Листопрокатчики поспорили с рабочими алюминиевых заводов, шоферы приняли сторону листопрокатчиков, и в результате перед предприятиями появились пикеты. Конечно, хорошего во всем этом мало, но ваш министр труда не имеет права обвинять рабочих в безответственности. Ему прекрасно известно, что так людей не заставишь вернуться на работу.
— Министр сделал такое заявление с моего согласия. Клифф, мне надоела позиция вашей организации — или все, или ничего.
Лицо Линдсея сохраняло спокойствие, но его голубые глаза гневно бегали по комнате.
— Видите ли, — медленно произнес он, — если на прошлых президентских выборах наша позиция по отношению к вам была «все», то в следующий раз она может оказаться «ничего».
— Если это угроза, то вы для нее выбрали плохое время. Русские внимательно следят за нами в связи с договором, и мы обязаны проявить хоть какое-то единство.
— Мне потребуется время, чтобы утрясти все, — не так агрессивно, но все еще жестко ответил Линдсей.
— Даю вам время до понедельника на будущей неделе. Если к этому времени вы не урегулируете положение, мне придется дать министру юстиции указание возбудить дело в суде .
Лимен проводил Линдсея до двери. Профсоюзный деятель пожал протянутую ему руку, но снова промолчал, и Лимен сделал вид, что не заметил этого. Клифф был неплохим человеком, но и у него были свои трудности.
По внутреннему телефону Лимен вызвал Джирарда:
— Поль, передайте этим людям из Западной Виргинии, что на торжествах по случаю Дня цветов вместо меня будет присутствовать министр внутренних дел. Объясните им, что у меня срочное заседание Национального совета безопасности или что-нибудь другое.
— А в действительности, господин президент?
— Черт возьми! Мне нужно решить, как действовать дальше, а для этого я должен подумать — хотя бы в виде исключения.
Джирард усмехнулся и отвесил легкий поклон. Лимен не знал никого другого, чья улыбка была бы одновременно такой циничной и такой теплой.
— Понимаю, босс, — ответил он. — Время от времени это необходимо каждому из нас.
Джордан Лимен не сомневался, что был прав в разговоре с Линдсеем и что их беседа принесет положительные результаты, и все же чувствовал себя раздраженным и неудовлетворенным. «Я занял пост президента, — думал он, — в то время, когда Соединенные Штаты из-за грубейших ошибок в Иране растеряли почти весь свой престиж. Требовалось что-то предпринять, и я предпринял. Я начал переговоры о заключении договора по ядерному разоружению и успешно довел их до конца, что не удавалось ни одному президенту США. И чем же меня отблагодарили? Профсоюзы мной недовольны. Бизнесмены всегда относились ко мне враждебно, а теперь, когда отпала необходимость в производстве ядерных боевых частей и нужно заняться чем-то иным, прямо-таки взбешены. Ну а если верить опросу Гэллапа, публика, что бы она собой ни представляла, тоже недовольна».
Лимен не мог понять явно враждебного, казалось, отношения страны к договору. Ни он, ни члены его правительства не могли забыть чувства облегчения, охватившего не только всю страну, но и весь мир в день подписания договора. Какой-то фотограф снял советского премьер-министра при выходе из американского посольства в Вене после продолжавшегося всю ночь заседания. Небритые, утомленные заключительным этапом торга Лимен и русский, стоя на ступеньках крыльца, пожимали друг другу руки, а утреннее солнце заливало своими лучами эту сцену и обещало наступление нового дня. Фотография обошла все газеты мира. Люди смотрели на нее и чувствовали, что на них перестает давить это тяжкое бремя — вечный страх перед ядерной катастрофой.
Однако позже стали распространяться другие настроения. Только теперь Лимен начал понимать, как чувствовал себя Вильсон после Версаля. Сколько ни объясняй с трибуны и в частном порядке, что в соглашении тщательно оговорены твердые гарантии, все равно находились люди, будоражившие общественное мнение криками об «умиротворении» и «продажности». Прения в сенате в связи с ратификацией договора открыли перед каждым сенатором из числа «бешеных» неограниченную возможность для демагогии. Люди забеспокоились, словно вместе с прекращением производства бомб Соединенные Штаты лишались источника существования.
Лимен сожалел о непостоянстве общественного мнения, что проявилось не далее чем сегодня утром, и по-прежнему верил, что в конце концов народ поймет его. Он часто задумывался над этим на протяжении всей своей карьеры — районный прокурор, сенатор штата, прокурор штата, губернатор штата, президент. Вопрос: на чем основана ваша уверенность, что избиратели разумно используют власть, которой они пользуются в США? Ответ: не знаю, но в конечном итоге так получалось всегда. Уже не одно десятилетие Лимен ломал себе голову над этой проблемой. В окнах его кабинета часто до глубокой ночи горел свет, — поудобнее устроившись в мягком кресле, он читал все, что было написано о деятельности американских правительств, начиная от писем Джефферсона и кончая отчетами о пресс-конференциях Эйзенхауэра. Он редко уходил по вечерам из кабинета, не захватив из книжного шкафа очередной том с печатными работами президентов.
Врожденная любознательность, заставлявшая Лимена с такой настойчивостью изучать эти проблемы, и приобретенные познания помогли ему выработать столь пригодившиеся сейчас уравновешенность и самообладание. Он мог выйти из себя, но никогда не принимал в таком состоянии ни одного важного решения. Приводя в отчаяние своих помощников, он долго взвешивал все «за» и «против», но, приняв решение, уже никогда от него не отступал. Лимен твердо придерживался этой тщательно продуманной линии и вместе с тем умел отдавать должное своим противникам — не из излишней скромности, а вследствие широты кругозора, хотя другие не всегда это понимали. Он, например, мог откровенно признать, что при определенных обстоятельствах генерал Скотт или министр финансов Кристофер Тодд, мозг его кабинета, были бы более уместны в роли президента. Но хотя в таких случаях Лимен и не добавлял вслух, что в сложившихся обстоятельствах он считает себя фигурой, более подходящей для президентского кресла, про себя-то он рассуждал именно так. И все же те, кто слышали его высказывания, иногда спрашивали себя, не страдает ли он отсутствием уверенности в своих силах. Лимен когда-то и сам размышлял над этим, но, если бы его спросили прямо, он ответил бы, что это не так. Однако никто не задавал ему таких вопросов — тем, кто общается с президентом Соединенных Штатов Америки, не пристало его расспрашивать, так что они оставляли вопрос при себе, как, очевидно, и широкая публика.
Безусловно, Лимен был более сложным человеком, чем могло показаться при беглом ознакомлении с его биографией, говорящей о непрерывных политических победах на всех выборах, где он выставлял свою кандидатуру, и об его непревзойденном мастерстве в закулисной политике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Министр сделал такое заявление с моего согласия. Клифф, мне надоела позиция вашей организации — или все, или ничего.
Лицо Линдсея сохраняло спокойствие, но его голубые глаза гневно бегали по комнате.
— Видите ли, — медленно произнес он, — если на прошлых президентских выборах наша позиция по отношению к вам была «все», то в следующий раз она может оказаться «ничего».
— Если это угроза, то вы для нее выбрали плохое время. Русские внимательно следят за нами в связи с договором, и мы обязаны проявить хоть какое-то единство.
— Мне потребуется время, чтобы утрясти все, — не так агрессивно, но все еще жестко ответил Линдсей.
— Даю вам время до понедельника на будущей неделе. Если к этому времени вы не урегулируете положение, мне придется дать министру юстиции указание возбудить дело в суде .
Лимен проводил Линдсея до двери. Профсоюзный деятель пожал протянутую ему руку, но снова промолчал, и Лимен сделал вид, что не заметил этого. Клифф был неплохим человеком, но и у него были свои трудности.
По внутреннему телефону Лимен вызвал Джирарда:
— Поль, передайте этим людям из Западной Виргинии, что на торжествах по случаю Дня цветов вместо меня будет присутствовать министр внутренних дел. Объясните им, что у меня срочное заседание Национального совета безопасности или что-нибудь другое.
— А в действительности, господин президент?
— Черт возьми! Мне нужно решить, как действовать дальше, а для этого я должен подумать — хотя бы в виде исключения.
Джирард усмехнулся и отвесил легкий поклон. Лимен не знал никого другого, чья улыбка была бы одновременно такой циничной и такой теплой.
— Понимаю, босс, — ответил он. — Время от времени это необходимо каждому из нас.
Джордан Лимен не сомневался, что был прав в разговоре с Линдсеем и что их беседа принесет положительные результаты, и все же чувствовал себя раздраженным и неудовлетворенным. «Я занял пост президента, — думал он, — в то время, когда Соединенные Штаты из-за грубейших ошибок в Иране растеряли почти весь свой престиж. Требовалось что-то предпринять, и я предпринял. Я начал переговоры о заключении договора по ядерному разоружению и успешно довел их до конца, что не удавалось ни одному президенту США. И чем же меня отблагодарили? Профсоюзы мной недовольны. Бизнесмены всегда относились ко мне враждебно, а теперь, когда отпала необходимость в производстве ядерных боевых частей и нужно заняться чем-то иным, прямо-таки взбешены. Ну а если верить опросу Гэллапа, публика, что бы она собой ни представляла, тоже недовольна».
Лимен не мог понять явно враждебного, казалось, отношения страны к договору. Ни он, ни члены его правительства не могли забыть чувства облегчения, охватившего не только всю страну, но и весь мир в день подписания договора. Какой-то фотограф снял советского премьер-министра при выходе из американского посольства в Вене после продолжавшегося всю ночь заседания. Небритые, утомленные заключительным этапом торга Лимен и русский, стоя на ступеньках крыльца, пожимали друг другу руки, а утреннее солнце заливало своими лучами эту сцену и обещало наступление нового дня. Фотография обошла все газеты мира. Люди смотрели на нее и чувствовали, что на них перестает давить это тяжкое бремя — вечный страх перед ядерной катастрофой.
Однако позже стали распространяться другие настроения. Только теперь Лимен начал понимать, как чувствовал себя Вильсон после Версаля. Сколько ни объясняй с трибуны и в частном порядке, что в соглашении тщательно оговорены твердые гарантии, все равно находились люди, будоражившие общественное мнение криками об «умиротворении» и «продажности». Прения в сенате в связи с ратификацией договора открыли перед каждым сенатором из числа «бешеных» неограниченную возможность для демагогии. Люди забеспокоились, словно вместе с прекращением производства бомб Соединенные Штаты лишались источника существования.
Лимен сожалел о непостоянстве общественного мнения, что проявилось не далее чем сегодня утром, и по-прежнему верил, что в конце концов народ поймет его. Он часто задумывался над этим на протяжении всей своей карьеры — районный прокурор, сенатор штата, прокурор штата, губернатор штата, президент. Вопрос: на чем основана ваша уверенность, что избиратели разумно используют власть, которой они пользуются в США? Ответ: не знаю, но в конечном итоге так получалось всегда. Уже не одно десятилетие Лимен ломал себе голову над этой проблемой. В окнах его кабинета часто до глубокой ночи горел свет, — поудобнее устроившись в мягком кресле, он читал все, что было написано о деятельности американских правительств, начиная от писем Джефферсона и кончая отчетами о пресс-конференциях Эйзенхауэра. Он редко уходил по вечерам из кабинета, не захватив из книжного шкафа очередной том с печатными работами президентов.
Врожденная любознательность, заставлявшая Лимена с такой настойчивостью изучать эти проблемы, и приобретенные познания помогли ему выработать столь пригодившиеся сейчас уравновешенность и самообладание. Он мог выйти из себя, но никогда не принимал в таком состоянии ни одного важного решения. Приводя в отчаяние своих помощников, он долго взвешивал все «за» и «против», но, приняв решение, уже никогда от него не отступал. Лимен твердо придерживался этой тщательно продуманной линии и вместе с тем умел отдавать должное своим противникам — не из излишней скромности, а вследствие широты кругозора, хотя другие не всегда это понимали. Он, например, мог откровенно признать, что при определенных обстоятельствах генерал Скотт или министр финансов Кристофер Тодд, мозг его кабинета, были бы более уместны в роли президента. Но хотя в таких случаях Лимен и не добавлял вслух, что в сложившихся обстоятельствах он считает себя фигурой, более подходящей для президентского кресла, про себя-то он рассуждал именно так. И все же те, кто слышали его высказывания, иногда спрашивали себя, не страдает ли он отсутствием уверенности в своих силах. Лимен когда-то и сам размышлял над этим, но, если бы его спросили прямо, он ответил бы, что это не так. Однако никто не задавал ему таких вопросов — тем, кто общается с президентом Соединенных Штатов Америки, не пристало его расспрашивать, так что они оставляли вопрос при себе, как, очевидно, и широкая публика.
Безусловно, Лимен был более сложным человеком, чем могло показаться при беглом ознакомлении с его биографией, говорящей о непрерывных политических победах на всех выборах, где он выставлял свою кандидатуру, и об его непревзойденном мастерстве в закулисной политике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97