Невозмутимое до сих пор лицо Аканумы исказила гримаса разочарования. На высоком лбу вздулась вертикальная жила, и Эврих догадался, что первое предположение — о причастности ко всему происходящему Душегуба — отпадает. Значит, камера пыток ему не грозит, и это уже недурственно…
— Как попала к тебе эта безделушка, чужестранец? — сдавленным от досады голосом спросил настоятель храма.
По виду его нетрудно было понять, что победу праздновать рано, но Эврих ведь и не надеялся, что Аканума отпустит их, едва узрев Душегубов чингак.
— Птичка в клюве принесла.
Он хорошо представлял ход мыслей настоятеля, колеблющегося между желанием принести их с Тартунгом в жертву и попросту вышвырнуть из храма, дабы не провоцировать Амашу на ответные действия.
— Каким образом ты, чужестранец, — Просвещенный и Угодный голосом выделил последнее слово, — сподобился заслужить доверие Душегуба? И зачем пожаловал в храм Неизъяснимого? Чего тебе надобно от скромных служителей Мбо Мбелек?
— А ты брось меня в глотку своего Бога, тогда и получишь ответы на все интересующие вопросы. Либо от своего бессмертного покровителя, либо в дворцовых подвалах, — ядовито уточнил аррант. — Хотя заплечных дел мастера предпочитают сами задавать вопросы и вряд ли изменят своим привычкам даже ради тебя.
— Ты мне угрожаешь?
— Да нет, скорее размышляю вслух. Накатила со страху болтливость. Случается, знаешь ли. — Эврих напрягся и отправил настоятелю мысленный посыл: алая волна боли, хруст выходящих из суставов костей, зубовный скрежет и затопляющий душу ужас перед мощнорукими молодцами в замызганных кожаных фартуках.
— Люди поговаривают, ты не только лекарь, по и колдун. Сознайся, как тебе удалось охмурить Душегуба?
Что-то в неподвижном лице Аканумы дрогнуло и едва уловимо начало меняться. Ментальный посыл достиг его и подтолкнул мысли в нужном направлении. Страх уже начал свое разъедающее душу действие, и, ежели этот процесс слегка подтолкнуть…
— Зачем мне охмурять Амашу? Я просто поделился с ним кое-какими сведениями, собранными мною для моего трактата.
— Какими такими сведениями может располагать чужеземец? Вчерашний раб, жалкий лекаришка, бабник и выпивоха? — проскрежетал настоятель храма, сжимая кулаки и надвигаясь на арранта с таким видом, будто намерен собственными руками свернуть ему шею, вырвать язык, разодрать в клочья.
— Сведениями столь интересными и важными, что почтенный Амаша подарил мне за них снятый с собственной руки перстень. Тот самый, который тебе так приглянулся.
Аканума уставился на все еще зажатый в руке перстень с таким видом, будто это была готовая укусить его ядовитая гадина. Один из Безликих неслышно приблизился к нему и начал что-то почтительно нашептывать. «Ага! — мысленно потер руки Эврих. — Детинушка видел колечко на руке Душегуба и спешит сообщить об этом отцу настоятелю. Очень своевременно!»
Он ободряюще подмигнул изумленному до глубины души Тартунгу, начавшему наконец понимать, что господин его — тот самый еж, коего ударом кулака не прикончить, и подобрался, дабы отправить новый ментальный посыл. Серьезно повлиять на решение, зревшее в Аканумовои голове, он, понятное дело, не мог, но чуть-чуть подтолкнуть, качнуть в желаемую сторону был вполне в состоянии.
Эврих представил садящуюся на чашу чутких, используемых ювелирами весов бабочку и, стиснув зубы, отправил посыл: боль, страх, захлебывающиеся крики о помощи…
Обычно он применял Тилорнову науку для того, чтобы облегчать человеческие страдания, но в случае нужды готов был использовать ее и в качестве оружия. Пришельцу со звезд это пришлось бы не по душе, да и самому Эвриху не слишком-то нравилось, однако еще меньше его прельщала перспектива сгинуть вместе с Тартунгом в каменной глотке Мбо Мбелек.
А ну-ка еще раз! Боль. Страх. Скрежет зубовный. Крики пытаемых…
Лицо Аканумы начало плавиться, глаза беспокойно забегали, и он хрипло приказал Безликим:
— Отпустите их. Я хочу задать этому чужеземцу несколько вопросов наедине. И возьми ты свой проклятый перстень! — Он сунул его Эвриху с таким видом, будто тот жег ему руку.
«Дело сдвинулось с мертвой точки, дальше будет легче!» — подбодрил себя аррант, подумав, что рассказ о Зале Уст Божьих займет не последнее место в его описаниях достопримечательностей Города Тысячи Храмов.
* * *
— Теперь ты пожалуешься Амаше на Нгардмая? Или сам будешь убивать гада, из-за которого нас едва не принесли в жертву Неизъяснимому? — спросил Тартунг, когда они свернули с улицы Оракулов на улицу Мечников.
— Нгардмай тут вовсе ни при чем. Это проделки Мфано и его коллег. А Душегуб, да будет тебе известно, даже не подозревает, что у меня находится чингак одного из его доверенных людей, — устало сказал Эврих и в нескольких словах поведал разинувшему от удивления рот мальчишке о том, как попал к нему чингак Амаши.
— Вот это да! — Тартунг остановился посреди пустынной, залитой лунным светом улицы и уставился на арранта так, словно впервые увидел. — Так ты все врал этому Акануме? И если бы он нас в Уста Божьи отправил, никто бы ничего не узнал и на дыбу его не поволок?
— Ни в коем разе. Сгнили бы наши косточки на дне колодца, а Просвещенный и Угодный Неизъяснимому жил бы себе поживал, горя не зная, — подтвердил Эврих, высматривая, где бы выпить стаканчик пальмового вина. В глотке у него пересохло, ноги гудели и противно подрагивали, да и чему удивляться: денек выдался нелегкий, а во рту с утра маковой росинки не было.
— Ну ты даешь! Тихоня, тихоня, а такую штуку удрал, что только держись! Рассказать кому — не поверят!
Преисполнившийся восторга мальчишка скакал вокруг арранта веселым щенком, и не тревожили его, похоже, ни сломанные ребра, ни ошпаренный бок. «Зажило как на собаке, — с завистью подумал Эврих. — И все-то ему хиханьки да хаханьки. А Мфано-то с коллегами на этом не остановятся, и Амаша едва ли в покое оставит. Тут не прыгать от радости — слезы горькие лить впору. Особенно ежели учесть, что Газахлара я в Тор-Богазе здорово разочаровал и он, надобно думать, тоже не прочь меня со света сжить».
Он вспомнил выражение лица хозяина «Мраморного логова» в тот миг, когда Нжери сказала ему, что носит в своем чреве ребенка, и зябко передернул плечами. Окажись он на месте Газахлара, так и его бы, верно, одолевали весьма противоречивые чувства.
— А вот и «Душевная жаба»! Хорошее, говорят, местечко. Зайдем?
— Зайдем, — согласился аррант, чувствуя настоятельную потребность прополоскать горло и хотя бы немного посидеть в тишине и покое.
Поднеся к губам глиняную кружку с обколотыми краями, он убедился, что пальмовое вино здесь не хуже и не лучше, чем подают в других трактирах. Спасибо и на том.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110