Даже если и вообразить себе такое.
Это был лай множества стволов, которые стреляли все сразу.
Андреа Каларно, сжимая «беретту» в руке, с группой полицейских за спиной, не сдвинулся ни на шаг, когда санитары проносили мимо носилки с лежащим на них Кармине Апра, матерившемся все время, пока его тащили с восьмого этажа.
Перестрелка с бандитами Апра длилась не так уж долго. Чуть больше времени понадобилось, что бы превратить поле боя в огромный карнавал. Казалось, все штурмовые силы города слетелись сюда, на эту второстепенную улочку в районе Семпионе. Десятки окон в окружающих домах были распахнуты, люди, высунувшись из окон, шумно комментировали случившееся. Другие зеваки, в пижамах и ночных рубашках собирались в кучки у заграждения.
Это было только начало. Каларно знал это. С минуты на минуту здесь появятся стервятники из пишущей и снимающей братии. Имя им орда, мчащаяся насладиться спектаклем из крови и кишок и набить брюхо впечатлениями. И самое главное, чего хотел избежать в этой ситуации любой ценой Каларно — они не должны были узнать об Апра.
— Шевелитесь! — прикрикнул он на санитаров. — Чтобы через минуту вашего духа здесь не было.
— Послушайте, начальник, мы и так спешим. — Ответил один из них, рябой, с сильным неаполитанским акцентом. — Видите, какой бардак под ногами? Идем, как можем.
Каларно ели сдержался, чтобы не спустить их с лестницы вместе с носилками. Процессия подошла к санитарному фургону, стоящему у заграждения, и санитары стали вдвигать носилки внутрь.
Апра лежал с лицом белее гипса. Его правое плечо было стянуто временной повязкой. Красное пятно расплывалось в том месте, куда попала пуля.
— Сволочь полицейская! — Он повернул голову в сторону Каларно. — Но я еще не умер!
— Это еще можно поправить, — ответил тот, и повернулся к цепочке полицейских в гражданской одежде. — Де Сантис, Палмьери, Макки! С ним, в машину!
Полицейские, не убирая оружия, полезли в фургон «скорой».
— Начальник, это невозможно. Все не поместятся, — запротестовал рябой.
— Нет проблем. Пойдешь пешком.
— Не-е, так не пойдет, начальник… Правда нету местов.
— Гранди, Скьяра! — Каларно опять повернулся к своим ребятам. — Я хочу, чтобы каждый из вас не спускал глаз с этого мерзавца двадцать четыре часа из двадцати четырех. Я хочу, чтобы вы не отходили от него, в какую бы дыру его ни повели. В операционную, в душ, в сортир, в камеру. Повсюду. Вы меня поняли?
Полицейские утвердительно кивнули.
— Он не должен ни с кем говорить. Не должен звонить по телефону. Не должен смотреть телевизор. Не должен слушать радио. Не должен, черт его дери, делать что-либо. Должен только видеть перед собой ваши свирепые физиономии. — На Каларно опять накатила волна гнева. — Если кто-нибудь, кто бы то ни был, создаст вам проблемы, скажете ему, что подчиняетесь только мне. Если этот сукин сын Апра выкинет какой-нибудь фортель, пристрелите его. Вопросы?
Вопросов не было. Четверка полицейских двинулась с места.
— И последнее, — остановил их Каларно. — Я не хочу, чтобы там пахнуло хоть одним журналистом. Все. Идите.
Полицейские забрались в машину, дверца захлопнулась, и «скорая», врубив сирену, помчалась по забитой машинами улице.
— Разрешите! Позвольте пройти! Пресса! Дайте пройти, пресса!
— Я вам повторяю, нельзя! Уходите!
Каларно обернулся, пряча пистолет в кобуру. Мужчина лет тридцати, в вельветовых брюках, клетчатой рубахе и дорогом плаще, продрался сквозь толпу зевак, и сейчас пытался пролезть между двумя полицейскими у заграждения.
— Сейчас же уходите, если не хотите, чтобы мы надели на вас наручники! — пытался сдержать его один из них.
— Ладно, Массаро, пропусти его. — Каларно подошел к ним. — Я сам им займусь.
Полицейские расступились, давая дорогу журналисту. Тот протянул Каларно руку:
— Андреа, хорошо, что это ты…
Каларно проигнорировал протянутую руку.
— Что ты тут делаешь, Белотти?
Сандро Белотти поправил прическу, сделав вид, что не замечает враждебности в голосе комиссара. Выпускник Падуанского университета, с партбилетом правильной партии в кармане и богатой женой, Белотти являлся ключевым журналистом еженедельника «Здесь, Сейчас» с тиражом около двух миллионов.
Всякий раз, когда Каларно встречал его, у него начинало крутить живот, и это был тот самый случай, когда он был согласен с Апра: Сандро Белотти был законченным мерзавцем, самым гнусным из себе подобных писак. Малокомпетентным, наглым, напыщенным и капризным. Но которому всегда удавалось оказываться в нужном месте в нужное время.
Как, например, этой ночью.
Каларно даже знал почему: кто-то постоянно сливал этому сукину сыну самую закрытую информацию. Кто-то из лона правоохранительной системы.
— Не хочешь, чтобы кто-нибудь совал свой нос в твои дела? — Белотти выдал свою фирменную наглую улыбку и огляделся. — Серьезное дело? Да?
— Здесь ничего не произошло, Белотти. Ложный вызов. Так что возвращайся домой.
Белотти кивнул на «скорую», удаляющуюся по улице, и на два полицейских фургона, полных вооруженных до зубов людей.
— Постараемся быть точными, Андреа, — Акула пера заговорил доверительным тоном. — Эти ребята из спецназа — ложный вызов? И потом, ты же знаешь, что мне ты можешь доверять.
— Я скорее доверюсь адвокату моей бывшей жены.
— Это Апра, не так ли? Ты его поймал, да?
— Предлагаю тебе уговор, Белотти.
— Надеюсь, железный.
— Говенный! — Выражение лица Каларно было непроницаемым. — Я тебе говорю, что здесь произошло. А ты мне расскажешь, кто сообщает тебе все эти фантастические сказочки, которые ты печатаешь. Кто эта Глубокая Глотка . Согласен?
Грязное прозвище было взято из фильма «Все люди президента», знаменитого американского фильма, посвященного делу Уотергейт. Так звали некоего сукина сына, внедренного в группу, расследующую дело, и снабжающего журналистов секретной информацией, составляющей тайну следствия.
— Опять двадцать пять! Всякий раз ты меня шпыняешь этой хреновиной с кротом. Ты меня уже достал своей Глубокой Глоткой. — Белотти хмыкнул. — Андреа, нет никакого крота в вашем ведомстве. Есть слухи. И выяснить, что там, за ними — правда или нет — моя работа. — Белотти опять огляделся. — Ну, ладно, Андреа. Я уже знаю, что это был Апра…
— И где ты его увидел? В стеклянном шаре?
— Мне нужно только подтверждение. Я не упомяну твоего имени, можешь не опасаться.
— Нет.
— Нет, в каком смысле?
— Какой смысл этого слова тебе не понятен?
— Послушай, Каларно. Я не люблю, чтобы меня мешали с дерьмом, и если ты…
— Белотти, да оно из тебя так и прет каждый раз, когда ты садишься за пишущую машинку.
— Ты отстал от жизни, Андреа, — засмеялся Беллоттти. — Сегодня мы работаем на компьютерах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Это был лай множества стволов, которые стреляли все сразу.
Андреа Каларно, сжимая «беретту» в руке, с группой полицейских за спиной, не сдвинулся ни на шаг, когда санитары проносили мимо носилки с лежащим на них Кармине Апра, матерившемся все время, пока его тащили с восьмого этажа.
Перестрелка с бандитами Апра длилась не так уж долго. Чуть больше времени понадобилось, что бы превратить поле боя в огромный карнавал. Казалось, все штурмовые силы города слетелись сюда, на эту второстепенную улочку в районе Семпионе. Десятки окон в окружающих домах были распахнуты, люди, высунувшись из окон, шумно комментировали случившееся. Другие зеваки, в пижамах и ночных рубашках собирались в кучки у заграждения.
Это было только начало. Каларно знал это. С минуты на минуту здесь появятся стервятники из пишущей и снимающей братии. Имя им орда, мчащаяся насладиться спектаклем из крови и кишок и набить брюхо впечатлениями. И самое главное, чего хотел избежать в этой ситуации любой ценой Каларно — они не должны были узнать об Апра.
— Шевелитесь! — прикрикнул он на санитаров. — Чтобы через минуту вашего духа здесь не было.
— Послушайте, начальник, мы и так спешим. — Ответил один из них, рябой, с сильным неаполитанским акцентом. — Видите, какой бардак под ногами? Идем, как можем.
Каларно ели сдержался, чтобы не спустить их с лестницы вместе с носилками. Процессия подошла к санитарному фургону, стоящему у заграждения, и санитары стали вдвигать носилки внутрь.
Апра лежал с лицом белее гипса. Его правое плечо было стянуто временной повязкой. Красное пятно расплывалось в том месте, куда попала пуля.
— Сволочь полицейская! — Он повернул голову в сторону Каларно. — Но я еще не умер!
— Это еще можно поправить, — ответил тот, и повернулся к цепочке полицейских в гражданской одежде. — Де Сантис, Палмьери, Макки! С ним, в машину!
Полицейские, не убирая оружия, полезли в фургон «скорой».
— Начальник, это невозможно. Все не поместятся, — запротестовал рябой.
— Нет проблем. Пойдешь пешком.
— Не-е, так не пойдет, начальник… Правда нету местов.
— Гранди, Скьяра! — Каларно опять повернулся к своим ребятам. — Я хочу, чтобы каждый из вас не спускал глаз с этого мерзавца двадцать четыре часа из двадцати четырех. Я хочу, чтобы вы не отходили от него, в какую бы дыру его ни повели. В операционную, в душ, в сортир, в камеру. Повсюду. Вы меня поняли?
Полицейские утвердительно кивнули.
— Он не должен ни с кем говорить. Не должен звонить по телефону. Не должен смотреть телевизор. Не должен слушать радио. Не должен, черт его дери, делать что-либо. Должен только видеть перед собой ваши свирепые физиономии. — На Каларно опять накатила волна гнева. — Если кто-нибудь, кто бы то ни был, создаст вам проблемы, скажете ему, что подчиняетесь только мне. Если этот сукин сын Апра выкинет какой-нибудь фортель, пристрелите его. Вопросы?
Вопросов не было. Четверка полицейских двинулась с места.
— И последнее, — остановил их Каларно. — Я не хочу, чтобы там пахнуло хоть одним журналистом. Все. Идите.
Полицейские забрались в машину, дверца захлопнулась, и «скорая», врубив сирену, помчалась по забитой машинами улице.
— Разрешите! Позвольте пройти! Пресса! Дайте пройти, пресса!
— Я вам повторяю, нельзя! Уходите!
Каларно обернулся, пряча пистолет в кобуру. Мужчина лет тридцати, в вельветовых брюках, клетчатой рубахе и дорогом плаще, продрался сквозь толпу зевак, и сейчас пытался пролезть между двумя полицейскими у заграждения.
— Сейчас же уходите, если не хотите, чтобы мы надели на вас наручники! — пытался сдержать его один из них.
— Ладно, Массаро, пропусти его. — Каларно подошел к ним. — Я сам им займусь.
Полицейские расступились, давая дорогу журналисту. Тот протянул Каларно руку:
— Андреа, хорошо, что это ты…
Каларно проигнорировал протянутую руку.
— Что ты тут делаешь, Белотти?
Сандро Белотти поправил прическу, сделав вид, что не замечает враждебности в голосе комиссара. Выпускник Падуанского университета, с партбилетом правильной партии в кармане и богатой женой, Белотти являлся ключевым журналистом еженедельника «Здесь, Сейчас» с тиражом около двух миллионов.
Всякий раз, когда Каларно встречал его, у него начинало крутить живот, и это был тот самый случай, когда он был согласен с Апра: Сандро Белотти был законченным мерзавцем, самым гнусным из себе подобных писак. Малокомпетентным, наглым, напыщенным и капризным. Но которому всегда удавалось оказываться в нужном месте в нужное время.
Как, например, этой ночью.
Каларно даже знал почему: кто-то постоянно сливал этому сукину сыну самую закрытую информацию. Кто-то из лона правоохранительной системы.
— Не хочешь, чтобы кто-нибудь совал свой нос в твои дела? — Белотти выдал свою фирменную наглую улыбку и огляделся. — Серьезное дело? Да?
— Здесь ничего не произошло, Белотти. Ложный вызов. Так что возвращайся домой.
Белотти кивнул на «скорую», удаляющуюся по улице, и на два полицейских фургона, полных вооруженных до зубов людей.
— Постараемся быть точными, Андреа, — Акула пера заговорил доверительным тоном. — Эти ребята из спецназа — ложный вызов? И потом, ты же знаешь, что мне ты можешь доверять.
— Я скорее доверюсь адвокату моей бывшей жены.
— Это Апра, не так ли? Ты его поймал, да?
— Предлагаю тебе уговор, Белотти.
— Надеюсь, железный.
— Говенный! — Выражение лица Каларно было непроницаемым. — Я тебе говорю, что здесь произошло. А ты мне расскажешь, кто сообщает тебе все эти фантастические сказочки, которые ты печатаешь. Кто эта Глубокая Глотка . Согласен?
Грязное прозвище было взято из фильма «Все люди президента», знаменитого американского фильма, посвященного делу Уотергейт. Так звали некоего сукина сына, внедренного в группу, расследующую дело, и снабжающего журналистов секретной информацией, составляющей тайну следствия.
— Опять двадцать пять! Всякий раз ты меня шпыняешь этой хреновиной с кротом. Ты меня уже достал своей Глубокой Глоткой. — Белотти хмыкнул. — Андреа, нет никакого крота в вашем ведомстве. Есть слухи. И выяснить, что там, за ними — правда или нет — моя работа. — Белотти опять огляделся. — Ну, ладно, Андреа. Я уже знаю, что это был Апра…
— И где ты его увидел? В стеклянном шаре?
— Мне нужно только подтверждение. Я не упомяну твоего имени, можешь не опасаться.
— Нет.
— Нет, в каком смысле?
— Какой смысл этого слова тебе не понятен?
— Послушай, Каларно. Я не люблю, чтобы меня мешали с дерьмом, и если ты…
— Белотти, да оно из тебя так и прет каждый раз, когда ты садишься за пишущую машинку.
— Ты отстал от жизни, Андреа, — засмеялся Беллоттти. — Сегодня мы работаем на компьютерах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60