Наконец, прорвался и почти бегом мы вместе с моей семьёй поспешили от продолжающих нас преследовать журналистов в дом к моей старшей дочери,, который был ближе. Там мы от всех спрятались и могли спокойно отдышаться и как-то осознать то, что происходит сегодня. А сегодня настал решающий день. И этот день подведёт итоги предвыборной борьбы не с соперником, а с аппаратом.
Практически на каждом избирательном участке столицы находились мои бескорыстные помощники, которые, во-первых, тщательно следили, чтобы не были возможны никакие махинации, подтасовки (но я в это не верил, думал, на такое никто бы не пошёл), а во-вторых, они сообщали результаты голосования, когда становились известными самые первые предварительные итоги.
За цифры, практически за каждый голос, мы волновались не случайно Стало известно о неожиданно принятом решении — всех советских служащих, работающих за рубежом в 29 странах, причислить к Московскому национально-территориальному округу. Это была ещё одна, наверное, последняя попытка повлиять на результаты выборов. Всем было ясно, что цифры из-за рубежа поступят самые безрадостные. Скорее всего в каждом посольстве все послушно проголосуют так же, как проголосовал посол. Все-таки это за границей… Именно поэтому в Москве должен был быть явный перевес, чтобы никакие печальные известия из-за рубежа не могли повлиять на результат.
Когда журналисты, дежурившие у подъезда старшей дочери, поняли, что ждать меня бессмысленно и разошлись, мы выбрались из своего убежища и решили просто погулять по городу. Каким-то светлым было это путешествие по Москве. Проходили люди, здоровались, улыбались, желали успеха…
Вечером сообщили предварительные результаты. По всем округам с явным преимуществом я шёл впереди.
Борис Николаевич! К вам очень хорошо относятся по всей стране. Все-таки странно, почему делегатом партконференции Вас избрали в Карелии. Почему не в Москве? Или в Свердловске?
Скажите, почему на конференции Горбачёв Вас не поддержал?
Помните Чикирева? Кого он защищал, когда стучал себя в грудь?
Не жалеете ли вы, что с критикой культа личности Генсека выступили перед юбилеем 70-летия Октябрьской революции, а не на XIX партконференции? Не отказало ли Вам чувство политического момента?
Из записок москвичей, полученных во время встреч, митингов, собраний.
К XIX Всесоюзной партконференции готовились все. Готовилось руководство, аппарат Центрального Комитета, многого от неё ждала партия, да и все общество. Сейчас уже можно определённо сказать, что, конечно, конференция смогла дать толчок развитию общества. Однако не стала тем историческим поворотным моментом в жизни страны, каким должна была стать. Некоторые её решения оказались более консервативными, чем состояние общества в тот момент. Например, предложение о совмещении функций партийных и советских руководителей, начиная с Генсека и заканчивая районными секретарями, явилось для людей чем-то вроде грома среди ясного неба. Даже Сталин, помнится, не позволил себе соединить две эти должности… Народ это предложение активно не поддержал, зато большинство делегатов послушно приняли резолюцию на этот счёт.
Как я уже сказал, к партконференции готовились. Тщательнее обычного избирали делегатов, причём избирали по инструкции, разработанной ЦК. В организации псевдовыборов активно преуспел Разумов, первый зам. зав. орготделом ЦК. Все кадровые вопросы были практически в его руках, и потому субъективизм, симпатии, антипатии, протекционизм были проявлены в полной мере.
Я тогда находился как бы в изгнании, работал в Госстрое, и руководству партии, властям, конечно, не хотелось, чтобы я вернулся к политической жизни. А я в себе чувствовал и силы, и желание начать работать по сути заново, да и принципы не позволяли мне спокойно, без борьбы уйти с политической арены.
В тот момент моё выступление на октябрьском Пленуме ЦК по-прежнему для всего народа было скрыто, и, конечно, определённый ореол таинственности веял над всей этой ситуацией.
Партийные организации страны стали выдвигать меня делегатом на конференцию. И первой задачей аппарата было не допустить моего избрания. Я был министром, должность достаточно большая, и, в общем, сомнений не было, что министры на конференцию будут избраны. Но, смотрю, всех по разным регионам избирают, а меня нет. Полное молчание. Конечно, существовал реальный шанс быть не избранным на XIX партконференцию. Сначала я даже как-то не осознал, что шанс этот более чем велик, но аппарат старался вовсю, прошло время, и скоро выяснилось, что я оказался единственным министром, не избранным на конференцию. И тогда я понял, насколько все серьёзно.
Я считал, что должен попасть на XIX партконференцию и обязан там выступить. Но что делать, если партаппарату, как фокуснику, манипулирующему выборами, удаётся меня изолировать, — я не знал. По крайней мере, я бы не стал куда-то звонить, чего-то от Горбачёва или других членов Политбюро требовать, говорить, что я член ЦК, меня не выдвигают, так не положено, это нечестно…
Я не скрывал, по крайней мере сам от себя, что XIX партконференция, во-первых, даст мне возможность объяснить людям, что же произошло на октябрьском Пленуме, а во-вторых, давала, может быть, последний шанс вырваться из политической изоляции и опять начать активно участвовать в общественной жизни страны. Я всегда считал и сейчас считаю, что ничего политически ошибочного в моем выступлении на октябрьском Пленуме ЦК партии не было. И потому был уверен, что моё обращение с трибуны XIX партконференции к её делегатам, к коммунистам страны, просто к людям поставит все на свои места. Если бы я оказался не избран на конференцию, для меня это был бы тяжелейший удар. Наверное, поэтому даже не пытался загадывать, что буду делать, если конференция начнётся без меня. Уехал бы из Москвы, смотрел бы конференцию по телевизору, попросил бы у Разумова пригласительный билет?.. Нет, даже гипотетически не хочу рассуждать на эту тему. Я обязан бьш стать делегатом партконференции, и другого варианта быть не могло.
Поднялись свердловские, московские предприятия, коллективы других городов, стали принимать решения о моем выдвижении делегатом конференции. Но аппарат стоял насмерть, и часто все это походило просто на фарс в традициях самых-самых застойных времён. Хотя вроде вокруг разгар перестройки, по крайней мере, уже третий её год.
Систему придумали такую: партийные организации выдвигают множество кандидатур, затем этот список попадает в райком партии, там его просеивают; затем в горком партии, там просеивают ещё раз, наконец, в обком или ЦК компартии республики. В узком кругу оставляли лишь тех, кто, в представлении аппарата, не подведёт на конференции, будет выступать и голосовать так, как надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Практически на каждом избирательном участке столицы находились мои бескорыстные помощники, которые, во-первых, тщательно следили, чтобы не были возможны никакие махинации, подтасовки (но я в это не верил, думал, на такое никто бы не пошёл), а во-вторых, они сообщали результаты голосования, когда становились известными самые первые предварительные итоги.
За цифры, практически за каждый голос, мы волновались не случайно Стало известно о неожиданно принятом решении — всех советских служащих, работающих за рубежом в 29 странах, причислить к Московскому национально-территориальному округу. Это была ещё одна, наверное, последняя попытка повлиять на результаты выборов. Всем было ясно, что цифры из-за рубежа поступят самые безрадостные. Скорее всего в каждом посольстве все послушно проголосуют так же, как проголосовал посол. Все-таки это за границей… Именно поэтому в Москве должен был быть явный перевес, чтобы никакие печальные известия из-за рубежа не могли повлиять на результат.
Когда журналисты, дежурившие у подъезда старшей дочери, поняли, что ждать меня бессмысленно и разошлись, мы выбрались из своего убежища и решили просто погулять по городу. Каким-то светлым было это путешествие по Москве. Проходили люди, здоровались, улыбались, желали успеха…
Вечером сообщили предварительные результаты. По всем округам с явным преимуществом я шёл впереди.
Борис Николаевич! К вам очень хорошо относятся по всей стране. Все-таки странно, почему делегатом партконференции Вас избрали в Карелии. Почему не в Москве? Или в Свердловске?
Скажите, почему на конференции Горбачёв Вас не поддержал?
Помните Чикирева? Кого он защищал, когда стучал себя в грудь?
Не жалеете ли вы, что с критикой культа личности Генсека выступили перед юбилеем 70-летия Октябрьской революции, а не на XIX партконференции? Не отказало ли Вам чувство политического момента?
Из записок москвичей, полученных во время встреч, митингов, собраний.
К XIX Всесоюзной партконференции готовились все. Готовилось руководство, аппарат Центрального Комитета, многого от неё ждала партия, да и все общество. Сейчас уже можно определённо сказать, что, конечно, конференция смогла дать толчок развитию общества. Однако не стала тем историческим поворотным моментом в жизни страны, каким должна была стать. Некоторые её решения оказались более консервативными, чем состояние общества в тот момент. Например, предложение о совмещении функций партийных и советских руководителей, начиная с Генсека и заканчивая районными секретарями, явилось для людей чем-то вроде грома среди ясного неба. Даже Сталин, помнится, не позволил себе соединить две эти должности… Народ это предложение активно не поддержал, зато большинство делегатов послушно приняли резолюцию на этот счёт.
Как я уже сказал, к партконференции готовились. Тщательнее обычного избирали делегатов, причём избирали по инструкции, разработанной ЦК. В организации псевдовыборов активно преуспел Разумов, первый зам. зав. орготделом ЦК. Все кадровые вопросы были практически в его руках, и потому субъективизм, симпатии, антипатии, протекционизм были проявлены в полной мере.
Я тогда находился как бы в изгнании, работал в Госстрое, и руководству партии, властям, конечно, не хотелось, чтобы я вернулся к политической жизни. А я в себе чувствовал и силы, и желание начать работать по сути заново, да и принципы не позволяли мне спокойно, без борьбы уйти с политической арены.
В тот момент моё выступление на октябрьском Пленуме ЦК по-прежнему для всего народа было скрыто, и, конечно, определённый ореол таинственности веял над всей этой ситуацией.
Партийные организации страны стали выдвигать меня делегатом на конференцию. И первой задачей аппарата было не допустить моего избрания. Я был министром, должность достаточно большая, и, в общем, сомнений не было, что министры на конференцию будут избраны. Но, смотрю, всех по разным регионам избирают, а меня нет. Полное молчание. Конечно, существовал реальный шанс быть не избранным на XIX партконференцию. Сначала я даже как-то не осознал, что шанс этот более чем велик, но аппарат старался вовсю, прошло время, и скоро выяснилось, что я оказался единственным министром, не избранным на конференцию. И тогда я понял, насколько все серьёзно.
Я считал, что должен попасть на XIX партконференцию и обязан там выступить. Но что делать, если партаппарату, как фокуснику, манипулирующему выборами, удаётся меня изолировать, — я не знал. По крайней мере, я бы не стал куда-то звонить, чего-то от Горбачёва или других членов Политбюро требовать, говорить, что я член ЦК, меня не выдвигают, так не положено, это нечестно…
Я не скрывал, по крайней мере сам от себя, что XIX партконференция, во-первых, даст мне возможность объяснить людям, что же произошло на октябрьском Пленуме, а во-вторых, давала, может быть, последний шанс вырваться из политической изоляции и опять начать активно участвовать в общественной жизни страны. Я всегда считал и сейчас считаю, что ничего политически ошибочного в моем выступлении на октябрьском Пленуме ЦК партии не было. И потому был уверен, что моё обращение с трибуны XIX партконференции к её делегатам, к коммунистам страны, просто к людям поставит все на свои места. Если бы я оказался не избран на конференцию, для меня это был бы тяжелейший удар. Наверное, поэтому даже не пытался загадывать, что буду делать, если конференция начнётся без меня. Уехал бы из Москвы, смотрел бы конференцию по телевизору, попросил бы у Разумова пригласительный билет?.. Нет, даже гипотетически не хочу рассуждать на эту тему. Я обязан бьш стать делегатом партконференции, и другого варианта быть не могло.
Поднялись свердловские, московские предприятия, коллективы других городов, стали принимать решения о моем выдвижении делегатом конференции. Но аппарат стоял насмерть, и часто все это походило просто на фарс в традициях самых-самых застойных времён. Хотя вроде вокруг разгар перестройки, по крайней мере, уже третий её год.
Систему придумали такую: партийные организации выдвигают множество кандидатур, затем этот список попадает в райком партии, там его просеивают; затем в горком партии, там просеивают ещё раз, наконец, в обком или ЦК компартии республики. В узком кругу оставляли лишь тех, кто, в представлении аппарата, не подведёт на конференции, будет выступать и голосовать так, как надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58