а Гас есть не стал, предпочитая конину.
— Не могу я никак привыкнуть есть язык, — сказал он — Моя мама не одобрила бы. Она приучала меня разборчиво относиться к пище, прежде чем положить ее в рот.
Калл задал себе вопрос, а как выглядела его мать, у него остались о ней лишь смутные воспоминания, как она сидит на козлах в повозке. Хотя, по правде говоря, он не был твердо уверен, что женщина, возникающая в его воспоминаниях, — его мать Может, она и не мать, а тетка. Так или иначе, его мать ничего не говорила ему относительно пиши.
Во время долгого и медленного дневного перехода муки голода вскоре показались мизерными по сравнению с жаждой. Целых полтора дня им не попадался никакой водный источник. Длинноногий предупредил их, что если к следующему утру они не найдут воду, то будут вынуждены убить лошадь и пить жидкость из ее мочевого пузыря. Кроме того, он порекомендовал им нарезать из седельных стремян маленькие полоски кожи и жевать их, вырабатывая тем самым слюну. Это был действенный прием, приносящий определенный результат на короткое время. Жуя кожаные полоски, рейнджеры не так остро ощущали жажду. Однако к вечеру слюна у них стала длинной и тягучей. Язык распух так, что нельзя было сомкнуть губы. Самое же худшее заключалось в том, что всех преследовала навязчивая мысль, как они безрассудно израсходовали воду во время дождей и тогда, когда ее было вдосталь.
— Я бы не пожалел трехмесячного жалованья, только бы переплыть сейчас Бразос, — сказал Гас. — Думаю, тогда я вылакал бы полреки.
— А ты бы отказался от той девушки на оптовом складе за глоток воды? — спросил его Длинноногий. — Вот тебе такое испытание. — И он подмигнул Каллу.
— Я мог бы вылакать полреки, — повторил Гас.
Вопрос о Кларе он счел неуместным в сложившихся обстоятельствах и не собирался отвечать на него Если бы он даже умирал от голода, то в последние минуты, как он решил, думал бы о ней.
На следующее утро гнедой, на котором ехали вдвоем Гас и Калл, не смог двигаться. Глаза у него расширились и стали какими-то странными, и он не реагировал ни на удары, ни на понукания.
— Без толку лупить его или кричать на него, он свое дело сделал, — сказал Длинноногий, подходя к ним
И не успели Гас и Калл моргнуть глазом, как он вытащил пистолет и выстрелил в лошадь. Гнедой упал и стал биться в конвульсиях, а Длинноногий принялся вырезать у него мочевой пузырь. Вырезал он старательно, так, чтобы случайно не проткнуть, и вскоре вынул бледный пузырь, в котором плескалось немного мочи.
— Я пить не буду, — сразу же отказался Гас Один лишь вид бледного, скользкого пузыря вызывал у него позыв к рвоте.
— Больше никакой жидкости у нас нет, — напомнил им Длинноногий. — Если не выпьем мочу, все умрем
Он аккуратно приподнял пузырь и стал тянуть из него мочу так. будто отхлебывал доброго вина из кожаного меха. Следующим пузырь взял Калл и заколебался, прикладывать ли его ко рту. Он понимал, что не протянет и дня без воды. Распухший язык у него кровоточил, поцарапавшись о зубы. Быстро закрыв глаза, он сделал несколько глотков. Моча оказалась безвкусной, но от нее неприятно пахло. Решив, что он выпил достаточно, Калл протянул пузырь Гасу. Тот взял было, но, подумав, вернул.
— Ты должен попить, — уговаривал его Калл. — Отхлебни только три глотка — может, тебе хватит, чтобы не умереть. Если же умрешь, похоронить тебя я не смогу — сильно ослабел.
Гас снова отрицательно мотнул головой, но потом, когда жажда все же пересилила отвращение, сделал три глотка. Ему не хотелось лежать непогребенным в этих страшных прериях. Койоты, канюки так и шныряли вокруг, не говоря уже о барсуках и прочей нечисти, питающейся падалью. Думать о такой возможности, оказывается, еще более неприятно, чем дать ей осуществиться. Вскоре они продолжили путь, Длинноногий сел верхом на единственную уцелевшую лошадь.
В середине дня они наткнулись на маленькую лужу, такую малюсенькую, что Длинноногий мог свободно перешагнуть через нее, и перешагнул бы, если бы не увидел дохлого мула в этой луже. Они вмиг признали этого мула. Его особенно любил Черномазый Сэм, в первые дни похода он иногда подкармливал его морковью. Его выкрали ночью команчи.
— Да ведь это Джон, — вспомнил Гас. — Разве не так звал его Черномазый Сэм?
Джона убили двумя стрелами, оперение на обоих было изготовлено из перьев степного тетерева — отличительный признак стрел Бизоньего Горба.
— Он привел его сюда и убил, — решил Длинноногий. — Он хотел, чтобы мы не пили воду из этого опоганенного источника.
— Он хотел, чтобы мы не пили воду вообще, — уточнил Калл, глядя на стрелы.
— А я все равно попью отсюда, — сказал Гас, но Длинноногий одернул его.
— Не пей, — предупредил он. — Моча у нашей лошади, которую мы пили, и то чище этой воды. Пойдем отсюда.
Вечером они ничего не ели — даже маленький кусочек мяса не лез в горло. Гас вынул протухший кусок конины, посмотрел на него, понюхал и отшвырнул прочь, за что Длинноногий тут же упрекнул его.
— Иди и подними, — строго сказал он. — Ночью может пойти дождь — я чувствую влагу в воздухе, а мое чутье редко подводило меня. Если бы у нас было хоть немножко воды, этот кусок конины стал бы вполне съедобным.
Около полуночи они услышали гром и увидели вдали на западе сверкание молний. У Гаса сразу поднялось настроение — он понял, что засуха заканчивается. Калл отнесся к перемене более осторожно. Дождь не шел, а гром раздавался за много миль в стороне. Может, где-то в прериях дождь и идет, а вот прольется ли он тут, где они сейчас находятся? И наберется ли в ложбинки и впадины достаточно воды, чтобы напиться и запасти впрок?
— Ребята, мы спасены! — радостно воскликнул Длинноногий, наблюдая за сверкающими вдали молниями.
— Может, я и спасусь, но пока все еще умираю от жажды, — пожаловался Гас. — Не могу же я подставить рот под дождь, который идет за много миль отсюда.
— Он направляется к нам, ребята, — обрадовал их Длинноногий — сам он был сильно взволнован. Он понял, что теперь опасность миновала, хотя и не говорил молодым рейнджерам, на каком краю от гибели все они оказались.
— Если дождь не придет к нам, то я сам пойду к нему, — объявил Калл.
Вскоре они почуяли запах близкого дождя. Раскаленный воздух заметно охладился. Они так измучились от жажды, что с трудом удерживались от того, чтобы не помчаться навстречу грозе, хотя у них и не было никаких средств для быстрого передвижения, кроме собственных ног и одной измученной лошади.
Длинноногий был прав, гроза приближалась. Но у них не было ничего, куда можно набирать дождевую воду, кроме шляп, — хотя шляпы и не могли долго удерживать воду, но в них собиралось вполне достаточно воды, чтобы напиться вдосталь.
— Сперва лишь смочите губы, не пейте залпом — заболеете, — наставлял их Длинноногий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
— Не могу я никак привыкнуть есть язык, — сказал он — Моя мама не одобрила бы. Она приучала меня разборчиво относиться к пище, прежде чем положить ее в рот.
Калл задал себе вопрос, а как выглядела его мать, у него остались о ней лишь смутные воспоминания, как она сидит на козлах в повозке. Хотя, по правде говоря, он не был твердо уверен, что женщина, возникающая в его воспоминаниях, — его мать Может, она и не мать, а тетка. Так или иначе, его мать ничего не говорила ему относительно пиши.
Во время долгого и медленного дневного перехода муки голода вскоре показались мизерными по сравнению с жаждой. Целых полтора дня им не попадался никакой водный источник. Длинноногий предупредил их, что если к следующему утру они не найдут воду, то будут вынуждены убить лошадь и пить жидкость из ее мочевого пузыря. Кроме того, он порекомендовал им нарезать из седельных стремян маленькие полоски кожи и жевать их, вырабатывая тем самым слюну. Это был действенный прием, приносящий определенный результат на короткое время. Жуя кожаные полоски, рейнджеры не так остро ощущали жажду. Однако к вечеру слюна у них стала длинной и тягучей. Язык распух так, что нельзя было сомкнуть губы. Самое же худшее заключалось в том, что всех преследовала навязчивая мысль, как они безрассудно израсходовали воду во время дождей и тогда, когда ее было вдосталь.
— Я бы не пожалел трехмесячного жалованья, только бы переплыть сейчас Бразос, — сказал Гас. — Думаю, тогда я вылакал бы полреки.
— А ты бы отказался от той девушки на оптовом складе за глоток воды? — спросил его Длинноногий. — Вот тебе такое испытание. — И он подмигнул Каллу.
— Я мог бы вылакать полреки, — повторил Гас.
Вопрос о Кларе он счел неуместным в сложившихся обстоятельствах и не собирался отвечать на него Если бы он даже умирал от голода, то в последние минуты, как он решил, думал бы о ней.
На следующее утро гнедой, на котором ехали вдвоем Гас и Калл, не смог двигаться. Глаза у него расширились и стали какими-то странными, и он не реагировал ни на удары, ни на понукания.
— Без толку лупить его или кричать на него, он свое дело сделал, — сказал Длинноногий, подходя к ним
И не успели Гас и Калл моргнуть глазом, как он вытащил пистолет и выстрелил в лошадь. Гнедой упал и стал биться в конвульсиях, а Длинноногий принялся вырезать у него мочевой пузырь. Вырезал он старательно, так, чтобы случайно не проткнуть, и вскоре вынул бледный пузырь, в котором плескалось немного мочи.
— Я пить не буду, — сразу же отказался Гас Один лишь вид бледного, скользкого пузыря вызывал у него позыв к рвоте.
— Больше никакой жидкости у нас нет, — напомнил им Длинноногий. — Если не выпьем мочу, все умрем
Он аккуратно приподнял пузырь и стал тянуть из него мочу так. будто отхлебывал доброго вина из кожаного меха. Следующим пузырь взял Калл и заколебался, прикладывать ли его ко рту. Он понимал, что не протянет и дня без воды. Распухший язык у него кровоточил, поцарапавшись о зубы. Быстро закрыв глаза, он сделал несколько глотков. Моча оказалась безвкусной, но от нее неприятно пахло. Решив, что он выпил достаточно, Калл протянул пузырь Гасу. Тот взял было, но, подумав, вернул.
— Ты должен попить, — уговаривал его Калл. — Отхлебни только три глотка — может, тебе хватит, чтобы не умереть. Если же умрешь, похоронить тебя я не смогу — сильно ослабел.
Гас снова отрицательно мотнул головой, но потом, когда жажда все же пересилила отвращение, сделал три глотка. Ему не хотелось лежать непогребенным в этих страшных прериях. Койоты, канюки так и шныряли вокруг, не говоря уже о барсуках и прочей нечисти, питающейся падалью. Думать о такой возможности, оказывается, еще более неприятно, чем дать ей осуществиться. Вскоре они продолжили путь, Длинноногий сел верхом на единственную уцелевшую лошадь.
В середине дня они наткнулись на маленькую лужу, такую малюсенькую, что Длинноногий мог свободно перешагнуть через нее, и перешагнул бы, если бы не увидел дохлого мула в этой луже. Они вмиг признали этого мула. Его особенно любил Черномазый Сэм, в первые дни похода он иногда подкармливал его морковью. Его выкрали ночью команчи.
— Да ведь это Джон, — вспомнил Гас. — Разве не так звал его Черномазый Сэм?
Джона убили двумя стрелами, оперение на обоих было изготовлено из перьев степного тетерева — отличительный признак стрел Бизоньего Горба.
— Он привел его сюда и убил, — решил Длинноногий. — Он хотел, чтобы мы не пили воду из этого опоганенного источника.
— Он хотел, чтобы мы не пили воду вообще, — уточнил Калл, глядя на стрелы.
— А я все равно попью отсюда, — сказал Гас, но Длинноногий одернул его.
— Не пей, — предупредил он. — Моча у нашей лошади, которую мы пили, и то чище этой воды. Пойдем отсюда.
Вечером они ничего не ели — даже маленький кусочек мяса не лез в горло. Гас вынул протухший кусок конины, посмотрел на него, понюхал и отшвырнул прочь, за что Длинноногий тут же упрекнул его.
— Иди и подними, — строго сказал он. — Ночью может пойти дождь — я чувствую влагу в воздухе, а мое чутье редко подводило меня. Если бы у нас было хоть немножко воды, этот кусок конины стал бы вполне съедобным.
Около полуночи они услышали гром и увидели вдали на западе сверкание молний. У Гаса сразу поднялось настроение — он понял, что засуха заканчивается. Калл отнесся к перемене более осторожно. Дождь не шел, а гром раздавался за много миль в стороне. Может, где-то в прериях дождь и идет, а вот прольется ли он тут, где они сейчас находятся? И наберется ли в ложбинки и впадины достаточно воды, чтобы напиться и запасти впрок?
— Ребята, мы спасены! — радостно воскликнул Длинноногий, наблюдая за сверкающими вдали молниями.
— Может, я и спасусь, но пока все еще умираю от жажды, — пожаловался Гас. — Не могу же я подставить рот под дождь, который идет за много миль отсюда.
— Он направляется к нам, ребята, — обрадовал их Длинноногий — сам он был сильно взволнован. Он понял, что теперь опасность миновала, хотя и не говорил молодым рейнджерам, на каком краю от гибели все они оказались.
— Если дождь не придет к нам, то я сам пойду к нему, — объявил Калл.
Вскоре они почуяли запах близкого дождя. Раскаленный воздух заметно охладился. Они так измучились от жажды, что с трудом удерживались от того, чтобы не помчаться навстречу грозе, хотя у них и не было никаких средств для быстрого передвижения, кроме собственных ног и одной измученной лошади.
Длинноногий был прав, гроза приближалась. Но у них не было ничего, куда можно набирать дождевую воду, кроме шляп, — хотя шляпы и не могли долго удерживать воду, но в них собиралось вполне достаточно воды, чтобы напиться вдосталь.
— Сперва лишь смочите губы, не пейте залпом — заболеете, — наставлял их Длинноногий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146