Неужели ты не способен отличить шутку от оскорбления? Куда же подевалось ваше, англичан, пресловутое чувство юмора, которым вы всегда так славились?
– Ха, это что-то новенькое! Датчанка рассуждает о юморе. Лучше поговори о…
– Я не датчанка, черт побери! Я американка!
– Ну, это вопрос спорный, дорогая, – сказал Эрнст, вошедший в комнату. В руке он держал стакан молока, вид имел бодрый, словно он только что принял душ после пробежки на свежем воздухе. – Но не стоит сейчас в него углубляться. Я что-нибудь пропустил такое, Роджер? Опять у вас маленькая драчка?
– Ты почти все пропустил, – ответила Элен, бросая на Роджера яростные взгляды. – Поедем домой, Эрнст. Если мы сейчас же не прекратим спор, то маленькой, как ты выразился, драчки не избежать.
– Да, уже поздно. Что, Роджер, никак не можешь удержаться, чтобы не затеять какую-нибудь историю? Когда все тихо-мирно, это не по тебе?
Только очутившись у себя в спальне и облачаясь в оранжевую в черную полоску шелковую пижаму, Роджер окончательно успокоился. Он мрачно думал о том, как завтра с утра придется делать покаянные звонки, когда в дверь постучали и вошел Джо с пухлой картонной папкой.
– Это роман молодого Мечера, – сказал он. – Я подумал, что ты захочешь почитать что-нибудь на ночь.
– До чего ты заботлив.
– Я слыхал, у тебя было нечто вроде стычки со Стродом.
– Этот Строд Эткинс – редкостная свинья.
– Да, знаю, иногда он просто невыносим. Не принимай близко к сердцу, ему ведь нелегко приходится. Как всем нам. И не надо его недооценивать. Башка у него отлично варит.
– Варит? Ты это серьезно? Да он полный идиот.
– Да, и тут я с тобой согласен, но где надо, он соображает. Этот его бизнес на редких рукописях – очень успешный. А литературное агентство – это так, побочное занятие. Только в прошлом году…
– Я кое-что знаю об этом его побочном занятии. Он уже целую вечность держит у себя роман мужа моей сестры. Мне каким-то образом нужно его забрать. – До того как появился Джо, Роджер думал о Памеле и о том, каким образом помириться с ней. Такая возможность могла появиться, если он вернет роман ее благоверного.
Полный истинно американской энергии или, опять же по-американски, не умеющий вовремя удалиться, чтобы провести ночь в своей кровати, Джо уселся на кровать Роджера и достал новую пачку сигарет. Несколько секунд пальцы его яростно терзали обертку, пока наконец сигарета не выскочила и он смог закурить. Затем заговорил:
– Ходят слухи, – но только между нами, Родж, ладно? – что к Отроду попали записные книжки Суинберна. Не совсем законным путем – я уже от троих англичан слышал, что эти книжки принадлежат какой-то библиотеке, только они не знают, где их теперь искать. Похоже, что Строд выжидает, когда шум уляжется, и тогда он толкнет их какому-то человеку, который любит читать такие вещи. Ну там о порке и тому подобном.
– Да, знаю, – ответил Роджер. Стоя спиной к Джо, он закончил втирать в темя питательный крем для волос и теперь незаметно массировал кожу под глазами.
– Всегда был против порки, к чему это? – недоуменно сказал Джо. – Как-нибудь по-другому наказывать, может, и стоит, но только не так. Одно время я, как последний дурак, считал, что разочек-другой можно было бы попробовать, что это такое, чтобы быть не хуже других, но, боже мой, и одного раза, когда ремень прогулялся по моей голой заднице, хватило с лихвой… А тебя, Родж, когда-нибудь пороли?
– Сия участь меня миновала, старина.
– Говорят, Суинберн попробовал розог, когда учился в младших классах. В британских школах ведь широко применялись телесные наказания, да? В связи с этим складывается интересное мнение. В психологии американцев господствует идея секса в сочетании с насилием, доброта подменяется жестокостью, правильно? Теперь многие, как ты знаешь, говорят, что больше всего в этом виноваты британцы, и вот что меня поражает…
– Дорогой мой Джо, не хотелось бы показаться грубым, но я очень устал, завтра рано вставать, так что, может быть, отложим нашу…
– О, ну конечно, Родж, извини, совсем забыл. Тогда увидимся за завтраком. Покойной ночи!
Роджер завел будильник и поставил на тумбочку рядом с кроватью. Потом опустился коленями на коврик из шкуры зебры и негромко забормотал:
– In nomine Patris, Filii, et Spiritus Sancti. Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Господи, не очень хорошо Ты поступаешь. Тебе ведь ведомы мои слабости, и все же Ты наказываешь меня. Ты не хуже меня знаешь, что я не переношу людей такого сорта. Так зачем же посылаешь мне ублюдков вроде Эткинса и Мечера и полных идиотов наподобие Паргетера, этой жалкой твари, если не хочешь, чтобы я выходил из себя? Когда этот малый начинает нести свою претенциозную херню, мерзкую свою…
Тут до него дошло, что он говорит чуть ли не во весь голос. Помолчав, он продолжил, смиренно и тихо:
– А что заставляет Тебя думать, что обязательно нужно показывать мне на примере, как одно прегрешение влечет за собой другое? Я знал это, еще будучи тринадцатилетним. В сегодняшнем случае с миссис Эткинс я был не прав и сейчас раскаиваюсь и молю Тебя о прощении, но я не позволил бы себе ничего подобного, если б Ты не вынудил меня разгневаться. То есть если бы не дал повод разгореться моему гневу. Пожалуйста, если бы Ты как-то показывал, что мне следует быть чуточку сдержанней, тогда бы я старался с большим усердием. Теперь – что касается Элен. Конечно, то, как я веду себя с ней, очень плохо, и мне не следовало бы просить у тебя позволения согрешить, но все же: не мог бы Ты все как-нибудь устроить? Если б ты только смог, я все бы узнал, все прояснил – и тогда или увез бы ее и женился на ней, или уж постарался никогда с ней не видеться. В любом случае так больше не может продолжаться, потому что, согласен с Тобой, это очень дурно. Прошу Тебя, помоги мне один лишь раз! Тебе должно быть известно, как я этого хочу. Ради Христа, Господи! – Роджер постоял на коленях еще с полминуты, потом добавил уголком рта: – и все же, что бы Ты там ни думал, роман Ирвина Мечера – дрянь.
Он без усилий поднялся; в коленях при этом Щелкнуло. За окном противно и незнакомо пела птица. Голубая сойка или еще какая-нибудь из тех, что водятся только у этих америкашек. Он забрался в постель и вцепился в лоскутное одеяло, которое, как обычно, сразу же сделало попытку соскользнуть на пол. Какую страшную шутку сыграло бы одеяло с Джо, вздумай он укрываться точно таким же, подумал Роджер, а если бы это произошло, Джо наверняка ни за что не поменял бы его на другое, менее скользкое. Иначе это было бы похоже на попытку перехитрить судьбу.
Снова поймав ускользающее одеяло, Роджер вылез из постели и подошел к платяному шкафу, где висел его пиджак. Достал из кармана пачку туристических чеков и прочел на обороте одного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Ха, это что-то новенькое! Датчанка рассуждает о юморе. Лучше поговори о…
– Я не датчанка, черт побери! Я американка!
– Ну, это вопрос спорный, дорогая, – сказал Эрнст, вошедший в комнату. В руке он держал стакан молока, вид имел бодрый, словно он только что принял душ после пробежки на свежем воздухе. – Но не стоит сейчас в него углубляться. Я что-нибудь пропустил такое, Роджер? Опять у вас маленькая драчка?
– Ты почти все пропустил, – ответила Элен, бросая на Роджера яростные взгляды. – Поедем домой, Эрнст. Если мы сейчас же не прекратим спор, то маленькой, как ты выразился, драчки не избежать.
– Да, уже поздно. Что, Роджер, никак не можешь удержаться, чтобы не затеять какую-нибудь историю? Когда все тихо-мирно, это не по тебе?
Только очутившись у себя в спальне и облачаясь в оранжевую в черную полоску шелковую пижаму, Роджер окончательно успокоился. Он мрачно думал о том, как завтра с утра придется делать покаянные звонки, когда в дверь постучали и вошел Джо с пухлой картонной папкой.
– Это роман молодого Мечера, – сказал он. – Я подумал, что ты захочешь почитать что-нибудь на ночь.
– До чего ты заботлив.
– Я слыхал, у тебя было нечто вроде стычки со Стродом.
– Этот Строд Эткинс – редкостная свинья.
– Да, знаю, иногда он просто невыносим. Не принимай близко к сердцу, ему ведь нелегко приходится. Как всем нам. И не надо его недооценивать. Башка у него отлично варит.
– Варит? Ты это серьезно? Да он полный идиот.
– Да, и тут я с тобой согласен, но где надо, он соображает. Этот его бизнес на редких рукописях – очень успешный. А литературное агентство – это так, побочное занятие. Только в прошлом году…
– Я кое-что знаю об этом его побочном занятии. Он уже целую вечность держит у себя роман мужа моей сестры. Мне каким-то образом нужно его забрать. – До того как появился Джо, Роджер думал о Памеле и о том, каким образом помириться с ней. Такая возможность могла появиться, если он вернет роман ее благоверного.
Полный истинно американской энергии или, опять же по-американски, не умеющий вовремя удалиться, чтобы провести ночь в своей кровати, Джо уселся на кровать Роджера и достал новую пачку сигарет. Несколько секунд пальцы его яростно терзали обертку, пока наконец сигарета не выскочила и он смог закурить. Затем заговорил:
– Ходят слухи, – но только между нами, Родж, ладно? – что к Отроду попали записные книжки Суинберна. Не совсем законным путем – я уже от троих англичан слышал, что эти книжки принадлежат какой-то библиотеке, только они не знают, где их теперь искать. Похоже, что Строд выжидает, когда шум уляжется, и тогда он толкнет их какому-то человеку, который любит читать такие вещи. Ну там о порке и тому подобном.
– Да, знаю, – ответил Роджер. Стоя спиной к Джо, он закончил втирать в темя питательный крем для волос и теперь незаметно массировал кожу под глазами.
– Всегда был против порки, к чему это? – недоуменно сказал Джо. – Как-нибудь по-другому наказывать, может, и стоит, но только не так. Одно время я, как последний дурак, считал, что разочек-другой можно было бы попробовать, что это такое, чтобы быть не хуже других, но, боже мой, и одного раза, когда ремень прогулялся по моей голой заднице, хватило с лихвой… А тебя, Родж, когда-нибудь пороли?
– Сия участь меня миновала, старина.
– Говорят, Суинберн попробовал розог, когда учился в младших классах. В британских школах ведь широко применялись телесные наказания, да? В связи с этим складывается интересное мнение. В психологии американцев господствует идея секса в сочетании с насилием, доброта подменяется жестокостью, правильно? Теперь многие, как ты знаешь, говорят, что больше всего в этом виноваты британцы, и вот что меня поражает…
– Дорогой мой Джо, не хотелось бы показаться грубым, но я очень устал, завтра рано вставать, так что, может быть, отложим нашу…
– О, ну конечно, Родж, извини, совсем забыл. Тогда увидимся за завтраком. Покойной ночи!
Роджер завел будильник и поставил на тумбочку рядом с кроватью. Потом опустился коленями на коврик из шкуры зебры и негромко забормотал:
– In nomine Patris, Filii, et Spiritus Sancti. Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Господи, не очень хорошо Ты поступаешь. Тебе ведь ведомы мои слабости, и все же Ты наказываешь меня. Ты не хуже меня знаешь, что я не переношу людей такого сорта. Так зачем же посылаешь мне ублюдков вроде Эткинса и Мечера и полных идиотов наподобие Паргетера, этой жалкой твари, если не хочешь, чтобы я выходил из себя? Когда этот малый начинает нести свою претенциозную херню, мерзкую свою…
Тут до него дошло, что он говорит чуть ли не во весь голос. Помолчав, он продолжил, смиренно и тихо:
– А что заставляет Тебя думать, что обязательно нужно показывать мне на примере, как одно прегрешение влечет за собой другое? Я знал это, еще будучи тринадцатилетним. В сегодняшнем случае с миссис Эткинс я был не прав и сейчас раскаиваюсь и молю Тебя о прощении, но я не позволил бы себе ничего подобного, если б Ты не вынудил меня разгневаться. То есть если бы не дал повод разгореться моему гневу. Пожалуйста, если бы Ты как-то показывал, что мне следует быть чуточку сдержанней, тогда бы я старался с большим усердием. Теперь – что касается Элен. Конечно, то, как я веду себя с ней, очень плохо, и мне не следовало бы просить у тебя позволения согрешить, но все же: не мог бы Ты все как-нибудь устроить? Если б ты только смог, я все бы узнал, все прояснил – и тогда или увез бы ее и женился на ней, или уж постарался никогда с ней не видеться. В любом случае так больше не может продолжаться, потому что, согласен с Тобой, это очень дурно. Прошу Тебя, помоги мне один лишь раз! Тебе должно быть известно, как я этого хочу. Ради Христа, Господи! – Роджер постоял на коленях еще с полминуты, потом добавил уголком рта: – и все же, что бы Ты там ни думал, роман Ирвина Мечера – дрянь.
Он без усилий поднялся; в коленях при этом Щелкнуло. За окном противно и незнакомо пела птица. Голубая сойка или еще какая-нибудь из тех, что водятся только у этих америкашек. Он забрался в постель и вцепился в лоскутное одеяло, которое, как обычно, сразу же сделало попытку соскользнуть на пол. Какую страшную шутку сыграло бы одеяло с Джо, вздумай он укрываться точно таким же, подумал Роджер, а если бы это произошло, Джо наверняка ни за что не поменял бы его на другое, менее скользкое. Иначе это было бы похоже на попытку перехитрить судьбу.
Снова поймав ускользающее одеяло, Роджер вылез из постели и подошел к платяному шкафу, где висел его пиджак. Достал из кармана пачку туристических чеков и прочел на обороте одного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51