Римо не произнес ни слова с того самого момента, как пули Дика Бауэра прорезали залитую солнцем крышу монастыря. Автоматная очередь чуть не убила Сэма Уолфши, и это была полностью вина Римо.
И как только я мог забыть? — снова и снова вопрошал себя Римо. — Как можно было забыть все приемы и уроки Синанджу из-за простой вспышки ярости?
Один вид Дика Бауэра заставил его потерять контроль над собой. И он это допустил! Именно в тот момент, когда больше всего нуждался в собственном мастерстве и уверенности в себе, он их утратил. И Сэм Уолфши вынужден был заплатить за неудачу Римо дорогой ценой.
На опушке хилого леса, возле струящегося ручейка Чиун наконец выпустил руку ученика из своей и велел ему сесть. Римо послушался; на лице его застыла ненависть к себе.
Чиун развел костер. Затем с помощью камня выдолбил из деревянного чурбана котелок и наполнил его водой. Затем достал маленький шелковый мешочек из пояса кимоно, высыпал содержимое в воду и поставил котелок на огонь.
— Это рис, — тихо сказал он. — Даже Мастер Синанджу должен иногда есть.
Римо поднялся на ноги и отвернулся.
— Равно как и ты, — добавил Чиун, — вне зависимости от того, заслуживаешь ты этого или нет.
Римо прислонился к дереву и стоял так, погруженный в себя, пока не сварился рис. Наконец он подошел к костру и опустился перед старцем на колени.
— Прошу тебя, сделай мне одолжение, — еле слышно проговорил он.
— Итак, белый наконец решил заговорить. И, конечно, первым же делом просит меня об одолжении. Что ж, я готов. Продолжай.
— Я прошу тебя вернуться к Смитти и сказать, что меня можно списывать в тираж.
Выражение лица Чиуна не изменилось.
— И все лишь потому, что ты оказался не на высоте?
Римо опустил голову.
— Да. — С его губ сорвался невеселый смех. — Так, чуть-чуть. Из-за меня Сэм всего-навсего едва не лишился руки.
Чиун положил себе риса.
— Что ж, в одном могу с тобой согласиться — ты самым недостойным образом всех подвел.
Римо ждал, что он станет продолжать, но вместо этого Чиун в полном молчании приступил к еде. Римо встал.
— Тогда, пожалуй, здесь мы и расстанемся. Я ухожу.
Чиун кивнул.
— Да-да, конечно. Только прежде позволь задать тебе один вопрос. Неужели у тебя никогда раньше не бывало неудач?
— Таких — никогда.
— А-а.
Чиун проглотил еще пригоршню риса.
Прошло несколько минут, показавшихся Римо вечностью.
— Что означает это «а-а»? — спросил он.
— Ничего. Только то, что ты получил хороший урок, но, судя по всему, урок этот ничему тебя не научил.
— О чем ты говоришь? — вскричал Римо; вены у него на шее напряглись. — Я вынужден бросить то, что для меня дороже всего на свете!
— А почему?
— Потому что я этого заслужил, черт побери!
— А-а, — повторил Чиун. — Я так и думал.
Римо глубоко вздохнул.
— Мне кажется, ты знал, что я собираюсь уйти.
— Естественно.
— Ах, извини! — взорвался Римо. — Я недооценивал твои способности пророка.
— Не пророка, а летописца.
— Но такого прежде никогда не случалось!
— С тобой нет, а с другими случалось. Ну что, рассказать тебе одну историю или ты предпочитаешь бесславно уйти в небытие?
Кинув на Чиуна испепеляющий взгляд, Римо сел.
— Надеюсь, не про то, как Мастера Синанджу предлагали свои услуги в качестве наемных убийц, чтобы прокормить голодающую деревню?
— Именно про это, — радостно закивал Чиун.
Римо закатил глаза. Слава Богу, это в последний раз, решил Римо. Хотя он слышал эту историю уже несчетное число раз, он хотел вновь услышать ее.
— Хорошо, — согласился он.
— Я никогда прежде не рассказывал тебе всю историю о Великом Ванге, первом истинном Мастере Синанджу, целиком, — начал Чиун. — Тебе известно лишь то, что именно он спас деревню, предложив иностранному монарху свои услуги в качестве наемного убийцы, но ты не знаешь, как эта мысль пришла Вангу в голову. Дело в том, что сам Мастер явился причиной несчастья, которое уничтожило деревню и заставило ее народ голодать.
— Ванг? А я-то думал, что он просто восточный Робин Гуд.
— Тогда слушай же, сын мой.
Старец расправил кимоно. В свете луны его пергаментная кожа, казалось, испускала сияние.
— Ванг стал Мастером, когда ему было уже далеко за пятьдесят. Но в народе он с юных лет слыл героем. Еще юношей он разработал и использовал учение Синанджу, чтобы защитить деревню от алчного князя. Народ ценил его за ратные подвиги. Люди украшали его дом гирляндами цветов и пели ему хвалебные песни. И называли его в деревне не иначе, как Ванг Непобедимый.
В его честь ежегодно проводился большой праздник, когда все юноши деревни соревновались в силе и ловкости с могучим Вангом. Никто, конечно же, не мог его победить, потому что даже в те времена мастерство Дома Синанджу считалось непревзойденным. Но Ванг делал вид, что действительно соревнуется с участниками, поэтому каждый заканчивал поединок с чувством удовлетворения.
Те же, кто не участвовал в соревнованиях, торговали сувенирами, играли на музыкальных инструментах, устраивали танцы и пировали, и праздник в честь Непобедимого Ванга был днем радости и удовольствия для всех.
Но однажды во время последнего праздника один маленький мальчик ушел поиграть к морю. День был ветреный, на море был шторм, и волны выбрасывали на скалистый берег, усеянный водорослями, красивые раковины. Мальчик заметил раковины и полез на скалы, чтобы с ними поиграть. Но скалы были скользкими, а волны высокими, и мальчик утонул.
Когда Ванг узнал о случившемся, то отправился к безутешным родителям. Одетый в лучшую одежду, мальчик лежал в гробу. И тут Ванг заметил, что пальчики ребенка ободраны до костей, и понял, что он не сразу захлебнулся, а из последних сил цеплялся за скользкий камень скалы. Понял он еще и то, что все это время, пытаясь спастись, мальчик звал на помощь, но в шуме музыки и смеха никто не услышал его. Дело в том, что никто не прислушивался — даже сам Ванг, обязанностью которого было охранять жителей деревни.
— Но... разве это была его вина? — перебил Римо.
— А разве нет? Ради удовольствий позволить уйти в небытие ни в чем не повинной душе! Разве это не его вина?
Некоторое время Римо молчал.
— И как же поступил Ванг? — спросил он наконец.
— Именно то, что намеревался сделать и ты. В наказание за собственное ротозейство он отправился в пещеры Синанджу, где жил отшельником ровно тридцать лет, так что никто даже не мог сказать ему слова утешения.
Римо кивнул. Приговор был суров, но справедлив.
— А тем временем набеги соседей разрывали Синанджу на куски — до тех пор, пока в деревне не перестали собирать урожай, не погибла торговля, даже рыба в море перестала водиться. Воинственный князь знал, что без Ванга деревня не окажет никакого сопротивления, так что он взял в Синанджу все, что хотел, а деревню оставил умирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35