— Джек, я рискую не должностью, я рискую головой.
— Есть следы твоих поисков в компьютере ФБР?
— Еще нет. Но скоро обнаружат. А эти сукины дети из МВД только и ждут, когда я помну клумбу, чтобы спустить на меня всех собак.
— Двадцать четыре часа, Горацио.
— Ладно, постараюсь, — уступил Уэсли, накрывая труп.
Бронированный 500-й «мерседес», похожий на тарантула из черного железа, въехал на Бруклинский мост. На рассвете тяжелые тучи сгустились над Атлантикой. Сейчас они нависали над длинным каркасом моста, окрашивая панораму нью-йоркского залива в синевато-чернильные цвета.
— …Это еще одна возможность — созвать чрезвычайный съезд всех семей Восточного побережья, — подвел итог Джек Куинтано. — Майкл Халлер будет вынужден появиться. И для него же будет лучше, если его объяснения будут убедительными.
— Не сработает, Джакомо, — ответил по-итальянски Фрэнк Ардженто. — У нас только двадцать четыре часа. Мало времени.
Лимузин проехал восточный пилон моста. Взгляд Ардженто на мгновение задержался на большой растяжке, висевшей поперек моста.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БРУКЛИН
ПРЕКРАСНОЕ МЕСТО ДЛЯ ПОСЕЩЕНИЙ
ЛУЧШЕЕ МЕСТО ДЛЯ ЖИЗНИ
Ардженто улыбнулся. Во времена войны с Рутбергом, Дэвид Слоэн добавил свою персональную, в духе классического черного юмора, толику к этому лозунгу.
Конечно же, добро пожаловать в Бруклин, прекрасное место для посещений и замечательное — для жизни… И еще прекраснее для того, чтобы сдохнуть.
Слоэну не удалось ни помешать войне, ни остановить ее. Никто бы не смог сделать этого. И все же сейчас, в этом парадоксальном повороте событий, быть может, именно он — единственный, кто может не допустить новой кровавой бани.
— Франко, есть еще кое-что, что мы можем попытаться сделать. — Куинтано помотрел на Фрэнка. — Но это будет нелегко…
— Если быть точными, Джакомо, это вообще невозможно.
Ардженто пробежался взглядом по черным силуэтам судов у причалов, по молам бруклинского порта. Он хорошо знал, что имел в виду его советник.
— Не существует ни одного способа остановить Дэвида Слоэна.
Милан — пуп ничейной земли.
Атмосфера и архитектурный облик города делали его похожим на верхний Ист-Сайд Манхеттена. Странные ярко-оранжевые трамваи, словно сделанные в Нью-Орлеане, носились по длинным улицам.
Город пах напряженностью. Слоэну никак не удавалось определить ее источник. Может быть, людская толпа. Огромное количество людей, двигающихся по тротуарам, полным собачьего дерьма, бездомных, шлюх, наркоманов, мусора, мятых жестяных банок, сухих, гонимых ветром, листьев. А может быть, на него так действовало присутствие полицейских агентов в синей униформе и постоянные патрули на улицах. Казалось, Милан решил взять в осаду себя самого. Запечатать себя внутри изолированного бункера, начиненного механизмами военного назначения, микрокосм с большим числом входов и без единого выхода.
Еще одним безумством смотрелся трафик, напоминавший ему Нью-Дели или Бангкок. Автомобили, мотоциклы, мотороллеры, казалось, выскакивают из-за каждого угла, из каждого переулка, даже из канализационных колодцев. Никакого контроля за выхлопами, ни одного, кто бы реагировал на светофоры, ни одного, кто притормаживал бы перед пешеходными переходами. Все, как сумасшедшие, жмут на клаксоны, все курят за рулем, болтают по мобильным телефонам, ругаются друг с другом. Чтобы выжить в таком мире, итальянские водители должны были оканчивать ускоренные курсы вождения под руководством инструкторов-камикадзе.
Слоэн выкинул из машины очередной фрагмент разбитого стекла. Прежде, чем отъехать от аэропорта, Галина и Ренато Ангус попытались очистить заднее сидение от остатков стекла. Они делали это, ругаясь и ворча, с лицами, заплывшими и распухшими, промокая кровь, продолжающую сочиться из разбитых губ и носов.
Норман Н’Гума оставался сидеть на асфальте, заматывая широким техническим скотчем левое колено, бросая при этом на Слоэна взгляды, полные ненависти и ярости. В течение всего пути до города в салоне «бмв» стояла гнетущая тишина. Ангус, сидящий справа от Слоэна на заднем сидении, старался не смотреть в его сторону. Галина, которую представили шофером, вела машину. Н’Гума, полулежа на переднем сидении, продолжал ругаться на неизвестном гортанном языке. Неплохое начало общения человека со стороны с боевиками семьи Деллакроче.
Галина затормозила перед поворотом налево, посреди широкого проспекта, затем свернула на боковую улицу и остановилась во втором ряду.
— Проблемы? — спросил Слоэн.
Ангус, не глядя на него, ответил:
— Ты хотел видеть место, где будешь работать, или нет?
Они стояли напротив гигантского здания, напоминавший чудовищный бункер, окруженный металлическим барьером, с когда-то белыми мраморными стенами, потемневшими от времени и автомобильных выхлопов. Строение, такое огромное, что казалось, вот-вот провалится под собственной тяжестью под землю до самого ее ядра.
— Что это за место?
Распухшее лицо Ангуса скривилось в улыбке:
— Это Дворец Правосудия города Милана.
— Я не хочу никого видеть, — рубил Каларно. — Повторяю, ни одного человека на всем маршруте внутри здания. Даже местную службу безопасности. Вы меня поняли?
Он и его команда, человек десять, стояли в тени колоннады Дворца Правосудия. Горячий ветер гулял между квадратными пилястрами.
— Комиссар, но в здании куча судей, адвокатов, занятых в других процессах, — напомнил Де Сантис.
— Мне наплевать, кто в здании находится. Я хочу, чтобы коридоры по маршруту были очищены от кого бы то ни было. И чтобы они находились под постоянным контролем, до, во время, и по крайней мере, один час после судебного заседания.
Сотрудники отдела убийств обменялись взглядами.
— Напоминаю вам, что заседание закрытое, — продолжал Каларно. — Будет длиться где-то минут тридцать. Никакой публики, никакой прессы. И можете спустить с лестницы любого журналистишку, пожелавшего сунуть сюда свой поганый нос!
Несколько полицейских засмеялись.
— Любого журналиста. Я повторяю, любого, даже президента федерации журналистов, если он попытается сюда сунуться, гнать взашей. Если будет сопротивляться, надавайте ему поджопников. — Каларно усмехнулся. — Досадное недоразумение, обязанное напряженности момента. В конце концов, мало ли полиция нашей прекрасной страны имеет этих досадных недоразумений.
— Все больше и больше.
Головы всех полицейских повернулись на голос.
Сандро Белотти стоял, опершись на одну из колон.
— Это ты должен быть осторожным, Андреа, очень осторожным, чтобы не оказаться причастным к последнему недоразумению, — заявил он с холодной усмешкой.
— Все свободны. — Каларно отпустил своих ребят, не спуская глаз с журналиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60