Он поправил на голове шапку и почти бегом направился к университету.
В университете было шумно. Гремел оркестр, раздавались песни, смех. Пестрая толпа заполнила все аудитории и коридоры. Кто был в маскарадных костюмах, кто в гимнастерках, кто в неуклюжих ватных штанах, но все с одинаковым упоением веселились, как умели. Черенка закружила, завертела, захлестнула толпа. Озираясь вокруг, он подумал: «Как же в такой каше я разыщу Галину?»
Вокруг было много девушек в масках и без масок, низких и высоких, полных и худощавых, светлых и темных.
– Девочки, спасите! Слепну!.. Скорее очки со светофильтрами, – закричали рядом.
Черенок оглянулся: группа озорных масок, держась за руки, смотрела на него и дружно хохотала. Он понял причину их шуток. Ордена, занимающие всю его грудь, сверкали под множеством ламп.
– Вы кого-то потеряли? Правда? Признайтесь… Скажите нам, кто она, может быть, мы вам поможем, – спрашивали его маски.
Черенок улыбнулся.
– Милые девушки, если только вы ее найдете, я подарю вам полный лоток мороженого!.. – сказал он, заметив продавщицу мороженого.
Маски захлопали в ладоши, а одна из них, та, что была в бархатном костюме принцессы, воскликнула:
– О-о! Да вы, оказывается, Монте-Кристо?
– Покажите нам раньше свой клад…
– Где зарыт ваш клад? – тормошили его со всех сторон.
Смущенный Черенок не успел ответить. Музыка прекратилась, и все танцующие повалили в конференц-зал.
В наступившей тишине раздался первый удар кремлевских курантов, и в зале прозвучал взволнованный голос ректора:
– Друзья мои! Молодые товарищи! Тысяча девятьсот сорок четвертый год ушел в глубь веков. С новым, тысяча девятьсот сорок пятым годом!..
Десять минут спустя веселье вспыхнуло с новой силой. В аудиториях, в коридорах, во всех углах, где только можно было повернуться, везде, даже на лестницах, танцевали. У буфетов толчея: вода с сиропом, конфеты, мандарины – все нарасхват. В сутолоке Черенок потерял своих принцесс и коломбин, обещавших ему разыскать Галину. Он стоял спиной к перилам и курил. Его охватило то особенное чувство обретенного покоя, которое приходит к людям, попадающим из напряженной фронтовой обстановки в мирные условия жизни. Напротив, у окна, он заметил молодого человека в военной форме без знаков различия, с палкой в руке.
«На протезе. Отвоевавшийся фронтовик», – решил про себя Черенок и подошел к нему.
Через минуту они вместе пробирались по коридору.
– Филологи, эти всегда скопом, вместе. Их аудитория в середине, – пояснял по пути студент на протезе.
У одной из дверей он остановился.
– Вот здесь. Заходите, – показал он летчику. Из открытой двери неслись звуки вальса.
Сердце Черенка взволнованно забилось. Рука. машинально провела по волосам. Он нетерпеливо шагнул в аудиторию. Там, в глубине комнаты возле рояля собралась группа студентов. Девушка в голубом с цветами платье, стоя спиной к нему, листала ноты. Это была Галина. По одним движениям рук Черенок узнал ее и почти бегом бросился к ней.
– Галя!
Музыка оборвалась. Все повернули головы в сторону этого молодого, чем-то очень возбужденного военного.
Одна Галинка не шелохнулась, точно окаменела, услышав его голос. Только побледневшие тонкие пальцы впились в крышку рояля. Шея под крупными темными завитками волос порозовела Галина вздрогнула, порывисто повернулась к нему лицом. Листы нот, задетые ею, посыпались на пол.
– Ты?!
Все время она жила томительной надеждой на встречу. Но теперь, когда минута эта наступила, она испугалась, будто случилось что-то неожиданное – негаданное. Она воображала его себе таким, каким он был в последний день расставания – грустным, бледным, немного болезненным. А сейчас?
Загорелое обветренное лицо, блестящие, с восторгом устремленные на нее глаза, во всю грудь ордена. Он словно вырос, возмужал и похудел, прямо не узнать! Но это был он, Василек, живой, с его привычным шрамом на лбу, широкими плечами, черными, откинутыми назад волосами.
– Ты?! – повторила она почти неслышно, увидела его руки, протянутые к ней, прильнула к его груди, прижалась мокрой щекой к жесткой гимнастерке. – Я столько ждала тебя… – сказала она прерывающимся голосом, в котором зазвучали новые, не знакомые Черенку нотки.
– Ждала? – облегченно вздохнул Черенок и взволнованно прошептал: – Я люблю тебя…
Он взял ее голову ладонями, молча посмотрел в налитые счастливыми слезами глаза и вдруг почувствовал, что все тревоги и сомнения, мучившие его вдали от нее, мигом исчезли, будто никогда их и не было.
Студенты, с которыми он застал Галину в этой комнате, неслышно удалились. Первые минуты напряжения и неловкости сменились взволнованным оживлением.
Галина прикрыла распахнутую дверь, села. Черенок неотрывно следил за каждым ее жестом, словом, взглядом. Он знал: потом, там, он долгие месяцы будет повторять их в памяти.
– Я тогда писала тебе… Помнишь? Я не так писала… Я к тебе хотела сбежать. Из дому. От всех. Я тогда ни о чем не думала… Только хотела видеть тебя, быть с тобой, рядом, – говорила она дрожащим голосом.
Ее несвязный, но непосредственный рассказ о том, о чем она никогда не писала ему, перемешивался подробностями о себе, своей жизни, учебе, о своей любви, про которую не смогла б рассказать ни матери, ни самой близкой подруге.
Василий слушал Галину, глубоко тронутый ее откровенностью, верил ей и был ей благодарен.
Так же торопливо и беспорядочно он рассказал Галине, как встретился в Орле с ее земляками, как принимал от них в подарок самолет, говорил о своих друзьях, о своей тоске по ней и о том, как светлело на душе, когда приходила от нее весточка. Тогда он чувствовал себя сильнее. Хотелось летать и летать без конца, драться с каким угодно врагом!
Кто-то улыбающийся заглянул в дверь.
– Пойдем… – шепнула Галина лётчику.
Черенок подхватил ее под руку и почти бегом увлек к выходу. Одевшись, они вышли на улицу и остановились перед наметенным сугробом. Черенок взял девушку на руки, перешагнул через сугроб и осторожно опустил на садовую скамейку.
– Говорят, счастья не дождешься… Неправда. Вот оно и пришло, с новым годом вместе, – радостно говорила Галина.
Черенок целовал ее в разрумянившиеся щеки, губы, глаза. А в холодном безоблачном небе сияла голубая луна.
* * *
Все последующие дни в Москве Черенок провел как во сне. Ни на минуту не покидало его предчувствие чего-то большого, такого незабываемого, что останется в сердце на всю жизнь. В наградном отделе назначили день, когда он должен будет явиться в Кремль получать награду. Все вечера он неизменно проводил с Галиной. Их можно было встретить и в Большом театре, и в концертном зале имени Чайковского, и во МХАТе. Они вместе написали Александре Петровне и Сергею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
В университете было шумно. Гремел оркестр, раздавались песни, смех. Пестрая толпа заполнила все аудитории и коридоры. Кто был в маскарадных костюмах, кто в гимнастерках, кто в неуклюжих ватных штанах, но все с одинаковым упоением веселились, как умели. Черенка закружила, завертела, захлестнула толпа. Озираясь вокруг, он подумал: «Как же в такой каше я разыщу Галину?»
Вокруг было много девушек в масках и без масок, низких и высоких, полных и худощавых, светлых и темных.
– Девочки, спасите! Слепну!.. Скорее очки со светофильтрами, – закричали рядом.
Черенок оглянулся: группа озорных масок, держась за руки, смотрела на него и дружно хохотала. Он понял причину их шуток. Ордена, занимающие всю его грудь, сверкали под множеством ламп.
– Вы кого-то потеряли? Правда? Признайтесь… Скажите нам, кто она, может быть, мы вам поможем, – спрашивали его маски.
Черенок улыбнулся.
– Милые девушки, если только вы ее найдете, я подарю вам полный лоток мороженого!.. – сказал он, заметив продавщицу мороженого.
Маски захлопали в ладоши, а одна из них, та, что была в бархатном костюме принцессы, воскликнула:
– О-о! Да вы, оказывается, Монте-Кристо?
– Покажите нам раньше свой клад…
– Где зарыт ваш клад? – тормошили его со всех сторон.
Смущенный Черенок не успел ответить. Музыка прекратилась, и все танцующие повалили в конференц-зал.
В наступившей тишине раздался первый удар кремлевских курантов, и в зале прозвучал взволнованный голос ректора:
– Друзья мои! Молодые товарищи! Тысяча девятьсот сорок четвертый год ушел в глубь веков. С новым, тысяча девятьсот сорок пятым годом!..
Десять минут спустя веселье вспыхнуло с новой силой. В аудиториях, в коридорах, во всех углах, где только можно было повернуться, везде, даже на лестницах, танцевали. У буфетов толчея: вода с сиропом, конфеты, мандарины – все нарасхват. В сутолоке Черенок потерял своих принцесс и коломбин, обещавших ему разыскать Галину. Он стоял спиной к перилам и курил. Его охватило то особенное чувство обретенного покоя, которое приходит к людям, попадающим из напряженной фронтовой обстановки в мирные условия жизни. Напротив, у окна, он заметил молодого человека в военной форме без знаков различия, с палкой в руке.
«На протезе. Отвоевавшийся фронтовик», – решил про себя Черенок и подошел к нему.
Через минуту они вместе пробирались по коридору.
– Филологи, эти всегда скопом, вместе. Их аудитория в середине, – пояснял по пути студент на протезе.
У одной из дверей он остановился.
– Вот здесь. Заходите, – показал он летчику. Из открытой двери неслись звуки вальса.
Сердце Черенка взволнованно забилось. Рука. машинально провела по волосам. Он нетерпеливо шагнул в аудиторию. Там, в глубине комнаты возле рояля собралась группа студентов. Девушка в голубом с цветами платье, стоя спиной к нему, листала ноты. Это была Галина. По одним движениям рук Черенок узнал ее и почти бегом бросился к ней.
– Галя!
Музыка оборвалась. Все повернули головы в сторону этого молодого, чем-то очень возбужденного военного.
Одна Галинка не шелохнулась, точно окаменела, услышав его голос. Только побледневшие тонкие пальцы впились в крышку рояля. Шея под крупными темными завитками волос порозовела Галина вздрогнула, порывисто повернулась к нему лицом. Листы нот, задетые ею, посыпались на пол.
– Ты?!
Все время она жила томительной надеждой на встречу. Но теперь, когда минута эта наступила, она испугалась, будто случилось что-то неожиданное – негаданное. Она воображала его себе таким, каким он был в последний день расставания – грустным, бледным, немного болезненным. А сейчас?
Загорелое обветренное лицо, блестящие, с восторгом устремленные на нее глаза, во всю грудь ордена. Он словно вырос, возмужал и похудел, прямо не узнать! Но это был он, Василек, живой, с его привычным шрамом на лбу, широкими плечами, черными, откинутыми назад волосами.
– Ты?! – повторила она почти неслышно, увидела его руки, протянутые к ней, прильнула к его груди, прижалась мокрой щекой к жесткой гимнастерке. – Я столько ждала тебя… – сказала она прерывающимся голосом, в котором зазвучали новые, не знакомые Черенку нотки.
– Ждала? – облегченно вздохнул Черенок и взволнованно прошептал: – Я люблю тебя…
Он взял ее голову ладонями, молча посмотрел в налитые счастливыми слезами глаза и вдруг почувствовал, что все тревоги и сомнения, мучившие его вдали от нее, мигом исчезли, будто никогда их и не было.
Студенты, с которыми он застал Галину в этой комнате, неслышно удалились. Первые минуты напряжения и неловкости сменились взволнованным оживлением.
Галина прикрыла распахнутую дверь, села. Черенок неотрывно следил за каждым ее жестом, словом, взглядом. Он знал: потом, там, он долгие месяцы будет повторять их в памяти.
– Я тогда писала тебе… Помнишь? Я не так писала… Я к тебе хотела сбежать. Из дому. От всех. Я тогда ни о чем не думала… Только хотела видеть тебя, быть с тобой, рядом, – говорила она дрожащим голосом.
Ее несвязный, но непосредственный рассказ о том, о чем она никогда не писала ему, перемешивался подробностями о себе, своей жизни, учебе, о своей любви, про которую не смогла б рассказать ни матери, ни самой близкой подруге.
Василий слушал Галину, глубоко тронутый ее откровенностью, верил ей и был ей благодарен.
Так же торопливо и беспорядочно он рассказал Галине, как встретился в Орле с ее земляками, как принимал от них в подарок самолет, говорил о своих друзьях, о своей тоске по ней и о том, как светлело на душе, когда приходила от нее весточка. Тогда он чувствовал себя сильнее. Хотелось летать и летать без конца, драться с каким угодно врагом!
Кто-то улыбающийся заглянул в дверь.
– Пойдем… – шепнула Галина лётчику.
Черенок подхватил ее под руку и почти бегом увлек к выходу. Одевшись, они вышли на улицу и остановились перед наметенным сугробом. Черенок взял девушку на руки, перешагнул через сугроб и осторожно опустил на садовую скамейку.
– Говорят, счастья не дождешься… Неправда. Вот оно и пришло, с новым годом вместе, – радостно говорила Галина.
Черенок целовал ее в разрумянившиеся щеки, губы, глаза. А в холодном безоблачном небе сияла голубая луна.
* * *
Все последующие дни в Москве Черенок провел как во сне. Ни на минуту не покидало его предчувствие чего-то большого, такого незабываемого, что останется в сердце на всю жизнь. В наградном отделе назначили день, когда он должен будет явиться в Кремль получать награду. Все вечера он неизменно проводил с Галиной. Их можно было встретить и в Большом театре, и в концертном зале имени Чайковского, и во МХАТе. Они вместе написали Александре Петровне и Сергею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91