- Ладно. Конечно.
- Смотри как время бежит! Кажется, только вчера... а уже...
Но мне так не казалось. Однако отозвалась в лад:
- Да, да... бежит, несется это самое время!
... Кому это в кайф ходить на кладбище? Я к таким никак не принадлежу. На меня этот остановившийся, окаменевший покой действует разлагающе. И без того то и дело теряешь смысл жизни, а тут тебе наглядно, шеренгами крестов и надгробий, показывают, что мало ли что было и есть, а все кончается вечным, однообразным покоем... Происходит, так сказать, неостановимое и достаточно бессмысленное переливание из пустого в порожнее...
Конечно, тем, кто фанатично верит в Христа, или Магомета, или Будду, или ещё в какую-то религиозную догму, - много легче и проще. Потому что сразу и навсегда причисляешь себя к сонму избранных и можешь грешить, а потом каяться, грешить и каяться в полной уверенности, что Господь тебя видит, слышит, жалеет и прощает.
Но у меня нет как нет столь обширных притязаний. Мне как-то неловко навязываться со своими делишками-страстишками кому бы то ни было, а тем более Богу.
Нет, нет, я не заядлая атеистка, я - верю. И Бог присутствует во мне. Это он, так чувствую, заставляет меня совеститься, когда творю что-то не то и не так... У нас с ним свои отношения. И вообще много распространяться на эту тему нельзя. Слишком в се тут тонко, лично... Я люблю, когда мать крестит меня перед сном, чтоб уберечь от напасти. Она после смерти отца стала ходит в церковь, повесила в доме иконы... Она хочет верить, что жизнь после смерти есть, и когда умрет - встретится на том свете со своим любимым Ванечкой...
Я эту её веру не подрываю. Тем более, что мать не из тех новообращенных, которые после крещения возомнили себя праведниками и с фанатичным блеском в глазах требуют от всех близлежащих-сидящих немедленно бежать в церковь и каяться, каяться...
Мне не надо доказывать, что христианство - религия, поддерживающая добродетель, что православие способствует объединению русского народа, что заповеди Христа - учебник нравственности...
Но... но... сторонники ислама убеждены, что их религия куда более "святая", чем все прочие... А верующие евреи равно скептически воспринимают и православие и ислам... Ну и так далее. И сколько же крови пролилось и проливается человечеством из одной жажды доказать, что "наша религия самая-рассамая"...
Обо всем этом я думала, когда ехала на кладбище, где похоронен В. С. Михайлов чтобы узнать, а не повторялись ли попытки приклеить листок с тремя фамилиями к кресту на его могиле.
Бывают дни, когда тебе очень нужна везуха, но она не показывается, видно, сидит где-то и бездельничает. А бывает - везет неизвестно почему.
В этот день мне повезло дважды. Могилу В.С. Михайлова убирала знакомая женщина: подметала вокруг шаркающим веником, общипывала с роз в банке пожухлые лепестки и вялые листья... Подняла на меня тихие глаза, без раздражения ответила на мой вопрос:
- Нет, девушка, никто давно не клеил эту бумажку. Отдирать её уж так нелегко было! Что ты! Я и кипяток лила, и ножом скоблила... Еле-еле! А теперь хорошо, никто не хулюганит...
Я пошла, было, назад. Но дорогу мне преградила каталка с гробом. За нею брели буквально два человека, не считая могильщиков. В гробу белело худое, с вдавленными щеками, лицо пожилого человека.
Гроб проехал, а кладбищенская служащая сообщила мне с печалью в голосе:
- Опять писателя повезли. Опять бедного. Сколько их поумирало в эту зиму и весну - не перечесть прямо!
- А почему вы решили, что это писатель?
- Потому что ихний похоронщик за гробом идет, его у нас все знают, Михаил Маркович, вон тот, что повыше и седой.
Я сейчас же пошла туда, куда, повизгивая колесиками, катился гроб бедняка... Сама судьба подталкивала меня на верный путь, где смогу получит ответ на целый ряд вопросов. Если смогу... Если Михаил Маркович захочет общаться и откровенничать...
Есть мудрая такая сказка: яблоня говорит сестрице Аленушке, мол, я выполню твою просьбу, а только ты сначала съешь мое кислое яблочко... Так и со мной получилось. Прежде я должна была выстоять у гроба безвестного писателя, пока могильщики прилаживались к нему со своими веревками, а потом, заодно с Михаилом Марковичем и пожилой женщиной в черном бросила, как полагается на крышку гроба три горсти сырого песку... Женщина, видимо, жена покойного, не плакала, глядела сухими, расширенными глазами прямо перед собой. Михаил Маркович произнес, когда расторопные могильщики засыпали могилу:
- Мир праху твоему...Пусть земля будет тебе пухом...
- Спасибо, - не глядя на него, отозвалась женщина. - Я останусь здесь.
Мы с Михаилом Марковичем не торопясь пошли прочь, сначала по узкой дорожке мимо оград, потом по аллее, полузатененной кронами старинных лип. Я ещё готовилась произнести первую фразу, а он уже сказал раздумчиво:
- Надо, надо верить, что есть вторая жизнь. Надо верить! А вы не согласны?
Он повернул ко мне крупную голову с горбатым носом и черными, пронзительными глазами.
- Согласна. Иначе...
- Вот именно! - подхватил он. - Вот именно! Не хочу верить, что человек, сложнейшее явление природы, её творец, её венец - и как кусок говядины, и в прах, удобрение, и никаких последствий! Я долго-долго был атеистом, но близость к "царству мертвых", печальные мои обязанности поколебали эту мою атеистическую, необременительную для души веру. Со мной произошло... Мысли одолели... Умер - и конец всему? В яму и безо всяких последствий? Вот только что видел этого умнейшего благородного писателя, перекинулся парой слов - и нет его... Весь ушел? Со всей своей могучей интеллектуальной энергией? Не верю! Согласен с теми мыслителями, которые доказывают, что энергия не исчезает и действует в дальнейшем на всех нас, живущих. Энергия... ореол... Христос... как олицетворение величия духа, любви... Когда я стал мыслить таким вот образом, всякие мелочные споры-ссоры, суета, борьба самолюбий показались мне особенно ничтожными... Да, да, я поверил и в то, что есть какое-то возмездие для недобрых, унижавших других, тем более уничтожавших... А вы журналистка?
Я опешила:
- Да. Но откуда...
- У меня хорошая зрительная память. Я видел вас на похоронах Михайлова. У меня слабость к блондинкам с голубыми глазами. Я спросил у вашего фотографа, и он мне сказал, кто вы. Вам Худяков Николай Николаевич кто, родственник или знакомый? Или вас очень удручили похороны с двумя провожающими и вы решили присоединиться, сгармонизировать процесс?
- Скорее всего... - ответила я. - Но мне, кроме того, хотелось поговорить с вами.
- Лично? Что же такого во мне интересного?
- Ну хотя бы ваша близость к писателям... Ваша точка зрения на представителей этого клана... Разве вы мало знаете?
Михаил Маркович улыбнулся со значением, явно польщенный моими словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120