– Беспорядок в личной жизни не может являться достаточной причиной для ухода из полка, в котором вы выросли как человек и как летчик. Рапорт ваш беру, но предупреждаю, что ответ будет неблагоприятный. Война идет. Вой-на! – Сделав паузу, добавил: – С такими рапортами прошу ко мне больше не приходить.
Стук в дверь прервал их разговор. Вошли командиры эскадрилий, которых вызвал к себе замполит. Аверин вышел. Как он жалел, как ругал себя за этот злосчастный рапорт, написанный так необдуманно. Но сделанного не воротишь.
* * *
Самолеты шли на запад. Дымчато-зеленые просторы степей были похожи на застывшее озеро, поросшее густым камышом, кое-где усеянное белыми стаями плавающих гусей. Так казалось с высоты. Но когда машины опускались к земле, степь переставала казаться застывшей. Она жила большой, напряженной жизнью. По желтым сплетениям дорог пылили подводы и автомашины, в полях чернели точки копошащихся людей. Вместо стай белых гусей, плавающих в зарослях камыша, глазам летчиков открывались села с белыми хатами, вкрапленными в оправу вишневых садов. На улицах было пустынно. Люди с рассветом уезжали в поля. Только стаи суетливых кур бродили по дорогам, купаясь в теплой пыли, – да собаки скучали под плетнями. Все вокруг дышало миром и тишиной, и ничто не говорило о том, что здесь недавно прошла война. Неожиданно где-то высоко в небе, сначала чуть слышно, затем все усиливаясь и нарастая, возник рокот моторов. В хатах захлопали окна и двери. Юркие и быстроногие ребятишки первыми выбежали на улицу. Щурясь и протирая слезящиеся от солнца глаза, они закидывали вверх головы и пристально разглядывали безоблачную голубизну. Длинная вереница «илов» подлетала к селу. Внезапно, перекрывая стройное гудение десятков моторов, возник другой, знакомый воющий звук. Один из самолетов, быстро снижаясь, пикировал в центр села. На борту его зеленой веткой выросла ракета, а еще через мгновение самолет пронесся над крышами хат и взмыл в небо, покачивая крыльями. Война из этих мест ушла далеко на запад, но ее голоса остались надолго не только в памяти людей, но и животных. Поджав хвосты, собаки убегали в степь, куры, кудахча, кинулись врассыпную. Самолет круто развернулся и вторично зашел на центр села. Люди, выскочившие из хат, увидели, как от него отделилось что-то продолговатое, с белым вихляющим в воздухе хвостом и упало в конце улицы. Самолет снова покачал крыльями и скрылся в вышине. Жители села модна смотрели вслед, пока он не исчез из глаз, и только после этого сразу заговорили, замахали руками, показывая в конец улицы. Мальчишки сорвались с места и гурьбой во весь дух пустились бежать туда, сверкая голыми пятками. Через минуту их голосистая стайка уже неслась обратно. Мальчишка крепко сжимал в руке снарядную гильзу. К ней привязан бинт. Концы его свободно развевались на ветру. Из ближайшего к площади двора вышел худощавый человек с глубоко запавшими темными глазами. Он был на костылях. На побелевшей, много раз стиранной гимнастерке сиял красной эмалью орден и желтели две полоски нашивок за тяжелые ранения.
– Подай сюда вымпел, – сказал он властно подбежавшему к нему курносому мальчишке.
Вынув пробку, забитую в шейку гильзы, бывший фронтовик извлек из гильзы конверт и, прочитав на нем адрес, удивленно взглянул на запад, куда улетели самолеты.
– Письмо Анастасии Савельевне Бороде, – строго сказал он собравшейся толпе стариков и женщин, – товарищи Георгия бросили. Ну-ка, я сам отнесу ей.
Плотно сжав тонкие, бледные губы, он заковылял в зеленый переулок, провожаемый любопытствующими сельчанами. Впереди него, перешептываясь, толкаясь и наступая один другому на ноги, вприпрыжку бежали мальчишки.
У ворот домика, закрытого пышными кронами вишневых деревьев, инвалид остановился, предупредительно постучал костылем в калитку и тут же вошел. За ним хлынули сопровождающие. На пороге домика показалась маленькая старушка в черном платке. Небыло в ее внешности ничего такого, что напоминало бы ее сына. Казалась невероятной и в то же время глубоко трогательной мысль о том, что эта маленькая женщина смогла родить такого богатыря, каким был Георгий. Узнав, что письмо ей бросили с самолета товарищи сына, она от неожиданности растерялась, заплакала и торопливо зашарила по карманам фартука, отыскивая очки. Но очков не оказалось.
– Да куда же, куда они делись? Где я их положила? – суетясь, взволнованно спрашивала она себя.
Курносый мальчуган, очевидно, не впервые бывавший в этом домике, бочком проскользнул в дверь и тут же появился обратно, осторожно держа в руках пропавшие очки. Лицо старушки, круглое, еще хранящее под мелкими морщинками следы былой пригожести, выражало горе. То, что товарищи ее сына не забыли о ней, помнят, глубоко взволновало материнское сердце. Она глядела на письмо сквозь очки и ничего не видела. Туман застилал глаза. Буквы расплывались. Анастасия Савельевна сняла очки, снова надела их и кое-как вполголоса прочитала короткие строчки:
«Дорогая мама! Мы летим на запад. Летим освобождать нашу землю, наш народ от фашистских зверей. Мы помним и будем всегда помнить нашего боевого товарища и друга – вашего сына Георгия Ивановича, отдавшего жизнь за Родину. Много фашистов поплатилось и поплатится жизнью за его смерть. Не горюйте, мама. Пишите нам, если в чем нуждаетесь, мы вам поможем, все для вас сделаем, а кончится война, приедем навестить вас, как родные сыновья».
– Как родные сыновья… – тихо, вполголоса повторил инвалид.
Анастасия Савельевна бессильно опустилась на порожек, дети притихли, испуганно прижавшись к матерям. Женщины, подперев руками щеки, плакали.
* * *
Пятые сутки были на исходе, когда полк в полном составе подлетал к Сеще. Под крыльями самолетов – зеленое море лесов. Сквозь синеватую дымку утра, нависшую над землей, в зеленых просторах изредка проглядывали серые крыши деревенских домов, смутно желтели песчаные прогалины, сверкающими островками проплывали озера. Невиданный на юге пейзаж.
«Вот он какой, знаменитый партизанский край!» – думал Черенок, оглядываясь по сторонам, и, удостоверившись, что его ведомые следуют за ним, снова смотрел на леса, облитые золотыми потоками солнечного света. Ощущение, что приближается что-то особенное, не покидало летчика с тех пор, как он появился над Полесьем. Такое ощущение, должно быть, бывает у бегуна, когда он, заканчивая трудную дистанцию, приближается к финишу.
Штурмовики подходили к аэродрому.
Окаймленный со всех сторон капонирами, похожими на подковы, аэродром представлял ровную площадь, ограниченную с западной стороны редким сосновым бором. Из центра ноля расходились под углом два луча взлетных бетонированных дорожек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Стук в дверь прервал их разговор. Вошли командиры эскадрилий, которых вызвал к себе замполит. Аверин вышел. Как он жалел, как ругал себя за этот злосчастный рапорт, написанный так необдуманно. Но сделанного не воротишь.
* * *
Самолеты шли на запад. Дымчато-зеленые просторы степей были похожи на застывшее озеро, поросшее густым камышом, кое-где усеянное белыми стаями плавающих гусей. Так казалось с высоты. Но когда машины опускались к земле, степь переставала казаться застывшей. Она жила большой, напряженной жизнью. По желтым сплетениям дорог пылили подводы и автомашины, в полях чернели точки копошащихся людей. Вместо стай белых гусей, плавающих в зарослях камыша, глазам летчиков открывались села с белыми хатами, вкрапленными в оправу вишневых садов. На улицах было пустынно. Люди с рассветом уезжали в поля. Только стаи суетливых кур бродили по дорогам, купаясь в теплой пыли, – да собаки скучали под плетнями. Все вокруг дышало миром и тишиной, и ничто не говорило о том, что здесь недавно прошла война. Неожиданно где-то высоко в небе, сначала чуть слышно, затем все усиливаясь и нарастая, возник рокот моторов. В хатах захлопали окна и двери. Юркие и быстроногие ребятишки первыми выбежали на улицу. Щурясь и протирая слезящиеся от солнца глаза, они закидывали вверх головы и пристально разглядывали безоблачную голубизну. Длинная вереница «илов» подлетала к селу. Внезапно, перекрывая стройное гудение десятков моторов, возник другой, знакомый воющий звук. Один из самолетов, быстро снижаясь, пикировал в центр села. На борту его зеленой веткой выросла ракета, а еще через мгновение самолет пронесся над крышами хат и взмыл в небо, покачивая крыльями. Война из этих мест ушла далеко на запад, но ее голоса остались надолго не только в памяти людей, но и животных. Поджав хвосты, собаки убегали в степь, куры, кудахча, кинулись врассыпную. Самолет круто развернулся и вторично зашел на центр села. Люди, выскочившие из хат, увидели, как от него отделилось что-то продолговатое, с белым вихляющим в воздухе хвостом и упало в конце улицы. Самолет снова покачал крыльями и скрылся в вышине. Жители села модна смотрели вслед, пока он не исчез из глаз, и только после этого сразу заговорили, замахали руками, показывая в конец улицы. Мальчишки сорвались с места и гурьбой во весь дух пустились бежать туда, сверкая голыми пятками. Через минуту их голосистая стайка уже неслась обратно. Мальчишка крепко сжимал в руке снарядную гильзу. К ней привязан бинт. Концы его свободно развевались на ветру. Из ближайшего к площади двора вышел худощавый человек с глубоко запавшими темными глазами. Он был на костылях. На побелевшей, много раз стиранной гимнастерке сиял красной эмалью орден и желтели две полоски нашивок за тяжелые ранения.
– Подай сюда вымпел, – сказал он властно подбежавшему к нему курносому мальчишке.
Вынув пробку, забитую в шейку гильзы, бывший фронтовик извлек из гильзы конверт и, прочитав на нем адрес, удивленно взглянул на запад, куда улетели самолеты.
– Письмо Анастасии Савельевне Бороде, – строго сказал он собравшейся толпе стариков и женщин, – товарищи Георгия бросили. Ну-ка, я сам отнесу ей.
Плотно сжав тонкие, бледные губы, он заковылял в зеленый переулок, провожаемый любопытствующими сельчанами. Впереди него, перешептываясь, толкаясь и наступая один другому на ноги, вприпрыжку бежали мальчишки.
У ворот домика, закрытого пышными кронами вишневых деревьев, инвалид остановился, предупредительно постучал костылем в калитку и тут же вошел. За ним хлынули сопровождающие. На пороге домика показалась маленькая старушка в черном платке. Небыло в ее внешности ничего такого, что напоминало бы ее сына. Казалась невероятной и в то же время глубоко трогательной мысль о том, что эта маленькая женщина смогла родить такого богатыря, каким был Георгий. Узнав, что письмо ей бросили с самолета товарищи сына, она от неожиданности растерялась, заплакала и торопливо зашарила по карманам фартука, отыскивая очки. Но очков не оказалось.
– Да куда же, куда они делись? Где я их положила? – суетясь, взволнованно спрашивала она себя.
Курносый мальчуган, очевидно, не впервые бывавший в этом домике, бочком проскользнул в дверь и тут же появился обратно, осторожно держа в руках пропавшие очки. Лицо старушки, круглое, еще хранящее под мелкими морщинками следы былой пригожести, выражало горе. То, что товарищи ее сына не забыли о ней, помнят, глубоко взволновало материнское сердце. Она глядела на письмо сквозь очки и ничего не видела. Туман застилал глаза. Буквы расплывались. Анастасия Савельевна сняла очки, снова надела их и кое-как вполголоса прочитала короткие строчки:
«Дорогая мама! Мы летим на запад. Летим освобождать нашу землю, наш народ от фашистских зверей. Мы помним и будем всегда помнить нашего боевого товарища и друга – вашего сына Георгия Ивановича, отдавшего жизнь за Родину. Много фашистов поплатилось и поплатится жизнью за его смерть. Не горюйте, мама. Пишите нам, если в чем нуждаетесь, мы вам поможем, все для вас сделаем, а кончится война, приедем навестить вас, как родные сыновья».
– Как родные сыновья… – тихо, вполголоса повторил инвалид.
Анастасия Савельевна бессильно опустилась на порожек, дети притихли, испуганно прижавшись к матерям. Женщины, подперев руками щеки, плакали.
* * *
Пятые сутки были на исходе, когда полк в полном составе подлетал к Сеще. Под крыльями самолетов – зеленое море лесов. Сквозь синеватую дымку утра, нависшую над землей, в зеленых просторах изредка проглядывали серые крыши деревенских домов, смутно желтели песчаные прогалины, сверкающими островками проплывали озера. Невиданный на юге пейзаж.
«Вот он какой, знаменитый партизанский край!» – думал Черенок, оглядываясь по сторонам, и, удостоверившись, что его ведомые следуют за ним, снова смотрел на леса, облитые золотыми потоками солнечного света. Ощущение, что приближается что-то особенное, не покидало летчика с тех пор, как он появился над Полесьем. Такое ощущение, должно быть, бывает у бегуна, когда он, заканчивая трудную дистанцию, приближается к финишу.
Штурмовики подходили к аэродрому.
Окаймленный со всех сторон капонирами, похожими на подковы, аэродром представлял ровную площадь, ограниченную с западной стороны редким сосновым бором. Из центра ноля расходились под углом два луча взлетных бетонированных дорожек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91