Больше того, могу, гм, просто сообщить вам следующее: общепризнанно, в том, что касается развития языка, Соединенные Штаты занимают лидирующие позиции, Англия лее, к великому сожалению, пребывает на задворках…
– Сукин ты сын, Ирв, – снова не выдержал Хирш, – ты же в семинаре у доктора Банга, а такое впечатление, что совершенно ничего не…
– Ты имеешь в виду, что многомудрый доктор никак на меня не повлиял, Эд? – спросил Мечер. – Повлиял, во всяком случае косвенно.
– Черт возьми, Ирв, я этого не говорил, я только имел в виду, что тошно слушать, как…
– Я лично ничего против него не имею. – Мечер посмотрел на Роджера и добавил: – Тем более что губа у него не дура, жен выбирать он умеет.
Вся молодежь, за исключением одного парня, восторженно завыла: «Это точно! Она просто куколка! А фигурка что надо! Потрясная бабенка! Вот бы кого я трахнул! Ух ты!»
Роджер, собравшийся было закурить сигару, застыл на месте. Если бы ему так неожиданно не напомнили – непонятно, каким образом, – о его фиаско у Элен в канун Дня всех святых или хотя бы Мечер не посмотрел на него с эдакой хитрецой, он бы, возможно, и промолчал, не сказал бы того, что затем сказал.
– Хочу возвратиться к тому, о чем мы только что говорили, мистер Мечер. Полагаю, одна из причин, по которой вам не понравилась моя отповедь отцу Колгейту, состоит, возможно, в том, что вы попросту не в состоянии по достоинству оценить все тонкости спора между христианами.
Мгновенно воцарилась тишина, вызванная не столько словами Роджера, сколько тоном, каким он их произнес. Затем Хирш сказал:
– Пойду-ка я поем.
Он ушел. Молодой человек, Пейдж кажется, начал было:
– Поймите, сэр, мы вовсе не собирались сказать что-нибудь дурное о…
– Извините, мистер Мичелдекан, – прервал Пейджа сосед, которого звали вроде бы Каслмейн, – могу я задать вам личный вопрос?
– Сделайте одолжение.
– Спасибо, сэр. В таком случае мне бы очень хотелось услышать от вас, собираетесь ли вы курить сигару, не снимая этой полоски?
– Полоски?
– Да, цветной бумажной полоски на сигаре, ближе к концу, противоположному тому, с которого прикуривают.
– Ах, вы имеете в виду ободок. Какой же я все-таки бестолковый. Ну да, конечно, я оставлю его, когда буду курить, – ответил Роджер, поднося спичку к сигаре. – А почему вы об этом спрашиваете?
– Я плохо разбираюсь в подобных вещах, сэр, поскольку вырос в Филадельфии, но там мне приходилось видеть, как люди, собираясь закурить сигару, обязательно снимали этот, как его… ободок. Вы считаете, что они… делали неправильно, поступая таким образом?
– О нет, молодой человек, они не поступали неправильно, нет-нет, вы чересчур серьезно к этому относитесь, – ответил Роджер с энтузиазмом. Он повел в счете в поединке с Мечером и теперь был не прочь сменить тему, тем более что, как ему не без основания казалось, некоторые судьи, по-видимому, решили: выйти вперед ему удалось ценой немалых потерь. Никогда не называй еврея евреем, пока не убедишься, что это не выведет его из себя, – мудрое правило, которым он едва не пренебрег, когда затронули Элен. Сохранявший и тогда спокойствие, сейчас Мечер смотрел на него с выражением, удивительно похожим на дружелюбное.
Каслмейн, казалось, пребывал в раздумье.
– Тогда, – проговорил он наконец, – это выглядит… бессмысленным.
– Отнюдь нет. Привычка снимать ободок перед тем, как закурить, – это совершенно безобидное, но претенциозное современное поветрие, а кроме того, при этом возникает риск повредить оберточный слой – то есть верхний лист табака, скрепляющий сигару.
– Теперь мне понятно.
– В любом случае самое лучшее в сигаре – это первые затяжки, пока вы курите до ободка. К слову сказать, у меня есть собственная теория, согласно которой вкус сигары ухудшается по мере приближения к ободку, так что его присутствие призвано напоминать курильщику, чтобы он не слишком увлекался. Но я до сих пор не мог найти подтверждения своей теории в литературе о сигарах.
– Как любопытно.
– Прошу извинения, но я буду вынужден прервать вашу столь интересную беседу, чтобы напомнить нашему дорогому другу, мистеру Мичелдекану, о его обещании прочесть нам сегодня вечером лекцию. – Эти слова были произнесены с такой медлительностью, на которую не был бы способен ни один обладатель относительно нормальных органов речи. Впрочем, Мейнард Пэрриш всегда так говорил. На нем был недорогой стандартного покроя костюм бутылочно-зеленого цвета с переливами. К тому времени как он произнес наконец последнее слово, он успел подойти к ним и по очереди старательно раскланяться с каждым из старшекурсников.
В самом деле пора, пожалуй, начинать. Роджер небрежно кивнул на прощание Мечеру и его друзьям, но, к его удивлению, все они или почти все потянулись следом за ним и Пэрришем. Идя к выходу, он сквозь полуотворенную дверь мельком увидел экран телевизора и на нем эскадрон американских кавалеристов, атакующих противника, и дюжины тел на поле боя. Холл был устлан толстыми коврами, уставлен тяжелыми кожаными креслами, на стенах – массивные деревянные панели. Иных стилей они тут, видно, и не знали: лишь этот неуклюже-тяжеловесный да хромированный модерн.
Роджер забрал свой портфель из чересчур пышной гардеробной, подавил жгучую ненависть, вспыхнувшую было при виде портретов господ в бриджах и котелках, что украшали стены возле парадной двери, и позволил проводить себя к соседнему, в точности такому же зданию через дорогу. Огни фар и неон рекламы освещали ему путь. Внутри – опять такая же лестница или ее подобие, коридор с бесчисленными поворотами. Легонькое винцо – слабость не одних только американцев. В передней его поджидали. Один из встречавших, как его уверили, был редактор местной городской газеты, другой – университетской. Это следовало предвидеть. Но какого черта нужно здесь отцу Колгейту, чего он тут ошивается? И кто все эти женщины?
Глава 9
Шее еще досадуя на Колгейта и женщин, Роджер полез в портфель за материалами для лекции. Он пошел на то, чтобы приложить кое-какие усилия и собрать их, пообещав себе показать Элен (ясно давшей понять, что придет его послушать), что способен быть деловым человеком и зарабатывать деньги, что он знает, на чем стоит мир, и как много ему известно всяких разных важных вещей и так далее. С этой целью он не только написал подробный конспект, но и запасся разнообразным печатным материалом, предполагая уснастить свою лекцию яркими цитатами. Все это составило довольно внушительную пачку машинописных и печатных страниц, однако сейчас, заглянув в портфель, он ничего там не обнаружил, ни единого листочка, только какая-то одинокая тоненькая книжечка вроде брошюрки валялась на дне.
Он остолбенело смотрел на нее, поначалу приняв за книжечку детских комиксов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Сукин ты сын, Ирв, – снова не выдержал Хирш, – ты же в семинаре у доктора Банга, а такое впечатление, что совершенно ничего не…
– Ты имеешь в виду, что многомудрый доктор никак на меня не повлиял, Эд? – спросил Мечер. – Повлиял, во всяком случае косвенно.
– Черт возьми, Ирв, я этого не говорил, я только имел в виду, что тошно слушать, как…
– Я лично ничего против него не имею. – Мечер посмотрел на Роджера и добавил: – Тем более что губа у него не дура, жен выбирать он умеет.
Вся молодежь, за исключением одного парня, восторженно завыла: «Это точно! Она просто куколка! А фигурка что надо! Потрясная бабенка! Вот бы кого я трахнул! Ух ты!»
Роджер, собравшийся было закурить сигару, застыл на месте. Если бы ему так неожиданно не напомнили – непонятно, каким образом, – о его фиаско у Элен в канун Дня всех святых или хотя бы Мечер не посмотрел на него с эдакой хитрецой, он бы, возможно, и промолчал, не сказал бы того, что затем сказал.
– Хочу возвратиться к тому, о чем мы только что говорили, мистер Мечер. Полагаю, одна из причин, по которой вам не понравилась моя отповедь отцу Колгейту, состоит, возможно, в том, что вы попросту не в состоянии по достоинству оценить все тонкости спора между христианами.
Мгновенно воцарилась тишина, вызванная не столько словами Роджера, сколько тоном, каким он их произнес. Затем Хирш сказал:
– Пойду-ка я поем.
Он ушел. Молодой человек, Пейдж кажется, начал было:
– Поймите, сэр, мы вовсе не собирались сказать что-нибудь дурное о…
– Извините, мистер Мичелдекан, – прервал Пейджа сосед, которого звали вроде бы Каслмейн, – могу я задать вам личный вопрос?
– Сделайте одолжение.
– Спасибо, сэр. В таком случае мне бы очень хотелось услышать от вас, собираетесь ли вы курить сигару, не снимая этой полоски?
– Полоски?
– Да, цветной бумажной полоски на сигаре, ближе к концу, противоположному тому, с которого прикуривают.
– Ах, вы имеете в виду ободок. Какой же я все-таки бестолковый. Ну да, конечно, я оставлю его, когда буду курить, – ответил Роджер, поднося спичку к сигаре. – А почему вы об этом спрашиваете?
– Я плохо разбираюсь в подобных вещах, сэр, поскольку вырос в Филадельфии, но там мне приходилось видеть, как люди, собираясь закурить сигару, обязательно снимали этот, как его… ободок. Вы считаете, что они… делали неправильно, поступая таким образом?
– О нет, молодой человек, они не поступали неправильно, нет-нет, вы чересчур серьезно к этому относитесь, – ответил Роджер с энтузиазмом. Он повел в счете в поединке с Мечером и теперь был не прочь сменить тему, тем более что, как ему не без основания казалось, некоторые судьи, по-видимому, решили: выйти вперед ему удалось ценой немалых потерь. Никогда не называй еврея евреем, пока не убедишься, что это не выведет его из себя, – мудрое правило, которым он едва не пренебрег, когда затронули Элен. Сохранявший и тогда спокойствие, сейчас Мечер смотрел на него с выражением, удивительно похожим на дружелюбное.
Каслмейн, казалось, пребывал в раздумье.
– Тогда, – проговорил он наконец, – это выглядит… бессмысленным.
– Отнюдь нет. Привычка снимать ободок перед тем, как закурить, – это совершенно безобидное, но претенциозное современное поветрие, а кроме того, при этом возникает риск повредить оберточный слой – то есть верхний лист табака, скрепляющий сигару.
– Теперь мне понятно.
– В любом случае самое лучшее в сигаре – это первые затяжки, пока вы курите до ободка. К слову сказать, у меня есть собственная теория, согласно которой вкус сигары ухудшается по мере приближения к ободку, так что его присутствие призвано напоминать курильщику, чтобы он не слишком увлекался. Но я до сих пор не мог найти подтверждения своей теории в литературе о сигарах.
– Как любопытно.
– Прошу извинения, но я буду вынужден прервать вашу столь интересную беседу, чтобы напомнить нашему дорогому другу, мистеру Мичелдекану, о его обещании прочесть нам сегодня вечером лекцию. – Эти слова были произнесены с такой медлительностью, на которую не был бы способен ни один обладатель относительно нормальных органов речи. Впрочем, Мейнард Пэрриш всегда так говорил. На нем был недорогой стандартного покроя костюм бутылочно-зеленого цвета с переливами. К тому времени как он произнес наконец последнее слово, он успел подойти к ним и по очереди старательно раскланяться с каждым из старшекурсников.
В самом деле пора, пожалуй, начинать. Роджер небрежно кивнул на прощание Мечеру и его друзьям, но, к его удивлению, все они или почти все потянулись следом за ним и Пэрришем. Идя к выходу, он сквозь полуотворенную дверь мельком увидел экран телевизора и на нем эскадрон американских кавалеристов, атакующих противника, и дюжины тел на поле боя. Холл был устлан толстыми коврами, уставлен тяжелыми кожаными креслами, на стенах – массивные деревянные панели. Иных стилей они тут, видно, и не знали: лишь этот неуклюже-тяжеловесный да хромированный модерн.
Роджер забрал свой портфель из чересчур пышной гардеробной, подавил жгучую ненависть, вспыхнувшую было при виде портретов господ в бриджах и котелках, что украшали стены возле парадной двери, и позволил проводить себя к соседнему, в точности такому же зданию через дорогу. Огни фар и неон рекламы освещали ему путь. Внутри – опять такая же лестница или ее подобие, коридор с бесчисленными поворотами. Легонькое винцо – слабость не одних только американцев. В передней его поджидали. Один из встречавших, как его уверили, был редактор местной городской газеты, другой – университетской. Это следовало предвидеть. Но какого черта нужно здесь отцу Колгейту, чего он тут ошивается? И кто все эти женщины?
Глава 9
Шее еще досадуя на Колгейта и женщин, Роджер полез в портфель за материалами для лекции. Он пошел на то, чтобы приложить кое-какие усилия и собрать их, пообещав себе показать Элен (ясно давшей понять, что придет его послушать), что способен быть деловым человеком и зарабатывать деньги, что он знает, на чем стоит мир, и как много ему известно всяких разных важных вещей и так далее. С этой целью он не только написал подробный конспект, но и запасся разнообразным печатным материалом, предполагая уснастить свою лекцию яркими цитатами. Все это составило довольно внушительную пачку машинописных и печатных страниц, однако сейчас, заглянув в портфель, он ничего там не обнаружил, ни единого листочка, только какая-то одинокая тоненькая книжечка вроде брошюрки валялась на дне.
Он остолбенело смотрел на нее, поначалу приняв за книжечку детских комиксов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51