– Хана мужику! – взглянув на него, сказал какой-то старик. – Во-о что творят из-за долларов наши гребаные коммерсанты!
– Он такой же коммерсант, как я целка! – окрысилась на старика отечная бабенка средних лет. – Из нашего подъезда он. Военный. Полковник. Душа человек был: на бутылку попросишь – не откажет. Царство ему небесное.
– Дышит! Живой еще, – приникнув ухом к губам Шведова, тихо, будто боясь разбудить спящего, прошептал какой-то очкарик и без лишних слов бросился под арку к телефонной будке.
* * *
Звонок из милиции застал Инквизитора за работой над карточками – досье на бывших партийных функционеров, ныне обретающихся в советах директоров коммерческих структур. Он внешне спокойно выслушал сообщение о покушении на полковника Шведова и даже вежливо поблагодарил майора милиции за своевременное извещение. Но потом, из-за предательски задрожавшей руки, долго не мог уложить трубку на рычаг аппарата…
За долгие годы работы на переднем крае Инквизитору часто приходилось терять друзей и коллег по профессии, своих агентов. Их находили в подъездах в лужах крови, застреленными или заживо сгоревшими на засвеченных явочных квартирах, во взорванных автомобилях, на городских свалках с проломленными черепами. А чаще совсем не находили… Но всегда за любой акцией против наших нелегалов следовал ответный ход, и необязательно на территории той страны.
Никогда не затухающая война разведок и контрразведок государств, принимая временами ожесточенные формы, все же имеет свои неписаные правила. Одно из них – можешь не уважать противника, но без крайней нужды не наступай ему на яйца. Такое не прощалось.
В войне против спецслужб государства у отечественной организованной преступности никаких правил не существует, и Инквизитор хорошо знал это. Он понял, что покушением на полковника Шведова преступниками был брошен вызов ему – Инквизитору.
Значит, случилось что-то такое, что заставило их бросить этот вызов. Но что?..
Точный ответ мог дать только Шведов, глубоко копнувший "кавказский след".
"Значит, в чем-то слишком глубоко", – понял Инквизитор.
– Группу Шведова ко мне! – непривычно резко приказал он помощнику. Когда группа Шведова через час собралась в полном составе в его кабинете, он оглядел каждого и спросил, ни к кому не обращаясь в отдельности:
– Кто?
Все уже были в курсе происшедшего, и каждый чувствовал себя виноватым.
Вперед выступил Кулемза.
– Костров, – сказал он глухо. – Мы только что были на квартире у Максима, виноват, товарищ генерал, полковника Шведова. В отсутствие его близких…
Жена находится в больнице… Так вот, в их квартире предположительно за час до покушения кто-то побывал. Перевернуто все, но ценные вещи на месте… Бандиты Кострова это, товарищ генерал, голову на отсечение… Что-то искали, да, видать, не нашли и решились на убийство. А что искали – не знаю.
"Зато я знаю, – подумал про себя Инквизитор. – Подлинное предсмертное письмо Коробовой к бывшему мужу Скифу искали, сволочи. Оно, хоть и косвенно, подтверждает причастность Кострова к ее убийству".
– Другие мнения есть? – резко спросил он.
– Костров, но сработано чисто, доказательств нет, – выступил вперед подполковник Епишев.
Он хотел еще что-то добавить, но Инквизитор жестом остановил его.
– Где в данную минуту Костров? – спросил он.
– На тусовке… То есть на презентации в ресторане "Президент-отеля", – ответил Кулемза. – Доставить вам его сюда?
Инквизитор покачал головой.
* * *
Костров в обществе трех депутатов Госдумы и моложавого, но седого уже генерала из транспортной авиации поглощал дичь, когда увидел перед собой пожилого человека с аскетичным лицом, непроницаемыми глазами и с отменной военной выправкой. За ним стояли еще двое.
Сердце Кострова сжалось в нехорошем предчувствии, лоб покрылся испариной, обвисли и покраснели щеки. Чтобы не выказать своего состояния, он поспешно опустил плешивую голову к блюду с дичью.
Человек с непроницаемыми глазами стоял и молча смотрел, как он обгладывает косточку.
Костров знал, кто стоит сейчас рядом с ним и почему так смотрит на него. В голове спасительной соломкой замаячила надежда: двое – за спиной Инквизитора, сейчас они предъявят ему постановление об аресте и отвезут в Лефортовскую тюрьму… А там, проклятый Инквизитор, еще поглядим, кто кого…
Но двое ничего не предъявляли и, похоже, никуда не собирались его увозить…
– Вы танцевали несколько неуклюже, господин Костров, – тихо сказал человек по-английски.
Из непроницаемых глаз его лишь на миг вырвалось наружу клокочущее пламя, и Кострову хватило этого мига, чтобы прочитать в глазах Инквизитора свой смертный приговор.
Инквизитор твердыми шагами шел к выходу. Костров хотел было что-то крикнуть ему в спину, но пересохло во рту и язык прилип к гортани. Он понял скрытый смысл одной-единственной фразы Инквизитора: "Приговор окончательный и обжалованию не подлежит".
Он не знал, каким образом будет приведен в исполнение этот приговор, но знал, что он будет приведен.
Знал и то, что отныне даже крепостные стены камеры в Лефортовской тюрьме не спасут его. Руки Инквизитора дотянутся до него и на дне морском, и в джунглях у пигмеев, и у эскимосов Гренландии…
– Чего он это про танцы?.. Кто этот чмырь, Николаш свет Трофимович? – заплетающимся языком спросил один из депутатов Госдумы по фамилии Небедный.
Костров перевел на него узкие от внезапной ярости глаза.
– Кто? – громко спросил он. – Он тот, кто твоего братца-предателя когда-то переселил из Штатов в преисподнюю…
– Он?.. Что же ты сразу не сказал?! – рванул галстук-бабочку депутат Небедный.
– Замри и сопи в две дырки, говнюк! – прошипел Костров и, не прощаясь, направился к выходу.
* * *
Хмурый Кобидзе гнал автомобиль по глухим узким переулкам. Сидящий на заднем сиденье Костров ежеминутно оглядывался, пытаясь засечь машины слежки, но, к его удивлению, их не было. Подъехав к подъезду своего дома, он тоже не обнаружил ничего подозрительного, и от этого липкий страх еще больше овладел им.
– В Одинцово на дачу, Кобидзе, за скорость еще "зеленых" накину!
Тот сорвал машину с места.
Когда за стеклом замелькали огни Баковки, Костров дотронулся до его плеча.
– Как там прошло.., с полковником-то?
– Парядок в авиационных частях! – ухмыльнулся Кобидзе. – Работали в два ствола… Тачка факелом вспыхнула и на стэнудома, как казел, пригнула.
– А этот с лисьей мордой, который с тобой был?
– В аду, навэрно, призэмлился, – хохотнул лающим смехом Кобидзе.
– "Зелеными" не обижу, милок, не обижу. Все сполна… Заслужил, – поспешил заверить Костров.
Когда Кобидзе подогнал машину к трехэтажному особняку, обнесенному бетонной стеной, Костров всмотрелся в неосвещенные черные окна и сказал ему:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101