Оно состоялось в одном из залов Кремля в перерыве между двенадцатым и тринадцатым заседаниями.
На совещании присутствовало около двухсот человек. Ленин произнес две речи — вводную и заключительную, стенограммы не велось, но известно, что Ленин предложил старейшим коммунистам обсудить проекты двух написанных им резолюций — «о единстве партии» и «о синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии».
Участники совещания единодушно поддержали Ленина.
Было решено седьмой параграф резолюции не публиковать. В нем говорилось, что «съезд дает ЦК полномочия применять в случаях нарушения дисциплины или возрождения или допущения фракционности все меры партийных взысканий вплоть до исключения из партии, а по отношению к членам ЦК перевод их в кандидаты и даже, как крайнюю меру, исключение из партии».
Это была крайняя мера, и Ленин выразил надежду, что применять этот пункт, хотя он и необходим, не придется.
Участники совещания запомнили, что Ленин сравнивал этот пункт с пулеметом, говоря, что против раскольников следует поставить пулеметы.
Всем было ясно — даже оппортунистам! — что Ленин и партия едины.
Делегаты расходились по домам, по гостиницам, по общежитиям.
Землячке тоже не терпелось поскорее очутиться в своей квартире, попасть в заботливые руки сестры, поужинать, лечь и еще раз подумать обо всем, что происходит на съезде…
Но подошли однополчане, политработники Тринадцатой армии, все были под впечатлением выступлений Владимира Ильича.
Наконец они расстались, и Землячка медленно пошла к выходу, она уже не в силах была торопиться.
Шла и думала о пулеметах. Ей понравилось это сравнение, на фронте она видела, какой урон противнику наносит пулеметный огонь, и такими партийными пулеметами она считала неотразимые высказывания Ленина.
Она шла через опустевшие залы Кремлевского дворца. Служители гасили люстры, искрились лишь хрустальные подвески настенных канделябров.
«Пора уже, пора, — подумала она и ускорила шаг. — Всегда я ухожу последней…»
Подошла к лестнице и увидела Калинина и Сталина.
Они оживленно разговаривали, но Сталин сразу заметил Землячку и поздоровался.
Она остановилась, пожала им руки.
— Ну как? — шутливо спросил Сталин. — Вы не собираетесь переходить в оппозицию?
— Как только они смеют?! — возмутилась Землячка. — Обвиняют партию в администрировании!
— А что им остается делать? — лукаво возразил Сталин. — Банкроты всегда обвиняют в своем банкротстве других.
Калинин засмеялся.
— Но это им мало помогает!
— А Троцкий?! — продолжала Землячка. — Блокируется со всеми, лишь бы против Ленина.
Сталин слегка прищурился.
— Ну, эта фигура ясная.
— Вы так думаете? — возразила Землячка. — А по-моему, совсем неясная.
— Почему же? Я вам скажу, кто он такой. — Сталин иронически пошевелил губами, усмехнулся и лаконично сказал: — Средневековый кустарь, возомнивший себя ибсеновским героем.
Кивнул, прощаясь, Землячке и пошел с Калининым дальше.
Два года как Землячка в Москве. Она часто бывает на предприятиях района. В разговорах ее обычно расспрашивают о Ленине. Она вспоминает Десятый съезд и пересказывает своим слушателям ленинские выступления. Идеи Десятого съезда служат ей в работе путеводной звездой.
Борьба за единство партии не прекращается, можно сказать, что оппортунизм как явление разгромлен Лениным, но то тут, то там подают голос всякие недобитки, и с ними предстоит еще долгая и сложная борьба. Землячка хорошо помнит ленинские слова о том, что партия — это не дискуссионный клуб.
Общение с Лениным — это ее богатство, и стоит спросить у нее что-либо о Ленине, как она сразу видит его перед собой…
В последний раз Землячка видит Владимира Ильича на Одиннадцатом съезде партии.
Четыре раза выступил он на съезде, и каждое его выступление поражало глубиной анализа, остротой мысли, дальновидностью.
Все тот же необыкновенный Ленин, каким она знает его вот уже двадцать второй год.
И все-таки он казался ей еще нежнее и одухотвореннее. Да, нежнее! Он был и строг, и жесток, и насмешлив. С оппозиционерами в своем докладе он расправился как-то походя, под всеобщее одобрение и смех съезда смел их, как сметают фигуры с шахматной доски после удачной партии. Да, это был прежний убежденный и неумолимый Ленин. И в то же время он весь как бы лучился нежностью. Землячка искала про себя подходящие слова. Отцовской нежностью. Все время ощущалась любовь Владимира Ильича к своей партии, к народу.
На этот раз она как-то особенно остро ощущала его человечность…
Он не подавал вида, что болен, а был болен. Об этом знали многие. Он сам и в письмах и в разговорах по телефону не раз уже говорил о своей болезни. И если говорил сам, значит, это было серьезно. Несмотря на это, он пришел на съезд партии и активно участвовал в его работе.
Его могучая воля и непоколебимый авторитет цементировали и сплачивали всех пятьсот делегатов съезда, представлявших свыше полумиллиона членов партии. И ответная волна любви шла от делегатов к Ленину.
А Розалии Самойловне почему-то вспомнился Второй съезд, пятьдесят его участников, мучной склад, окно, задрапированное красной материей, и за столом Владимир Ильич…
Какой же он все-таки человечный человек!
Год назад до Ленина дошли слухи о том, что могилы Плеханова и Засулич заброшены, и Владимир Ильич тут же написал в Петроград о том, что надо привести могилы в порядок и поторопиться с открытием памятника Плеханову.
В такое тревожное время, перегруженный государственными заботами, Владимир Ильич не забыл тех, с кем когда-то создавал революционную марксистскую партию.
Самой Землячке в апреле исполнится сорок шесть лет, всегда она отличалась сдержанностью и даже суровостью, но сегодня она разделяет волнение и страстность самых молодых участников съезда, когда, закрывая съезд, Ленин говорит о том, что нет в мире сил, которые могли бы повернуть историю вспять:
"Коренное и главное, что мы приобрели «нового» на этом съезде, — это живое доказательство неправоты наших врагов, которые не уставая твердили и твердят, что партия наша впадает в старчество, теряет гибкость ума и гибкость всего своего организма.
Нет. Этой гибкости мы не потеряли.
Когда надо было — по всему объективному положению вещей и в России и во всем мире — идти вперед, наступать на врага с беззаветной смелостью, быстротой, решительностью, мы так и наступали. Когда понадобится, сумеем это сделать еще раз и еще не раз.
Мы подняли этим нашу революцию на невиданную еще в мире высоту. Никакая сила в мире, сколько бы зла, бедствий и мучений она ни могла принести еще миллионам и сотням миллионов людей, основных завоеваний нашей революции не возьмет назад, ибо это уже теперь не «наши», а всемирно-исторические завоевания".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68