан. — Тодд подался вперед. — Несколько минут назад мне прочитали интересующий нас пункт этой декларации, и сегодня к концу дня все документы из нью-йоркского управления будут у нас. Подумать только, женщина пытается списать три тысячи долларов на угощение генерала Скотта. Этим можно его убить.
Лимен смотрел на адвоката с терпеливой улыбкой, как на мальчика. Усердие Тодда несколько рассеяло его мрачное настроение.
— Крис, — спокойно сказал он, — это шантаж. Неужели вы в самом деле думаете, что я пойду на это? Использовать отношения мужчины с женщиной, чтобы выполнить присягу, данную мною при вступлении в должность?
— Клянусь богом, господин президент, если бы я был уверен, что речь идет о подготовке переворота, я использовал бы все доступные средства.
На президентском телефоне мигнула лампочка. Это Арт Корвин докладывал о Скотте: генерал только что прибыл из Форт-Майера в Пентагон, но перед этим он заехал в Добни-хауз за сенатором Прентисом. Они проехали в машине Скотта по 14-й улице и Конститьюшн-авеню, а потом распрощались. У Прентиса был расстроенный вид, сказал Корвин, когда он, стоя на краю тротуара, пытался остановить такси, чтобы доехать до Капитолия.
В кабинет незаметно вошла Эстер Таунсенд. Она закрыла за собой дверь так же тихо, как и открыла ее.
— Прошу прощения, господин президент. Вас ждет министр Бартон. Ему необходимо с вами поговорить.
Лимен протестующе поднял руки.
— Эстер, я не могу сейчас разговаривать с Томом. Придумайте какой-нибудь предлог, хорошо?
— Вряд ли сейчас подходящий момент, чтобы обременять вашего шефа проблемами здравоохранения, просвещения и социального обеспечения, мисс Таунсенд, — проговорил Тодд.
— Том никогда не приходит ко мне без достаточных оснований, Крис, — возразил Лимен, — но сегодня пусть им займется кто-нибудь другой. А что у него за дело?
— Он говорит, что истекает срок внесения поправок в законопроект о социальном обеспечении, — пояснила Эстер. — Вам остается только два дня, чтобы решить, будете ли вы подписывать этот законопроект. Бартон настаивает на разговоре с вами. Он утверждает, что это жизненно важно.
— Важно — да, но не жизненно. Во всяком случае, в свете событий этой недели. Его мнение относительно законопроекта мне известно, и я не собираюсь ничего предпринимать, пока не получу доклад бюджетного управления. Пусть он лучше обратится туда.
Эстер кивнула головой и направилась к выходу, но у самых дверей остановилась и, повернувшись к президенту, добавила:
— Господин президент, министр Бартон только один из двадцати человек, записавшихся к вам на прием, но я уж не стала беспокоить вас из-за остальных.
— Я знаю, Эстер, спасибо вам, — сказал Лимен. — Ну а теперь будьте умницей и придумайте какой-нибудь приличный ответ Тому.
Тодд встал и одернул пиджак.
— Пора поднять штормовой сигнал, господин президент, — сказал он. — Я возвращаюсь в министерство и разработаю план. Мне кажется, сегодня вечером вам, может быть, придется начать действовать.
— Как так?
— Вот это я и хочу продумать.
Лимен бросил сердитый взгляд на стопку бумаг, лежавших с правой стороны стола, — повседневную канцелярскую работу президента, — не тронутых с понедельника. Там были приказы о присвоении офицерских званий, несколько второстепенных административных приказов, требующих его подписи, информационные материалы из государственного департамента и несколько представлений министра юстиции. На самом верху стопки лежал проект постановления о назначении судьи в Чикаго. Министр юстиции рекомендовал на этот пост одного из партнеров крупнейшей в городе адвокатской конторы Бенджамина Кракоу, который поддерживал кандидатуру Лимена еще до съезда демократической партии. Ассоциация юристов включила Кракоу в число трех претендентов, достойных, по ее мнению, занять эту должность.
Президент написал в нижней части листа: «Согласен. Джордан Лимен» и переложил его на левую сторону стола. Он потянулся за следующей бумагой, но тут в кабинет опять вошла Эстер.
— Сол Либермен просит принять его. Он говорит, что ему крайне необходимо повидаться с вами сейчас же. Я не стала его особенно обнадеживать.
— Если Сол говорит, что необходимо, значит, так оно и есть, — сказал Лимен после секундного колебания. — Пусть заходит. Да, Эстер, скажите, пусть войдет через парадный вход и передаст Фрэнку Саймону, чтобы тот сообщил об этой встрече журналистам. По крайней мере, не будут думать, что я умер.
Сол Либермен был директором Центрального разведывательного управления. Если бы Лимен устраивал для назначаемых им лиц экзамены по определению их «умственного развития», Либермен дал бы всем сто очков вперед. Во время второй мировой войны он был рядовым в армейской службе контрразведки. Потом вернулся домой в Детройт, где основал контору по розничной продаже товаров в кредит. Две поездки в социалистические страны с секретными заданиями и участие в нескольких комиссиях, назначенных президентом для обсуждения недостатков в работе Центрального разведывательного управления, создали ему некоторую репутацию в мире шпионажа, но, назначив его главой Центрального разведывательного управления, Лимен удивил весь мир.
Либермен чуть ли не бравировал своей неотесанностью. Ему нравилось изводить вашингтонских дам варварским жаргоном, и за полтора года он стал в Вашингтоне притчей во языцех. Никогда еще чопорные сотрудники Центрального разведывательного управления не видели в своей среде такого вульгарного субъекта.
— Как обстоят дела на фронтах «холодной войны»? — спросил Лимен, когда десять минут спустя Либермен влетел в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97