Слишком помпезно выглядела эта изба на фоне остальных простых дворов, слишком явно говорила о том, что именно здесь живет хозяин всего этого поселения. Лосев с детства не любил людей, которые старались утвердить свою значительность внешними атрибутами, роскошными кабинетами, дорогими заморскими глайдерами или, на худой конец, такими вот избами.
Наконец калитка открылась, и молодуха в косыночке, повязанной так, что из-под материала можно было рассмотреть одни глаза, проводила их через двор в сени.
Лишь теперь Лосев заметил в окнах большие изогнутые плоскости небьющегося пластирола и понял, на что пошли стекла из кабины его глайдера.
Трофим оказался жилистым крупным мужиком лет сорока, с рыжей бородой и маслеными, глубоко спрятанными под бровями глазками. При их появлении он даже не соизволил встать с лавки и не пригласил в горницу, а спросил, пока они стояли у порога:
– Ну, и с чем пожаловали, гости дорогие?!
– Благословение твое нужно, Трофим. Свадьбу мы решили сыграть.
– Нашла, значит, своего суженого. Так, так. И чем же он даровит, этот добрый молодец, что ты его, почитай, два года ждала?
– Не твое это дело, Трофим! Ты порядок знаешь. Хочешь не хочешь, а обряд тебе придется совершить. – Ксения говорила с каким-то излишним запалом и вызовом, словно продолжала неизвестный Лосеву спор. И в голосе ее не было ни почтения, ни уважения к этому самоуверенному староверу, смотрящему на нее откровенным мужским взглядом.
Лосев пока не вмешивался в разговор, но чувствовал, что его молчания, о котором просила Ксения, хватит ненадолго.
– Порядок, конечно, должен соблюдаться, но ведь он, поди, и некрещеный, а, Ксения? Как же тогда я вас под венец поведу?
– Что с того, что некрещеный! Окрестишь! Ты Федора крестил, когда он здесь появился? А чем мой мужик хуже?
– Так ведь твой, поди, и неверующий, он может и не согласиться креститься. Ты его-то спрашивала? – На какое-то время в просторной избе Трофима повисло неловкое молчание, и Лосев понял, что настала пора вмешаться в этот разговор, полный недомолвок и намеков.
– Ты староста, сделай, что положено. Я эту женщину выбрал, и я с ней останусь. А что касается крещения, так оно к вере отношения не имеет, уж настолько-то я в религии разбираюсь. Целыми толпами неверующих в реки загоняли и там крестили. Так что окропишь меня святой водой, крестик повесишь – а что до моей веры, так тебе до нее дела нет.
Впервые за весь разговор Трофим вперил в Лосева взгляд своих маленьких глазок, и Лосев сразу же почувствовал в них затаенную, нешуточную угрозу.
– Ну ладно, коли так. Ты, Ксения, иди, а мы тут с твоим суженым еще потолкуем. Есть у меня к нему мужской разговор.
Некоторое время Ксения колебалась, и было видно, что оставлять Лосева с Трофимом наедине ей совсем не хочется. Наконец она повернулась к двери и оттуда через плечо вполоборота к Трофиму произнесла:
– Смотри у меня, Трофим. Если что – ты меня знаешь.
– Да уж знаю, – проворчал Трофим. – С твоей будущей женушкой лучше не связываться, – сказал Трофим, когда за Ксенией закрылась дверь. – Она ведь у нас ведьма, ты знаешь о сем?
– Знаю! – рявкнул Лосев, чувствуя, как отвращение к этому человеку наполняет его мутной волной.
– Ну, вот и ладненько, тогда, значит, со свадьбой дело решенное, и не о том у меня к тебе разговор.
– Тогда о чем же еще? – Лосев смотрел на Трофима в упор, не отводя взгляда, чтобы тот понял, что не только ведьм следует ему опасаться.
– Есть у нас в общине такое правило. Когда нового человека в общину принимают, ему назначают испытание. Люди должны знать, на что новый человек способен и куда его определить.
Дело это добровольное. Если ты согласен заниматься только своим дворовым хозяйством, так для этого испытания не требуется. Но если надумаешь стать охотником или пуще того – воином, тогда испытания не избежать.
– С кем вы тут воюете? С лесными кикиморами?
– И с ними тоже. В лесу много всякой нечисти, но речь не о ней, вот станешь воином, тогда все и узнаешь. Ну, так как, будешь проходить испытание?
С минуту Лосев раздумывал. Он не сомневался в том, что в предложении Трофима таится какой-то подвох, но, с другой стороны, был здесь и вызов, не принять который он считал ниже своего достоинства. Раз уж он решил пожить здесь какое-то время, то лучше стать полноправным членом общины. И он согласился.
Больше всего не понравилось ему то, что обязательным условием предстоящего через месяц после свадьбы испытания было его молчание. Он не должен был посвящать в это мужское дело Ксению. А значит, Трофим задумал нечто такое, о чем ей лучше не знать…
Свадьбу сыграли на следующий день, всей общиной, и Лосев с трудом вытерпел это действо. Ни на минуту его не покидало чувство нереальности происходящего, он чувствовал себя так, словно был участником какого-то фарса или спектакля.
Вот только зрителей не было, а участники труппы вели себя слишком уж серьезно.
Наконец все это закончилось, и Лосев поселился в доме Ксении.
Первые две недели он привыкал к своей новой жизни и все ждал, что вот-вот случится что-то такое, что приоткроет завесу дремотной тайны, лежавшую на Белугах, и он наконец-то сможет приступить к своим прямым обязанностям, заняться делом, ради которого и оказался здесь. Так, по крайней мере, он не раз убеждал самого себя, когда сомнения в правильности своего поступка начинали глодать его с новой силой.
Но ничего не происходило. День начинался с крика петухов, с дойки коров, с кормления скотины, с бесконечных хлопот по хозяйству.
К концу второй недели он заметил, что продовольствия в кладовой заметно поуменьшилось, и спросил Ксению, не найдется ли здесь для него какая-нибудь серьезная мужская работа.
Похоже, она ждала этого вопроса и охотно рассказала ему, чем занимаются мужчины в селе Белуги. Можно было охотиться на рулей. Но ружей в селе не было, а ставить ловушки Лосев не умел.
Что собой представляли эти таинственные рули и откуда они здесь объявились, он так и не понял. Ксения живьем их ни разу не видела, разве что со шкурами приходилось иметь дело. Самострел стоил шесть шкур, и такого добра у Ксении не было.
Лучше всего платили воинам – две шкуры в месяц. На них можно было выменять продуктов на полгода, или накопить шкур и купить самострел. Но воинов назначал Трофим, и Лосев знал, что, прежде чем ему удастся получить эту должность, придется пройти таинственное испытание. Некоторые жители Белуг ухитрялись обеспечить себя всем необходимым из своего подворья, но к этому тяжелому деревенскому труду надо было привыкать с малолетства, и Лосев боялся, что подобная жизнь засосет его всего без остатка.
Уже на второй день после свадьбы он стал подумывать о том, как уговорить Ксению уйти из Белуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Наконец калитка открылась, и молодуха в косыночке, повязанной так, что из-под материала можно было рассмотреть одни глаза, проводила их через двор в сени.
Лишь теперь Лосев заметил в окнах большие изогнутые плоскости небьющегося пластирола и понял, на что пошли стекла из кабины его глайдера.
Трофим оказался жилистым крупным мужиком лет сорока, с рыжей бородой и маслеными, глубоко спрятанными под бровями глазками. При их появлении он даже не соизволил встать с лавки и не пригласил в горницу, а спросил, пока они стояли у порога:
– Ну, и с чем пожаловали, гости дорогие?!
– Благословение твое нужно, Трофим. Свадьбу мы решили сыграть.
– Нашла, значит, своего суженого. Так, так. И чем же он даровит, этот добрый молодец, что ты его, почитай, два года ждала?
– Не твое это дело, Трофим! Ты порядок знаешь. Хочешь не хочешь, а обряд тебе придется совершить. – Ксения говорила с каким-то излишним запалом и вызовом, словно продолжала неизвестный Лосеву спор. И в голосе ее не было ни почтения, ни уважения к этому самоуверенному староверу, смотрящему на нее откровенным мужским взглядом.
Лосев пока не вмешивался в разговор, но чувствовал, что его молчания, о котором просила Ксения, хватит ненадолго.
– Порядок, конечно, должен соблюдаться, но ведь он, поди, и некрещеный, а, Ксения? Как же тогда я вас под венец поведу?
– Что с того, что некрещеный! Окрестишь! Ты Федора крестил, когда он здесь появился? А чем мой мужик хуже?
– Так ведь твой, поди, и неверующий, он может и не согласиться креститься. Ты его-то спрашивала? – На какое-то время в просторной избе Трофима повисло неловкое молчание, и Лосев понял, что настала пора вмешаться в этот разговор, полный недомолвок и намеков.
– Ты староста, сделай, что положено. Я эту женщину выбрал, и я с ней останусь. А что касается крещения, так оно к вере отношения не имеет, уж настолько-то я в религии разбираюсь. Целыми толпами неверующих в реки загоняли и там крестили. Так что окропишь меня святой водой, крестик повесишь – а что до моей веры, так тебе до нее дела нет.
Впервые за весь разговор Трофим вперил в Лосева взгляд своих маленьких глазок, и Лосев сразу же почувствовал в них затаенную, нешуточную угрозу.
– Ну ладно, коли так. Ты, Ксения, иди, а мы тут с твоим суженым еще потолкуем. Есть у меня к нему мужской разговор.
Некоторое время Ксения колебалась, и было видно, что оставлять Лосева с Трофимом наедине ей совсем не хочется. Наконец она повернулась к двери и оттуда через плечо вполоборота к Трофиму произнесла:
– Смотри у меня, Трофим. Если что – ты меня знаешь.
– Да уж знаю, – проворчал Трофим. – С твоей будущей женушкой лучше не связываться, – сказал Трофим, когда за Ксенией закрылась дверь. – Она ведь у нас ведьма, ты знаешь о сем?
– Знаю! – рявкнул Лосев, чувствуя, как отвращение к этому человеку наполняет его мутной волной.
– Ну, вот и ладненько, тогда, значит, со свадьбой дело решенное, и не о том у меня к тебе разговор.
– Тогда о чем же еще? – Лосев смотрел на Трофима в упор, не отводя взгляда, чтобы тот понял, что не только ведьм следует ему опасаться.
– Есть у нас в общине такое правило. Когда нового человека в общину принимают, ему назначают испытание. Люди должны знать, на что новый человек способен и куда его определить.
Дело это добровольное. Если ты согласен заниматься только своим дворовым хозяйством, так для этого испытания не требуется. Но если надумаешь стать охотником или пуще того – воином, тогда испытания не избежать.
– С кем вы тут воюете? С лесными кикиморами?
– И с ними тоже. В лесу много всякой нечисти, но речь не о ней, вот станешь воином, тогда все и узнаешь. Ну, так как, будешь проходить испытание?
С минуту Лосев раздумывал. Он не сомневался в том, что в предложении Трофима таится какой-то подвох, но, с другой стороны, был здесь и вызов, не принять который он считал ниже своего достоинства. Раз уж он решил пожить здесь какое-то время, то лучше стать полноправным членом общины. И он согласился.
Больше всего не понравилось ему то, что обязательным условием предстоящего через месяц после свадьбы испытания было его молчание. Он не должен был посвящать в это мужское дело Ксению. А значит, Трофим задумал нечто такое, о чем ей лучше не знать…
Свадьбу сыграли на следующий день, всей общиной, и Лосев с трудом вытерпел это действо. Ни на минуту его не покидало чувство нереальности происходящего, он чувствовал себя так, словно был участником какого-то фарса или спектакля.
Вот только зрителей не было, а участники труппы вели себя слишком уж серьезно.
Наконец все это закончилось, и Лосев поселился в доме Ксении.
Первые две недели он привыкал к своей новой жизни и все ждал, что вот-вот случится что-то такое, что приоткроет завесу дремотной тайны, лежавшую на Белугах, и он наконец-то сможет приступить к своим прямым обязанностям, заняться делом, ради которого и оказался здесь. Так, по крайней мере, он не раз убеждал самого себя, когда сомнения в правильности своего поступка начинали глодать его с новой силой.
Но ничего не происходило. День начинался с крика петухов, с дойки коров, с кормления скотины, с бесконечных хлопот по хозяйству.
К концу второй недели он заметил, что продовольствия в кладовой заметно поуменьшилось, и спросил Ксению, не найдется ли здесь для него какая-нибудь серьезная мужская работа.
Похоже, она ждала этого вопроса и охотно рассказала ему, чем занимаются мужчины в селе Белуги. Можно было охотиться на рулей. Но ружей в селе не было, а ставить ловушки Лосев не умел.
Что собой представляли эти таинственные рули и откуда они здесь объявились, он так и не понял. Ксения живьем их ни разу не видела, разве что со шкурами приходилось иметь дело. Самострел стоил шесть шкур, и такого добра у Ксении не было.
Лучше всего платили воинам – две шкуры в месяц. На них можно было выменять продуктов на полгода, или накопить шкур и купить самострел. Но воинов назначал Трофим, и Лосев знал, что, прежде чем ему удастся получить эту должность, придется пройти таинственное испытание. Некоторые жители Белуг ухитрялись обеспечить себя всем необходимым из своего подворья, но к этому тяжелому деревенскому труду надо было привыкать с малолетства, и Лосев боялся, что подобная жизнь засосет его всего без остатка.
Уже на второй день после свадьбы он стал подумывать о том, как уговорить Ксению уйти из Белуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104