Рука у садиста заныла в плече, он отшвырнул дубинку и сквозь зубы процедил:
– Воды!
Неподвижного Галафати облили из ведра. Вода, стекая с тела, стала розовой. Кох приподнял голову своей жертвы за волосы:
– Ты скажешь, наконец, где ваша главная явка?
Галафати молчал. Его разбитое лицо напоминало окровавленный кусок мяса. Но он не стонал, нет, он вдруг запел гимн Гарибальди.
Дрожащим хрипловатым голосом он пел, а сам поднимался, медленно поднимался с пола и наконец встал и гордо закинул голову, все продолжая петь.
– Замолчать! – орал Кох, а Галафати пел.
– Ты скажешь! Ты скажешь! – в исступлении закричал взбешенный истязатель и снова схватился за дубинку. Потом ударом кулака в спину он изо всей силы толкнул Галафати в соседнюю комнату и крикнул: – Вот как мы поступаем с теми, кто борется с армией фюрера!..
В слабом свете маленькой электрической лампочки Галафати увидел человека, подвешенного за подбородок на ржавый железный крюк, свисавший с потолка. На груди жертвы была вырезана пятиконечная звезда, лицо обезображено. Галафати узнал этого человека. То был Костанцо Эбат, подполковник артиллерии из партизанского отряда «Неаполь», действовавшего в Риме и в провинции Лацио.
Перед глазами поплыли нескончаемые красные круги… Галафати стоял, покачиваясь, легкая дрожь пробегала по телу. Собрав последние силы, он повернулся к Коху.
Кровавый плевок ударил в лицо палача.
Кох покачнулся, выдернул из кармана платок, вытер лицо. На белоснежной ткани осталось красное пятно. Смяв и отбросив платок, Кох потянулся за резиновой дубинкой…
Сколько хлопот причинил ему этот молчаливый упрямец Галафати! Сколько раз он, Пьетро Кох, униженно просил начальство продлить срок поисков неуловимого коммуниста. Иногда казалось, что ловушка захлопнулась, в густо расставленные сети попадали многие патриоты, но Галафати, целый и невредимый, оказывался на свободе.
И вот, наконец, удача! Пьетро Кох был просто счастлив: Мария Баканти поверила ему и дала адрес Галафати – того, кого он так долго и тщетно искал, из-за кого рисковал своей карьерой. Кох безмерно радовался своей удаче…
Но палач ошибся. Галафати – этот с виду простой и хилый итальянец – оказался железным. Он не произнес ни слова, даже ни разу не взглянул на Коха, а брезгливо отворачивался или просто закрывал глаза…
Кох был старым агентом итальянской разведки. Немец по отцу и итальянец по матери, он еще до нападения фашистской Германии на Советский Союз был послан в Берлин для прохождения особого инструктажа. Был принят там, как свой человек. В гестапо разъяснили, чего от него ждут и чем ему предстоит заниматься, когда Италия начнет войну с Россией. За заслуги перед немецким фашизмом Кох был награжден золотым значком почетного члена нацистской партии и «Железным крестом» 1-й степени. Возвратился он из Берлина в Рим, отрастив из подобострастия усики «а ля Гитлер».
Теперь этот вполне законченный фашист еще больше выслуживался перед немцами. По ночам уже снился ему «Рыцарский крест»…
– Я все равно вырву у него сведения! – заверял он свое начальство. Когда подпольщики, работавшие в тюрьме, по просьбе Бессонного попытались передать дело Галафати к подставному гауптштурмфюреру СС, Кох понял, что это может помешать его карьере, и заартачился.
– Я знаю, – твердил он, – что Галафати держит ключ ко многим тайнам. И может выдать даже тех, кого мы и не подозреваем.
И он зло посмотрел на гауптштурмфюрера СС. Тот не моргнул глазом. А в голове пронеслось: «Неужели этот удав о чем-то догадался?».
– Ну, что ж, – непринужденно произнес чех, – желаю удачи…
Так сорвалась попытка вырвать отважного патриота из рук фашистского садиста…
Однажды ночью Кубышкин и Остапенко проснулись от страшных стонов и криков.
– Что там творится? – спросил Николай и тут же, подскочив к окну, подставил свои плечи. – Лезь…
Алексей дотянулся до окошка. Из него был виден краешек тюремной площади. Заключенные, голые по пояс, с просвирками в руках стояли в два ряда. Офицеры СС, расхаживая между ними, тыкали в каждого концами своих стеков. Откуда-то, чтобы заглушить крики, неслась органная музыка.
– Галафати! – крикнул Алексей, увидев в толпе своего друга.
Галафати поднял голову. Едва ли он увидел Алексея. Скорее всего нет. Может быть, просто догадался… Во всяком случае он крикнул:
– Прощай, друг! Нас ведут на расстрел. Прощай!..
Потом он шепнул что-то стоящему рядом с ним заключенному, тот встрепенулся и тоже закричал:
– Я – русский! Прощайте! Привет Родине!..
Но тут появились эсэсовцы, прикладами начали избивать их, погнали к выходу.
Алексей опустился на пол.
– Коля, это конец… Сейчас придут и за нами.
Друзья переглянулись. И сразу же за дверью послышались гулкие шаги. Заскрипел замок, дверь широко распахнулась. На пороге стоял тот тюремщик, который водил Алексея к чеху.
– Быстрее в другую камеру! – негромко и торопливо приказал он.
Алексей и Николай, ничего не понимая, бросились в коридор.
– Повели руссо! – пронеслось по камерам.
Их провожали взглядами все, кто остался в камерах. Заключенные поднимали над головой крепко стиснутые руки в знак солидарности и сочувствия.
Оставшиеся в тюрьме итальянские патриоты решили, что русских также повели на расстрел…
Но тюремщик, для вида подгоняя их тумаками, перевел друзей в подвал тюрьмы, запер в совершенно глухой камере в самом дальнем углу тюремного корпуса.
– Молчать, – только и сказал он на прощанье.
А через полчаса запыхавшийся Пьетро Кох бежал по коридору…
– Где русские? – спросил он, хватая тюремщика за шиворот.
– Они… они были вот в этой камере…
– Открывай! – зло прохрипел Кох…
Тюремщик никак не мог попасть ключом в скважину.
– Скорее! – Кох распахнул дверь.
Камера была пуста.
– Где они?
– Не знаю, – тюремщик беспомощно развел руками. – Но, синьор, я помню, как утром приезжали сотрудники службы безопасности. Наверное, увезли их на Виа Тассо…
– Проклятье! Но ничего… Там настигнет их смерть…
Крики в тюрьме постепенно затихли…
– Неужели мы спасены? – спросил шепотом Николай.
Алексей ничего не ответил. Обхватив голову руками, он повалился на пол и заплакал.
«Прощай, Галафати! Прощай и ты, наш русский товарищ. Жаль, что мы не знаем твоего имени»…
В тюрьме наступила зловещая тишина…
А в это время в Ардеатинских пещерах гремели выстрелы…
Так погибли коммунист Галафати, неизвестный русский солдат, с которым Алексей так и не успел поговорить, генерал авиации Сабато Мартелли Кастальди, дивизионный генерал Симоне Симони…
Они умерли, как герои, умерли как и жили, не склонив головы.
В камере Грамши
Страшная ночь миновала. Вновь тягуче и жутко текли тюремные дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Воды!
Неподвижного Галафати облили из ведра. Вода, стекая с тела, стала розовой. Кох приподнял голову своей жертвы за волосы:
– Ты скажешь, наконец, где ваша главная явка?
Галафати молчал. Его разбитое лицо напоминало окровавленный кусок мяса. Но он не стонал, нет, он вдруг запел гимн Гарибальди.
Дрожащим хрипловатым голосом он пел, а сам поднимался, медленно поднимался с пола и наконец встал и гордо закинул голову, все продолжая петь.
– Замолчать! – орал Кох, а Галафати пел.
– Ты скажешь! Ты скажешь! – в исступлении закричал взбешенный истязатель и снова схватился за дубинку. Потом ударом кулака в спину он изо всей силы толкнул Галафати в соседнюю комнату и крикнул: – Вот как мы поступаем с теми, кто борется с армией фюрера!..
В слабом свете маленькой электрической лампочки Галафати увидел человека, подвешенного за подбородок на ржавый железный крюк, свисавший с потолка. На груди жертвы была вырезана пятиконечная звезда, лицо обезображено. Галафати узнал этого человека. То был Костанцо Эбат, подполковник артиллерии из партизанского отряда «Неаполь», действовавшего в Риме и в провинции Лацио.
Перед глазами поплыли нескончаемые красные круги… Галафати стоял, покачиваясь, легкая дрожь пробегала по телу. Собрав последние силы, он повернулся к Коху.
Кровавый плевок ударил в лицо палача.
Кох покачнулся, выдернул из кармана платок, вытер лицо. На белоснежной ткани осталось красное пятно. Смяв и отбросив платок, Кох потянулся за резиновой дубинкой…
Сколько хлопот причинил ему этот молчаливый упрямец Галафати! Сколько раз он, Пьетро Кох, униженно просил начальство продлить срок поисков неуловимого коммуниста. Иногда казалось, что ловушка захлопнулась, в густо расставленные сети попадали многие патриоты, но Галафати, целый и невредимый, оказывался на свободе.
И вот, наконец, удача! Пьетро Кох был просто счастлив: Мария Баканти поверила ему и дала адрес Галафати – того, кого он так долго и тщетно искал, из-за кого рисковал своей карьерой. Кох безмерно радовался своей удаче…
Но палач ошибся. Галафати – этот с виду простой и хилый итальянец – оказался железным. Он не произнес ни слова, даже ни разу не взглянул на Коха, а брезгливо отворачивался или просто закрывал глаза…
Кох был старым агентом итальянской разведки. Немец по отцу и итальянец по матери, он еще до нападения фашистской Германии на Советский Союз был послан в Берлин для прохождения особого инструктажа. Был принят там, как свой человек. В гестапо разъяснили, чего от него ждут и чем ему предстоит заниматься, когда Италия начнет войну с Россией. За заслуги перед немецким фашизмом Кох был награжден золотым значком почетного члена нацистской партии и «Железным крестом» 1-й степени. Возвратился он из Берлина в Рим, отрастив из подобострастия усики «а ля Гитлер».
Теперь этот вполне законченный фашист еще больше выслуживался перед немцами. По ночам уже снился ему «Рыцарский крест»…
– Я все равно вырву у него сведения! – заверял он свое начальство. Когда подпольщики, работавшие в тюрьме, по просьбе Бессонного попытались передать дело Галафати к подставному гауптштурмфюреру СС, Кох понял, что это может помешать его карьере, и заартачился.
– Я знаю, – твердил он, – что Галафати держит ключ ко многим тайнам. И может выдать даже тех, кого мы и не подозреваем.
И он зло посмотрел на гауптштурмфюрера СС. Тот не моргнул глазом. А в голове пронеслось: «Неужели этот удав о чем-то догадался?».
– Ну, что ж, – непринужденно произнес чех, – желаю удачи…
Так сорвалась попытка вырвать отважного патриота из рук фашистского садиста…
Однажды ночью Кубышкин и Остапенко проснулись от страшных стонов и криков.
– Что там творится? – спросил Николай и тут же, подскочив к окну, подставил свои плечи. – Лезь…
Алексей дотянулся до окошка. Из него был виден краешек тюремной площади. Заключенные, голые по пояс, с просвирками в руках стояли в два ряда. Офицеры СС, расхаживая между ними, тыкали в каждого концами своих стеков. Откуда-то, чтобы заглушить крики, неслась органная музыка.
– Галафати! – крикнул Алексей, увидев в толпе своего друга.
Галафати поднял голову. Едва ли он увидел Алексея. Скорее всего нет. Может быть, просто догадался… Во всяком случае он крикнул:
– Прощай, друг! Нас ведут на расстрел. Прощай!..
Потом он шепнул что-то стоящему рядом с ним заключенному, тот встрепенулся и тоже закричал:
– Я – русский! Прощайте! Привет Родине!..
Но тут появились эсэсовцы, прикладами начали избивать их, погнали к выходу.
Алексей опустился на пол.
– Коля, это конец… Сейчас придут и за нами.
Друзья переглянулись. И сразу же за дверью послышались гулкие шаги. Заскрипел замок, дверь широко распахнулась. На пороге стоял тот тюремщик, который водил Алексея к чеху.
– Быстрее в другую камеру! – негромко и торопливо приказал он.
Алексей и Николай, ничего не понимая, бросились в коридор.
– Повели руссо! – пронеслось по камерам.
Их провожали взглядами все, кто остался в камерах. Заключенные поднимали над головой крепко стиснутые руки в знак солидарности и сочувствия.
Оставшиеся в тюрьме итальянские патриоты решили, что русских также повели на расстрел…
Но тюремщик, для вида подгоняя их тумаками, перевел друзей в подвал тюрьмы, запер в совершенно глухой камере в самом дальнем углу тюремного корпуса.
– Молчать, – только и сказал он на прощанье.
А через полчаса запыхавшийся Пьетро Кох бежал по коридору…
– Где русские? – спросил он, хватая тюремщика за шиворот.
– Они… они были вот в этой камере…
– Открывай! – зло прохрипел Кох…
Тюремщик никак не мог попасть ключом в скважину.
– Скорее! – Кох распахнул дверь.
Камера была пуста.
– Где они?
– Не знаю, – тюремщик беспомощно развел руками. – Но, синьор, я помню, как утром приезжали сотрудники службы безопасности. Наверное, увезли их на Виа Тассо…
– Проклятье! Но ничего… Там настигнет их смерть…
Крики в тюрьме постепенно затихли…
– Неужели мы спасены? – спросил шепотом Николай.
Алексей ничего не ответил. Обхватив голову руками, он повалился на пол и заплакал.
«Прощай, Галафати! Прощай и ты, наш русский товарищ. Жаль, что мы не знаем твоего имени»…
В тюрьме наступила зловещая тишина…
А в это время в Ардеатинских пещерах гремели выстрелы…
Так погибли коммунист Галафати, неизвестный русский солдат, с которым Алексей так и не успел поговорить, генерал авиации Сабато Мартелли Кастальди, дивизионный генерал Симоне Симони…
Они умерли, как герои, умерли как и жили, не склонив головы.
В камере Грамши
Страшная ночь миновала. Вновь тягуче и жутко текли тюремные дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45