— А, вы не понимаете? Но я могу сказать и так, что вы поймёте… Сейчас вы узнаете, сейчас. Диксионер, сестрёнка? — Николь с готовностью схватила словарь, наши руки неловко столкнулись, и словарь выпал, завалившись под стол. Я нырнул за ним, судорожно листал страницы, стоя на коленях, потому что у меня уже не оставалось времени. Боже, сколько слов придумали люди, чтобы оградить себя от правды. А мне необходимо одно-единственное слово, только оно и существует на свете: предчувствие, не то, предсказание, предикат, предбанник, не то, не то, кто же мог знать, что мне придётся учить такие слова, вот оно — предать!
Но в словаре уже не стало нужды. Дверь распахнулась, в комнату вошёл Антуан, из-за его спины выглядывало любопытствующее лицо Ивана. Я так увлёкся, что даже не слышал, как подъехала машина. Тем лучше — сейчас при них скажу.
Антуан с удивлением поздоровался с Жермен. Та несколько смутилась, но всё же попыталась ответить с достоинством. Николь сделала реверанс.
Иван уставился на меня:
— Что ты делаешь под столом?
— Ищу справедливость, Иван, — отвечал я сконфуженно. — Но её не оказалось и там. Это Николь, познакомьтесь.
Николь улыбнулась и снова сделала кокетливый реверанс перед Иваном.
— Привёз к себе свою бельгийскую невесту? — неуклюже пошутил Иван.
— На большее твоя фантазия не способна? Сейчас все узнаешь. Читай! — я протянул ему карточку.
Но Иван и бровью не повёл.
— Слышал от Антуана, — бросил он, — это надо ещё проверять.
Антуан уже безмятежно разговаривал с женщинами, изредка бросая на меня пытливые взгляды.
— Внимание. Атансьон, — выкликнул я устало. — Кончайте разводить китайские церемонии, мы не на королевском приёме. У нас есть дела поважнее. Иван, сейчас же скажи Николь, что её мать предала нашего отца и виновна в его смерти.
— Почему ты говоришь «нашего отца»? — удивился Иван. — Я не могу так переводить.
— Да разве в этом дело? — я лишь рукой потерянно махнул. — Неужто ты не понимаешь: предала, предала. Вот она перед тобой сидит.
— Ты говоришь серьёзные слова, — настаивал Иван. — Я хочу переводить точно. Так я только помешаю своей родине.
Николь смотрела на меня с тревогой и надеждой, пытаясь понять наш разговор. Я нагнулся, поднял словарь, который так и остался лежать раскрытым, и захлопнул его.
— Ну разумеется, Иван, — только и сказал я. — Не бойся! Моя родина выдержит, когда узнает, что Николь мне сестра. Ля соёр. Или тебе по-китайски сказать, чтобы ты понял?
— Николь ля соёр, — подтвердила Николь.
— Сейчас я проверю, — Иван невозмутимо отвернулся от меня и перешёл на французский.
Разговором правил Антуан: удерживал порывающегося Ивана, терпеливо втолковывал, обращаясь к Жермен, мягко улыбался Николь. Мне он сделал выразительный жест, призывая к терпению. Жермен, конечно, темнила. Антуан внимательно слушал. Николь не верила матери и порывалась вмешаться. Даже Сюзанна, расставив посуду, молвила слово, пытаясь убедить Жермен. Иван сокрушённо качал головой.
А Жермен все отрицала.
— Кончай, Иван, — перебил я, не выдержав. — Брат, сестра — сейчас это дело десятое. Ты лучше записку прочти: пусть она узнает, кто она есть. Только ты Николь это скажи, а я на них посмотрю, на обеих.
— Я не могу так для тебя переводить, — настаивал Иван.
— Ты на кого работаешь? — я изумился. — На них или на свою родину ты работаешь? Здесь же чёрным по белому написано…
Жермен замолчала и слушала наш разговор.
— Ты не знаешь ихних законов, — ответил Иван. — Если ты скажешь, и это будет неправда, Жермен будет писать на тебя в суд. Она сделает тебе сатисфаксьон и спрячет тебя в тюрьму.
Я невесело усмехнулся:
— Хорошие перспективочки ты мне сулишь, о Иван, закованный в капиталистические цепи. То сватаешь меня хозяином бистро, то в тюрьму запрятать грозишь. Давай, Иван, трудись. А то, что отец здесь написал, тебе плевать, это же не твой отец.
— А как попала визитная карта к Альфреду, ты знаешь?
— Спроси что-нибудь полегче. Альфред сам и взял её у отца, когда тот был убит.
— Напрасно ты так рассуждаешь, — желчно произнёс Иван. — А где та карта лежала?
— Один-ноль в твою пользу, Иван, — льстиво признался я. — Гордись, Шульга. Нашёл конверт на полу кабины? Ты крупный следопыт. — Николь подошла ко мне и стала за спиной. Я облегчённо взял её руку. — Не тревожься за меня, сестрёнка, кажется, мы обойдёмся без сатисфакции.
— Пожалуйста, мы от тебя ничего не скрываем, — с торжеством продолжал Иван. — Конверт нашёл Антуан. Он не будет его прятать от тебя.
— Остаётся взглянуть на штемпель. Значит, ты считаешь…
— Я с вами не ездил, — уязвленно перебил Иван. — Это Антуан так считает. А я с ним лишь говорил, когда мы сюда ехали.
Антуан достал из пиджака конверт. Штемпель в самом деле поблек от времени, но разобрать его все же можно было. Я вгляделся: 15 марта 1947 года. В какой же шкатулке почти два года беспросветно таилась отцовская записка? И как стремительно она выскочила на свет — через два дня после смерти Альфреда.
Подходящую загадку задал мне Антуан.
— Что это за конверт? — спросила Николь, насторожённо отступая от меня. — Ты что-то скрываешь от меня? Я должна знать.
— Сейчас Антуан тебе все объяснит. Слушай его, Николетт.
Жермен уже не хорохорилась и сидела притихнув. Она поняла: происходит нечто серьёзное, и она имеет к этому прямое отношение.
Антуан начал. Иван великодушно переводил на своём языке:
— Эту карту писал Борис, но попала она в чужой адрес. Помнишь, Антуан говорил на мосту, что у Бориса все карманы были вывернуты. Значит, кто-то обшарил Бориса, когда тот был уже мёртвый. Антуан не думает, что это был Альфред, карточка два года лежала в чужих руках. Но вот Альфреда не стало, и через два дня послали карточку на его убитое имя. Конверт был послан из Ла-Роша, тут и штемпель отеля есть. Кто же послал этот конверт? Тот, кто шарил отца, владел карточкой и убил Альфреда. Это был один и тот же человек. Он думал, что власти или друзья Альфреда начнут искать автора этой пули, и потому хотел сделать так, чтобы не быть на следу у искателей.
— Замести следы он должен был, это верно, — машинально поправил я. — О вывернутых карманах я и сам думал.
— Кроме того, Антуан говорит, что в синей тетради написано, кто стрелял в Альфреда первый раз, когда он ездил к Матье Ру.
— Ещё бы. Синяя тетрадь молчать не будет, — я воодушевился. — Кто же это? Я же не мог без вас прочитать тетради…
— Надо мне самому почитать, — объявил Иван. — Пока Антуан видел там только буквы, как это сказать?
— Инициалы.
— Да, те самые твои инициалы, которые ты нашёл на ноже и на дереве: «М» и «R». А потом тот человек их переменил. Но Антуан думает, может, Альфред написал хотя бы его имя.
— Значит, тетрадь зашифрована?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Но в словаре уже не стало нужды. Дверь распахнулась, в комнату вошёл Антуан, из-за его спины выглядывало любопытствующее лицо Ивана. Я так увлёкся, что даже не слышал, как подъехала машина. Тем лучше — сейчас при них скажу.
Антуан с удивлением поздоровался с Жермен. Та несколько смутилась, но всё же попыталась ответить с достоинством. Николь сделала реверанс.
Иван уставился на меня:
— Что ты делаешь под столом?
— Ищу справедливость, Иван, — отвечал я сконфуженно. — Но её не оказалось и там. Это Николь, познакомьтесь.
Николь улыбнулась и снова сделала кокетливый реверанс перед Иваном.
— Привёз к себе свою бельгийскую невесту? — неуклюже пошутил Иван.
— На большее твоя фантазия не способна? Сейчас все узнаешь. Читай! — я протянул ему карточку.
Но Иван и бровью не повёл.
— Слышал от Антуана, — бросил он, — это надо ещё проверять.
Антуан уже безмятежно разговаривал с женщинами, изредка бросая на меня пытливые взгляды.
— Внимание. Атансьон, — выкликнул я устало. — Кончайте разводить китайские церемонии, мы не на королевском приёме. У нас есть дела поважнее. Иван, сейчас же скажи Николь, что её мать предала нашего отца и виновна в его смерти.
— Почему ты говоришь «нашего отца»? — удивился Иван. — Я не могу так переводить.
— Да разве в этом дело? — я лишь рукой потерянно махнул. — Неужто ты не понимаешь: предала, предала. Вот она перед тобой сидит.
— Ты говоришь серьёзные слова, — настаивал Иван. — Я хочу переводить точно. Так я только помешаю своей родине.
Николь смотрела на меня с тревогой и надеждой, пытаясь понять наш разговор. Я нагнулся, поднял словарь, который так и остался лежать раскрытым, и захлопнул его.
— Ну разумеется, Иван, — только и сказал я. — Не бойся! Моя родина выдержит, когда узнает, что Николь мне сестра. Ля соёр. Или тебе по-китайски сказать, чтобы ты понял?
— Николь ля соёр, — подтвердила Николь.
— Сейчас я проверю, — Иван невозмутимо отвернулся от меня и перешёл на французский.
Разговором правил Антуан: удерживал порывающегося Ивана, терпеливо втолковывал, обращаясь к Жермен, мягко улыбался Николь. Мне он сделал выразительный жест, призывая к терпению. Жермен, конечно, темнила. Антуан внимательно слушал. Николь не верила матери и порывалась вмешаться. Даже Сюзанна, расставив посуду, молвила слово, пытаясь убедить Жермен. Иван сокрушённо качал головой.
А Жермен все отрицала.
— Кончай, Иван, — перебил я, не выдержав. — Брат, сестра — сейчас это дело десятое. Ты лучше записку прочти: пусть она узнает, кто она есть. Только ты Николь это скажи, а я на них посмотрю, на обеих.
— Я не могу так для тебя переводить, — настаивал Иван.
— Ты на кого работаешь? — я изумился. — На них или на свою родину ты работаешь? Здесь же чёрным по белому написано…
Жермен замолчала и слушала наш разговор.
— Ты не знаешь ихних законов, — ответил Иван. — Если ты скажешь, и это будет неправда, Жермен будет писать на тебя в суд. Она сделает тебе сатисфаксьон и спрячет тебя в тюрьму.
Я невесело усмехнулся:
— Хорошие перспективочки ты мне сулишь, о Иван, закованный в капиталистические цепи. То сватаешь меня хозяином бистро, то в тюрьму запрятать грозишь. Давай, Иван, трудись. А то, что отец здесь написал, тебе плевать, это же не твой отец.
— А как попала визитная карта к Альфреду, ты знаешь?
— Спроси что-нибудь полегче. Альфред сам и взял её у отца, когда тот был убит.
— Напрасно ты так рассуждаешь, — желчно произнёс Иван. — А где та карта лежала?
— Один-ноль в твою пользу, Иван, — льстиво признался я. — Гордись, Шульга. Нашёл конверт на полу кабины? Ты крупный следопыт. — Николь подошла ко мне и стала за спиной. Я облегчённо взял её руку. — Не тревожься за меня, сестрёнка, кажется, мы обойдёмся без сатисфакции.
— Пожалуйста, мы от тебя ничего не скрываем, — с торжеством продолжал Иван. — Конверт нашёл Антуан. Он не будет его прятать от тебя.
— Остаётся взглянуть на штемпель. Значит, ты считаешь…
— Я с вами не ездил, — уязвленно перебил Иван. — Это Антуан так считает. А я с ним лишь говорил, когда мы сюда ехали.
Антуан достал из пиджака конверт. Штемпель в самом деле поблек от времени, но разобрать его все же можно было. Я вгляделся: 15 марта 1947 года. В какой же шкатулке почти два года беспросветно таилась отцовская записка? И как стремительно она выскочила на свет — через два дня после смерти Альфреда.
Подходящую загадку задал мне Антуан.
— Что это за конверт? — спросила Николь, насторожённо отступая от меня. — Ты что-то скрываешь от меня? Я должна знать.
— Сейчас Антуан тебе все объяснит. Слушай его, Николетт.
Жермен уже не хорохорилась и сидела притихнув. Она поняла: происходит нечто серьёзное, и она имеет к этому прямое отношение.
Антуан начал. Иван великодушно переводил на своём языке:
— Эту карту писал Борис, но попала она в чужой адрес. Помнишь, Антуан говорил на мосту, что у Бориса все карманы были вывернуты. Значит, кто-то обшарил Бориса, когда тот был уже мёртвый. Антуан не думает, что это был Альфред, карточка два года лежала в чужих руках. Но вот Альфреда не стало, и через два дня послали карточку на его убитое имя. Конверт был послан из Ла-Роша, тут и штемпель отеля есть. Кто же послал этот конверт? Тот, кто шарил отца, владел карточкой и убил Альфреда. Это был один и тот же человек. Он думал, что власти или друзья Альфреда начнут искать автора этой пули, и потому хотел сделать так, чтобы не быть на следу у искателей.
— Замести следы он должен был, это верно, — машинально поправил я. — О вывернутых карманах я и сам думал.
— Кроме того, Антуан говорит, что в синей тетради написано, кто стрелял в Альфреда первый раз, когда он ездил к Матье Ру.
— Ещё бы. Синяя тетрадь молчать не будет, — я воодушевился. — Кто же это? Я же не мог без вас прочитать тетради…
— Надо мне самому почитать, — объявил Иван. — Пока Антуан видел там только буквы, как это сказать?
— Инициалы.
— Да, те самые твои инициалы, которые ты нашёл на ноже и на дереве: «М» и «R». А потом тот человек их переменил. Но Антуан думает, может, Альфред написал хотя бы его имя.
— Значит, тетрадь зашифрована?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90