И можно сказать, что тот, кто смеется над жизнью, а не скорбит о ней, оказывает человечеству большую услугу, ибо он все же постоянно внушает нам немного надежды;скорбящий, напротив, глупым образом плачет над вещами, которые отчаивается улучшить. И тот, кто не может удержаться от смеха, обладает более великой душой, чем тот, кто не может удержаться от слез. Ибо тем самым он дает понять: все, что кажется другим значительным и важным, способным вызвать у них самые бурные страсти, в глазах смеющегося настолько ничтожно, что в состоянии возбудить в нем лишь самое легкое и самое умеренное его волнение.
Мимоходом следует заметить, что такой совет имеет смысл, особенно, если бы основания для него были бы не столь натянутыми и не втискивались бы софистом Сенекой в столь хитроумные антитезы. Но уже одно то обстоятельство, что Демокрит жил среди абдеритови смеялся над абдеритами,делает упрек, о котором идет речь (каким бы он ни был чрезмерным), самым извинительным из всех, приписывающихся мудрецу. Ведь заставляет же Гомер самих богов неудержимо хохотать по поводу гораздо менее смешному, когда хромой Вулкан, желая восстановить мир среди олимпийцев, исполняет из добросердечного намерения роль кравчего. Поэтому утверждать, что Демокрит добровольно лишил себя зрения, и приводить причины, почему он это должен был сделать, – совершенно необоснованно. Подобные мнения заставляют предполагать у их распространителей дурную наклонность, не делающую чести уму.
– А что это за наклонность?
Я сейчас ее назову, дорогие друзья, и, дай бог, чтобы слова не были брошены на ветер. Речь идет о жалкой наклонности считать неопровержимым свидетелем каждого дурака, каждого злонамеренного клеветника, приписывающего великому человеку какую-нибудь необычайную нелепость, которую не способен был бы совершить даже обыкновенный человек, находясь в здравом уме.
Не хочется верить, что эта наклонность столь распространена, как утверждают хулители человеческой природы. Но опыт учит, что маленькие анекдоты об издержках ума у великих людей весьма легко принимаются многими на веру. Но, быть может, такая наклонность достойна порицания не более, чем удовольствие, испытанное астрономами, когда они открыли на солнце пятна? Быть может, открытие пятен приятно только потому, что оно ново и непонятно? Кроме того, нередко случается, что жалкие люди, приписывающие великому человеку нелепости, полагают, будто они оказывают ему тем самым еще слишком много чести. А что касается добровольного ослепления нашего философа, то эта выдумка могла прийти в голову не одному абдериту. «Демокрит лишил себя зрения, говорят, чтобы иметь возможность погружаться в глубокие размышления. Что же здесь такого невероятного? Разве нет аналогичных примеров добровольных увечий? Комбаб… Ориген…» – «Хорошо!.. Комбаб и Ориген лишили себя такой части тела, за которую, в случае нужды, многие, будь они даже Аргусами, отдали бы все свои глаза. Однако они имели для этого важную побудительную причину. И чего не отдаст человек ради жизни! И чего только не делают и не терпят ради того, чтобы остаться, например, фаворитомкакого-нибудь князяили сделаться идоломдля других!.. У Демокрита, напротив, не было такой сильной побудительной причины. Иное дело, если бы он был метафизиком или поэтом: в своих занятиях эти люди могут обойтись и без зрения. Большей частью они прибегают к помощи фантазии, и при слепоте она даже усиливается. Но где было слыхано, чтобы естествоиспытатель, анатом, астроном выкалывали бы себе глаза, желая лучше исследовать, анатомировать и наблюдать звезды?
Нелепость настолько очевидна, что Тертуллиан объясняет этот поступок иной причиной, которая должна была бы ему показаться также нелепой, если бы он лучше умел размышлять и ему бы не требовалось превращать в соломенные пугала некоторых философов, чтобы их сразить.
«Он лишил себя зрения, – говорил Тертуллиан, – потому что не мог смотреть на женщину без вожделения».
Точная причина для греческого философа века Перикла! Демокрит, безусловно, не считавший себя мудрей Солона, Анаксагора, Сократа, оказывается, тоже вынужден был прибегнуть к подобному средству! Поистине, совет Сократа мало помогает против неотразимой силы любви! Да и Демокрит, очевидно, не нуждался в нем, он и сам был достаточно умен, чтобы дать такой совет другому. Ведь философ, решивший посвятить всю свою жизнь поискам истины, естественно, должен был бы опасаться столь тиранической страсти. Но с этой стороны Демокриту, по крайней мере в Абдере, ничто не угрожало. Абдеритки, правда, были красивы, однако добрая природа наградила их глупостьюв качестве противоядия их телесному обаянию.Абдеритка казалась красивой… пока не открывала рта или не надевала домашнее платье. Увлечение на три дня – самое крайнее, что она могла вызвать у серьезного человека, не абдерита. А трехдневная любовь настолько безвредна для философствования, что мы, пожалуй, смиренно рекомендовали бы всем естествоиспытателям, анатомам, геометрам и астрономам почаще прибегать к Этому превосходному средству против болей в селезенке, если бы только не предполагали, что эти господа и сами достаточно мудры и не нуждаются в совете. Испробовал ли сам Демокрит силу этого средства случайным образом с какой-нибудь из известных уже нам абдерских красавиц, этого нельзя ни отрицать, ни утверждать за отсутствием достоверных данных. Но поверить, будто, желая совершенно избежать соблазна или уменьшить очарование безвредных существ, он проявил слабость и выколол себе глаза сам, хотя и знал, что абдеритки ему их не выцарапают – в это пусть верит Тертуллиан, сколько ему угодно, а мы сомневаемся, чтобы кто-нибудь поверил.
Однако все эти нелепости еще незначительны по сравнению с теми бреднями, которые один, впрочем, довольно известный собиратель материалов к истории человеческого разума, выдает за философию Демокрита.Было бы, например, затруднительно с уверенностью утверждать, что груда развалин, камней и разбитых колонн, собранных отовсюду и выдаваемых за остатки великого храма в Олимпии, – действительно развалины этого храма. Но что же можно было бы подумать о человеке, который, наскоро слепив глиной и соломой эти развалины, выдал бы жалкое творение, лишенное плана, фундамента, величия, симметрии и красоты за храм в Олимпии.
Вообще невероятно, чтобы Демокрит создал систему. Человек, проведший свою жизнь в путешествиях, наблюдениях и опытах, редко живет столь долго, чтобы иметь время оформить результаты того, что он увидел и узнал, в стройную научную систему. С этой точки зрения и Демокрита постигла слишком ранняя смерть, хотя он, говорят, прожил свыше века. Но еще менее вероятно, чтобы такой человек, как он, отличавшийся проницательным умом и пылким влечением к истине, – что единодушно признают за ним древние, – был бы способен утверждать очевидные глупости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Мимоходом следует заметить, что такой совет имеет смысл, особенно, если бы основания для него были бы не столь натянутыми и не втискивались бы софистом Сенекой в столь хитроумные антитезы. Но уже одно то обстоятельство, что Демокрит жил среди абдеритови смеялся над абдеритами,делает упрек, о котором идет речь (каким бы он ни был чрезмерным), самым извинительным из всех, приписывающихся мудрецу. Ведь заставляет же Гомер самих богов неудержимо хохотать по поводу гораздо менее смешному, когда хромой Вулкан, желая восстановить мир среди олимпийцев, исполняет из добросердечного намерения роль кравчего. Поэтому утверждать, что Демокрит добровольно лишил себя зрения, и приводить причины, почему он это должен был сделать, – совершенно необоснованно. Подобные мнения заставляют предполагать у их распространителей дурную наклонность, не делающую чести уму.
– А что это за наклонность?
Я сейчас ее назову, дорогие друзья, и, дай бог, чтобы слова не были брошены на ветер. Речь идет о жалкой наклонности считать неопровержимым свидетелем каждого дурака, каждого злонамеренного клеветника, приписывающего великому человеку какую-нибудь необычайную нелепость, которую не способен был бы совершить даже обыкновенный человек, находясь в здравом уме.
Не хочется верить, что эта наклонность столь распространена, как утверждают хулители человеческой природы. Но опыт учит, что маленькие анекдоты об издержках ума у великих людей весьма легко принимаются многими на веру. Но, быть может, такая наклонность достойна порицания не более, чем удовольствие, испытанное астрономами, когда они открыли на солнце пятна? Быть может, открытие пятен приятно только потому, что оно ново и непонятно? Кроме того, нередко случается, что жалкие люди, приписывающие великому человеку нелепости, полагают, будто они оказывают ему тем самым еще слишком много чести. А что касается добровольного ослепления нашего философа, то эта выдумка могла прийти в голову не одному абдериту. «Демокрит лишил себя зрения, говорят, чтобы иметь возможность погружаться в глубокие размышления. Что же здесь такого невероятного? Разве нет аналогичных примеров добровольных увечий? Комбаб… Ориген…» – «Хорошо!.. Комбаб и Ориген лишили себя такой части тела, за которую, в случае нужды, многие, будь они даже Аргусами, отдали бы все свои глаза. Однако они имели для этого важную побудительную причину. И чего не отдаст человек ради жизни! И чего только не делают и не терпят ради того, чтобы остаться, например, фаворитомкакого-нибудь князяили сделаться идоломдля других!.. У Демокрита, напротив, не было такой сильной побудительной причины. Иное дело, если бы он был метафизиком или поэтом: в своих занятиях эти люди могут обойтись и без зрения. Большей частью они прибегают к помощи фантазии, и при слепоте она даже усиливается. Но где было слыхано, чтобы естествоиспытатель, анатом, астроном выкалывали бы себе глаза, желая лучше исследовать, анатомировать и наблюдать звезды?
Нелепость настолько очевидна, что Тертуллиан объясняет этот поступок иной причиной, которая должна была бы ему показаться также нелепой, если бы он лучше умел размышлять и ему бы не требовалось превращать в соломенные пугала некоторых философов, чтобы их сразить.
«Он лишил себя зрения, – говорил Тертуллиан, – потому что не мог смотреть на женщину без вожделения».
Точная причина для греческого философа века Перикла! Демокрит, безусловно, не считавший себя мудрей Солона, Анаксагора, Сократа, оказывается, тоже вынужден был прибегнуть к подобному средству! Поистине, совет Сократа мало помогает против неотразимой силы любви! Да и Демокрит, очевидно, не нуждался в нем, он и сам был достаточно умен, чтобы дать такой совет другому. Ведь философ, решивший посвятить всю свою жизнь поискам истины, естественно, должен был бы опасаться столь тиранической страсти. Но с этой стороны Демокриту, по крайней мере в Абдере, ничто не угрожало. Абдеритки, правда, были красивы, однако добрая природа наградила их глупостьюв качестве противоядия их телесному обаянию.Абдеритка казалась красивой… пока не открывала рта или не надевала домашнее платье. Увлечение на три дня – самое крайнее, что она могла вызвать у серьезного человека, не абдерита. А трехдневная любовь настолько безвредна для философствования, что мы, пожалуй, смиренно рекомендовали бы всем естествоиспытателям, анатомам, геометрам и астрономам почаще прибегать к Этому превосходному средству против болей в селезенке, если бы только не предполагали, что эти господа и сами достаточно мудры и не нуждаются в совете. Испробовал ли сам Демокрит силу этого средства случайным образом с какой-нибудь из известных уже нам абдерских красавиц, этого нельзя ни отрицать, ни утверждать за отсутствием достоверных данных. Но поверить, будто, желая совершенно избежать соблазна или уменьшить очарование безвредных существ, он проявил слабость и выколол себе глаза сам, хотя и знал, что абдеритки ему их не выцарапают – в это пусть верит Тертуллиан, сколько ему угодно, а мы сомневаемся, чтобы кто-нибудь поверил.
Однако все эти нелепости еще незначительны по сравнению с теми бреднями, которые один, впрочем, довольно известный собиратель материалов к истории человеческого разума, выдает за философию Демокрита.Было бы, например, затруднительно с уверенностью утверждать, что груда развалин, камней и разбитых колонн, собранных отовсюду и выдаваемых за остатки великого храма в Олимпии, – действительно развалины этого храма. Но что же можно было бы подумать о человеке, который, наскоро слепив глиной и соломой эти развалины, выдал бы жалкое творение, лишенное плана, фундамента, величия, симметрии и красоты за храм в Олимпии.
Вообще невероятно, чтобы Демокрит создал систему. Человек, проведший свою жизнь в путешествиях, наблюдениях и опытах, редко живет столь долго, чтобы иметь время оформить результаты того, что он увидел и узнал, в стройную научную систему. С этой точки зрения и Демокрита постигла слишком ранняя смерть, хотя он, говорят, прожил свыше века. Но еще менее вероятно, чтобы такой человек, как он, отличавшийся проницательным умом и пылким влечением к истине, – что единодушно признают за ним древние, – был бы способен утверждать очевидные глупости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96