Я кивнул.
– Наверняка кто-то советовал ему не форсировать события, не пытаться снимать каждый фильм как будто это последняя картина. Ан нет, человек выложился на все двести процентов. Четыре фильма, один за другим, – лидеры проката. Конечно, он во многом ошибался. Впрочем, в том темпе, в котором жил, вряд ли смог бы увидеть это. Но посмотрите, какое великолепие! Яркая жизнь – а потом смерть на взлете. Красиво. А главное, человек не мучается от одиночества, не прозябает на таитянском берегу в компании этих, простите, проблядушек. Ведь рай земной, по сравнению с дивными мирами высшей реальности, любому покажется адом, не находите?
– Возможно, – процедил я.
– Вот и прекрасно. А коли так, я думаю, вы не откажете мне в небольшой услуге. Оба мы отлично знаем, что самоубийство лишь бросает нас на новый круг бытия, но не прерывает заточения. Но мы можем создать обстоятельства, чтобы освободиться. Давайте поможем друг другу. Сегодня один из нас отправится в лучший мир, а оставшемуся – судьба мучиться до конца своих дней на Земле. Идет?
Я пристально посмотрел на него.
– Вы, кажется, окончательно свихнулись, Гоюн. Впрочем, даже в безумии вы остались замечательным манипулятором. Какую теорию развели для того, чтобы посеять во мне сомнение! Ведь теперь, после крушения ваших планов, вы живете только одним: местью. Это удел любого, кто бросил на карту все. Ваша жизнь потеряла всякий смысл, и вот теперь, рискуя ею, вы пришли сюда, чтобы прикончить меня, и для верности решили подавить мою волю к жизни. Вам ведь нужно лишь мгновенное сомнение, секундное колебание, а дальше вы, мастер ушу, ученик Ма Ханьцина, своего не упустите. Так знайте, Гоюн, я презираю вас. Вы обратили свой талант во зло, и я рад, что сумел воспрепятствовать вам. А теперь, когда ваше дело погибло, вам и вправду здесь делать больше нечего. Я отправлю вас в преисподнюю с удовольствием. У меня есть чем заняться в этой жизни, что бы вы ни думали. Мой путь – это мой путь, мои потери – это мои потери, а мои обретения останутся при мне.
– Да, тяжело иметь дело с пророком, – вздохнул Гоюн. – Но что же делать. Оружие к вам не протащишь. Подумать о том, что к вам можно незаметно подкрасться и нанести удар, я и не смел. Вы и во время своего плена себе такого не позволяли. А сейчас, надо признать, вы многое постигли, стали значительно сильнее. Оставалось только одно... но не последнее. Ну что же, поставим точку в нашем споре. Как говорил учитель: «Можно отказать, когда у тебя просят денег, можно отказать в помощи, но нельзя отказать желающему подраться».
Он начал медленно подниматься с лежака. Одновременно с ним поднялся и я, и сейчас нас разделяли два шага. Я увидел, как Гоюн принял боевую стойку, и, кажется, сам изготовился к бою. Вскоре весь окружающий мир перестал для меня существовать. Я видел только Гоюна, словно парящего в воздухе. Постепенно он увеличивался, и вот уже я видел только его глаза, одни глаза...
Повинуясь безотчетному импульсу, я шагнул в сторону, молниеносно отразил мастерский удар и ударил сам наугад. Мой кулак ощутил твердую плоть.
Притаившиеся в кустах девушки громко завизжали и бросились врассыпную. Я неожиданно снова увидел окружавший меня мир: навес из банановых листьев, пальмы, кусты благоухающих цветов, лазурный океан, бездонное голубое небо, золотое солнце, посылающее на землю свои ласковые лучи. У моих ног лежало бездыханное тело Гоюна. Я долго смотрел на него, а потом двинулся к океану, чтобы смыть скверну. Схватка окончилась.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84