Вокруг него синева неба, а позади, за самолетом, белые кудрявые следы. То вдруг он представляет себя едущим почему-то на троллейбусе среди цветущих акаций, точно по белому коридору, то сидящим ночью у распахнутого окна за новой, нечитаной книгой, и за окном цветет акация.
Вот и сейчас, растроганный поступком польского крестьянина, Черенок задумался о будущем. И не беда, что мирные, заветные мысли рождались под скрип солдатских ремней.
На следующее утро штурмовики приступили к своей обычной работе. Вторая эскадрилья, вооруженная противотанковыми бомбами, находилась на аэродроме в готовности «номер два» на тот случай, если командование потребует срочного вылета для удара по танкам. Но вызова не поступало. Летчики лежали под крыльями машин, спали, курили, играли в неизменного «козла», глотали пыль. Под тенью крыльев было душно. Гимнастерки промокли. За воротники заползали муравьи.
Летчики других эскадрилий за это время уже успели вдоволь налетаться Оленин с Поповым вторично повели свои группы на Ломжу. Аверин, как передал приехавший на стоянку капитан Рогозин, час назад вдребезги разнес вражескую автоколонну, а сейчас пошел на штурмовку эшелона на станции Остроленка.
– А еще к нам в полк приехал оператор кинохроники. Завтра собирается с нашими лететь в Ломжу… – передал он последние новости.
– Спасибо, товарищ капитан, за информацию. Все это очень интересно, но для нас сейчас, поверьте, нет ничего более утомительного, чем оставаться в бездействии и слушать о делах других, – с досадой сказал Остап.
Свинцово-желтая пелена пыли продолжала качаться в воздухе, путалась в ветвях деревьев и, медленно сползая, покрывала крыши домов.
– Ох, съесть бы сейчас арбузика… красного да холодного… Такого, чтоб на нем иней проступал… – мечтательно проговорил Горянин.
– Поесть – счастье непрочное… – заметил кто-то.
– Пить хочется. Принес бы ты, Горянин, воды свежей… – попросил Остап стрелка, – все равно за нашу сегодняшнюю работу другого питья нам не полагается…
– И то правда… Сходи, Петя, разомни кости… – попросили остальные.
Техник Ляховский бросил на время сооружение шалаша и вручил ему пустую канистру, наказав строго нести назад только полную. Вскоре задребезжал телефон. Черенок взял трубку, послушал и вздохнул с облегчением.
– Фу!.. Наконец-то…
– Что? – вскочили летчики.
– Вызывает Хазаров. Есть срочное задание. Заводи, – приказал он водителю, забираясь в кабину автостартера.
Через четверть часа группа Черенка стартовала. Ей поручалось разрушить переправу через реку Нарев возле города Новогрудека.
Соскучившись за день от бездействия, экипажи самолетов старались наверстать упущенное. В полете группа работала исключительно слаженно. На высоте тысячи метров она подошла к цели – еле заметной черточке понтонного моста.
Черенок перестроил группу для бомбометания и, настороженно вглядываясь в небо и землю, ожидал первых разрывов зенитных снарядов. Но зенитки почему-то молчали. Летчику было не по себе от этого молчания. Кто-кто, а он-то знал, как немцы прикрывают свои переправы. Чем ближе подлетал он к мосту, тем больше начинало беспокоить его то чувство неизвестности, которое обычно возникает и живет в груди летчика до первого залпа. Ноги и руки механически двигали рулями, придавая машине горизонтальное скольжение, почти незаметное в дальномерах зенитчиков. Черенок ждал залпа. Залп ему был нужен, как воздух. Дальше он уже знал, что делать. Но зенитки у переправы по-прежнему безмолвствовали. Это казалось невероятным, и он все больше хмурил брови. «Готовят какой-то подвох…» – неотступно преследовала мысль. На минуту в памяти возникла картина боя над «Голубой линией»: синее небо и свободное от разрывов зенитных снарядов пространство воздуха, два больших рыжих шара дыма по бокам. Самолет штурмана полка Омельченко первым входит в этот коридор, и вдруг весь коридор блеснул пламенем. Самолет Омельченко взорвался.
Посматривая то в одну, то в другую сторону, Черенок искал и здесь такие же шары, но шаров не было. Минута, пока самолеты шли на боевом курсе, показалась ему вечностью. Стиснув зубы, он бросил самолет в пикирование. Навстречу понеслась земля. Черточка моста, ширясь с каждой секундой, начала закрывать прицел. Напряжение достигло предела.
– Пора! – сказал он себе.
Сверкали бомбы. Прицел был взят верный. На месте, где чернели переправы, взбудораженная вода крутила обломки, щепки, бревна. Секция связанных понтонов, накренившись набок, плыла по течению вниз. А зенитки все молчали.
– Дикий, небывалый случай! Немцы не прикрыли переправу! – удивлялись, переговариваясь по радио, летчики и с недоверием оглядывались назад, где охранявшие их «лавочкины» фотографировали результаты налета.
* * *
После ужина, идя из столовой в общежитие летчиков, Черенок столкнулся с сержантом – писарем из штаба полка.
– Ну что? – спросил Черенок, выжидающе глядя ему в лицо.
– Должно быть, еще пишут, товарищ старший лейтенант, – ответил сержант.
Реплики, которыми они обменялись, не совсем ясные для постороннего человека, для них были совершенно понятны. К сержанту Черенок испытывал особое расположение, потому что он приносил ему письма Галины. Сегодня день оказался неудачным – письма не было Сержант развел руками и, пожелав спокойной ночи, удалился.
Оставшись один, летчик задумался. Вспоминая содержание ее прежних писем, он повторял воскресающие в памяти слова, те всем известные слова, новизна которых никогда не утрачивается для влюбленных. Галина всегда делилась с ним своими успехами и неудачами, писала о своей жизни, учебе, о подругах, и эти письма напоминали летчику памятные вечера его студенческих лет, его юности.
«Василек, сейчас я занимаюсь „штурмовкой“… Да, „штурмую“ Байрона, притом в оригинале».
«Моя бригада держит на факультете первенство по заготовке дров».
«Но все же я хвастунья. Слово свое не сдержала, поэтому в наказание себе сообщаю, что на сессии получила одну четверку. Я зла и поставила себе целью иметь пятерки по всем предметам. Я хочу, чтобы ты никогда не пожалел о той минуте, когда я вошла к тебе в палату. Скоро мы должны встретиться. Очень скоро. Я это чувствую постоянно. Ведь может быть на свете такое чудо?».
Черенок стоял, вспоминая отрывки из ее писем, и чувствовал, как ему в эту минуту не хватает Галинки. Тут взгляд его скользнул по забросанному ветками штабелю бомб, за которым послышались шаги.
Вместо Галинки показался долговязый, неугомонный старший техник Ляховский. Не очень обрадованный Черенок буркнул:
– Ну, что ходишь, не ужинаешь?
– Задержался. На семнадцатом тряску устраняли.
Они прошли вместе некоторое время молча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91