Швена-Шияна! Эти беззаветно преданные люди и крупные специалисты работали день и ночь и добились полной эвакуации. А в день моего отъезда я узнаю, что получена телеграмма из Южфронта о немедленном их отстранении ввиду непланомерности, с которой проводилась эвакуация. Спрашивается, в чем же должна была выразиться планомерность — в оставлении у белоказаков половины эшелонов?
Больно вспоминать о подобных «отставках» — думается, что и здесь какой-нибудь бездельник шепнул что-то «по-дружески» другому, а в результате отстранены два ценнейших работника.
В политическом отношении была проделана громадная, сверхчеловеческая работа.
В начале января 8-я армия состояла из разрозненных, ничем не спаянных отрядов, а уже к концу января она стала политически крепкой, уверенной в своих силах армией. Мнение о ней, как о таковой, я неоднократно слышала от всех с ней соприкасавшихся людей и организаций, и на партийном съезде я тоже слышала много похвал, которые расточали по ее адресу многие товарищи.
Январь и начало февраля ушли главным образом на политическую обработку маршевых рот и формирующихся полков и на пересмотр и перераспределение комиссарского состава.
Со второй половины февраля появилась возможность главные силы политработников бросить в дивизии, в политотделе осталось всего несколько политработников. Все способные вести политическую работу посланы в массу.
В начале января мне лично пришлось арестовать десятка полтора коммунистов, и можно с уверенностью сказать, что с этого момента в 8-й армии не осталось ни одного не проверенного комиссара, ни одного коммуниста, который оказался бы трусом или шкурником.
Тщательный подбор политработников и беспощадная борьба с негодным элементом характеризуют работу политотдела 8-й армии особенно ярко.
Организацию пришлось делать гибкой, политработников приходилось распределять и перераспределять постоянно ввиду крайне недостаточного их количества. Непрерывные бои и сыпной тиф вырывали ежедневно по десятку человек, а пополнения поступали крайне скудно. За три с половиной месяца получено нами было от Южфронта всего 46 человек. Приходилось всячески изощряться, чтобы заменить выбывающих из строя. Из коммунистических ячеек брали нужных людей, спешно подготавливали, инструктировали и ставили на ответственные посты.
Комиссары 8-й армии могли быть слабы теоретически, могли делать организационные ошибки, но твердо помнили, что они должны умереть, но не покинуть поста, они знали при жизни лишь одно дело, за которое умирали. Мне удалось подобрать на ответственные посты старых членов партии, испытанных борцов, людей, которые работали круглые сутки, не зная отдыха. Измученные, больные, они оставались на посту и морально оказывали громадное влияние на армию. И Реввоенсовет 8-й армии был такой же: непрерывная работа день и ночь истощила наши силы, но сделала армию крепко спаянной братской семьей, не знавшей отдыха и не жалевшей жизни для дела. Коммунистические ячейки шли за своими руководителями. Командный состав подтягивался за коммунистами…"
Прервем на минуту чтение этого документа. Факты, имена, цифры… Проза войны!
И ведь это лишь один документ, выхваченный из того множества, что лежат в наших архивах и покрываются «пылью времени».
Конечно, он достаточно субъективен и написан под воздействием личных переживаний, Землячка пишет о злоключениях Восьмой армии часто вне связи с общим положением Южного фронта, говорит лишь об армии, за которую несла прямую ответственность, и понятно, что она горой встает за людей, на честь которых набрасывали тень…
Критики из вышестоящих штабов упрекали комиссаров Восьмой армии в том, что они политически малограмотны.
Могла ли Землячка стерпеть такое обвинение?
Ее рукой, когда она писала свою докладную записку, водили не только ее личная честь и совесть, но и честь тех, кого уже не было в живых и чьей кровью была полита каждая пядь пройденной земли.
Хацкевич…
Ни Сокольников, ни Колегаев, ни Смилга даже внимания не обратили на эту фамилию, а ведь Землячка писала о нем в своих донесениях.
Разве можно его забыть?
В ночь на 10 января 1919 года 1-й батальон Орловского полка 13-й дивизии получил приказ занять железнодорожную станцию.
Комиссаром этого батальона был — его уже нет! — Марк Артемьевич Хацкевич, сын белорусского крестьянина из-под Витебска, бывший судовой электрик Балтийского флота, член партии с марта 1917 года, один из организаторов Советской власти в Кронштадте.
Попал он в армию по партийной мобилизации.
Возможно, Хацкевич в чем-то и ошибался и не так-то уж твердо знал Маркса… Только стоит ли его в этом упрекать?
Командира батальона тяжело ранили, и Хацкевич сам повел батальон на штурм станции.
Врага выбили и станцию заняли.
Белогвардейцы повели контрнаступление. Силы противника вдесятеро превосходили силы батальона. Белогвардейцы прямой наводкой били из артиллерийских орудий, а у батальона и пулеметов-то было всего три или четыре.
Пришлось отойти. Шли отстреливаясь и нанося врагу потери.
Хацкевича ранили. Его подхватили два красноармейца. Повели, поддерживая под руки, а комиссар, истекая кровью, стрелял по врагу. Одного из красноармейцев тоже ранили.
Хацкевич остановился.
— Ребята, глупо погибать всем троим, — обратился он к красноармейцам. — Вы еще сгодитесь на то, чтобы отомстить врагу. Приказываю оставить меня. Спасайтесь. За меня не тревожтесь, живым я противнику не дамся.
Он повторил приказ.
Красноармейцы и помыслить не смели о нарушении приказа.
Казаки приближались.
Хацкевич подпустил их к себе на несколько шагов, приподнялся с земли, собрал последние силы, крикнул: «Коммунисты живыми не сдаются!» — и застрелился.
И про таких комиссаров говорят, что они политически неграмотны!
Пока Землячка жива, она не позволит чернить своих политработников.
Да что там комиссары! Рядовые красноармейцы и даже женщины, попадавшие в армию, показывали примеры высочайшей храбрости.
Как-то в конце восемнадцатого года пришла к командиру одной из рот пожилая крестьянка.
— Лапкова я, Евдокия, из-под Волновахи. Возьмете в солдаты?
Не сказала, что привело ее в Красную Армию, не хотела об том говорить. Понял только командир, что сильно кто-то ее обидел. Он колебался, брать или не брать, война — не женское дело. Но потом вспомнил, что начальник политотдела в армии женщина, и зачислил Лапкову красноармейцем.
Ходила Лапкова в бои, участвовала в атаках, сильная физически была женщина, а в промежутках между боями стирала однополчанам белье, чинила, штопала, ухаживала за ранеными и всегда умела подбодрить пригорюнившегося солдата.
3 февраля 1919 года под Первозвановкой командир роты послал перед боем разведку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Больно вспоминать о подобных «отставках» — думается, что и здесь какой-нибудь бездельник шепнул что-то «по-дружески» другому, а в результате отстранены два ценнейших работника.
В политическом отношении была проделана громадная, сверхчеловеческая работа.
В начале января 8-я армия состояла из разрозненных, ничем не спаянных отрядов, а уже к концу января она стала политически крепкой, уверенной в своих силах армией. Мнение о ней, как о таковой, я неоднократно слышала от всех с ней соприкасавшихся людей и организаций, и на партийном съезде я тоже слышала много похвал, которые расточали по ее адресу многие товарищи.
Январь и начало февраля ушли главным образом на политическую обработку маршевых рот и формирующихся полков и на пересмотр и перераспределение комиссарского состава.
Со второй половины февраля появилась возможность главные силы политработников бросить в дивизии, в политотделе осталось всего несколько политработников. Все способные вести политическую работу посланы в массу.
В начале января мне лично пришлось арестовать десятка полтора коммунистов, и можно с уверенностью сказать, что с этого момента в 8-й армии не осталось ни одного не проверенного комиссара, ни одного коммуниста, который оказался бы трусом или шкурником.
Тщательный подбор политработников и беспощадная борьба с негодным элементом характеризуют работу политотдела 8-й армии особенно ярко.
Организацию пришлось делать гибкой, политработников приходилось распределять и перераспределять постоянно ввиду крайне недостаточного их количества. Непрерывные бои и сыпной тиф вырывали ежедневно по десятку человек, а пополнения поступали крайне скудно. За три с половиной месяца получено нами было от Южфронта всего 46 человек. Приходилось всячески изощряться, чтобы заменить выбывающих из строя. Из коммунистических ячеек брали нужных людей, спешно подготавливали, инструктировали и ставили на ответственные посты.
Комиссары 8-й армии могли быть слабы теоретически, могли делать организационные ошибки, но твердо помнили, что они должны умереть, но не покинуть поста, они знали при жизни лишь одно дело, за которое умирали. Мне удалось подобрать на ответственные посты старых членов партии, испытанных борцов, людей, которые работали круглые сутки, не зная отдыха. Измученные, больные, они оставались на посту и морально оказывали громадное влияние на армию. И Реввоенсовет 8-й армии был такой же: непрерывная работа день и ночь истощила наши силы, но сделала армию крепко спаянной братской семьей, не знавшей отдыха и не жалевшей жизни для дела. Коммунистические ячейки шли за своими руководителями. Командный состав подтягивался за коммунистами…"
Прервем на минуту чтение этого документа. Факты, имена, цифры… Проза войны!
И ведь это лишь один документ, выхваченный из того множества, что лежат в наших архивах и покрываются «пылью времени».
Конечно, он достаточно субъективен и написан под воздействием личных переживаний, Землячка пишет о злоключениях Восьмой армии часто вне связи с общим положением Южного фронта, говорит лишь об армии, за которую несла прямую ответственность, и понятно, что она горой встает за людей, на честь которых набрасывали тень…
Критики из вышестоящих штабов упрекали комиссаров Восьмой армии в том, что они политически малограмотны.
Могла ли Землячка стерпеть такое обвинение?
Ее рукой, когда она писала свою докладную записку, водили не только ее личная честь и совесть, но и честь тех, кого уже не было в живых и чьей кровью была полита каждая пядь пройденной земли.
Хацкевич…
Ни Сокольников, ни Колегаев, ни Смилга даже внимания не обратили на эту фамилию, а ведь Землячка писала о нем в своих донесениях.
Разве можно его забыть?
В ночь на 10 января 1919 года 1-й батальон Орловского полка 13-й дивизии получил приказ занять железнодорожную станцию.
Комиссаром этого батальона был — его уже нет! — Марк Артемьевич Хацкевич, сын белорусского крестьянина из-под Витебска, бывший судовой электрик Балтийского флота, член партии с марта 1917 года, один из организаторов Советской власти в Кронштадте.
Попал он в армию по партийной мобилизации.
Возможно, Хацкевич в чем-то и ошибался и не так-то уж твердо знал Маркса… Только стоит ли его в этом упрекать?
Командира батальона тяжело ранили, и Хацкевич сам повел батальон на штурм станции.
Врага выбили и станцию заняли.
Белогвардейцы повели контрнаступление. Силы противника вдесятеро превосходили силы батальона. Белогвардейцы прямой наводкой били из артиллерийских орудий, а у батальона и пулеметов-то было всего три или четыре.
Пришлось отойти. Шли отстреливаясь и нанося врагу потери.
Хацкевича ранили. Его подхватили два красноармейца. Повели, поддерживая под руки, а комиссар, истекая кровью, стрелял по врагу. Одного из красноармейцев тоже ранили.
Хацкевич остановился.
— Ребята, глупо погибать всем троим, — обратился он к красноармейцам. — Вы еще сгодитесь на то, чтобы отомстить врагу. Приказываю оставить меня. Спасайтесь. За меня не тревожтесь, живым я противнику не дамся.
Он повторил приказ.
Красноармейцы и помыслить не смели о нарушении приказа.
Казаки приближались.
Хацкевич подпустил их к себе на несколько шагов, приподнялся с земли, собрал последние силы, крикнул: «Коммунисты живыми не сдаются!» — и застрелился.
И про таких комиссаров говорят, что они политически неграмотны!
Пока Землячка жива, она не позволит чернить своих политработников.
Да что там комиссары! Рядовые красноармейцы и даже женщины, попадавшие в армию, показывали примеры высочайшей храбрости.
Как-то в конце восемнадцатого года пришла к командиру одной из рот пожилая крестьянка.
— Лапкова я, Евдокия, из-под Волновахи. Возьмете в солдаты?
Не сказала, что привело ее в Красную Армию, не хотела об том говорить. Понял только командир, что сильно кто-то ее обидел. Он колебался, брать или не брать, война — не женское дело. Но потом вспомнил, что начальник политотдела в армии женщина, и зачислил Лапкову красноармейцем.
Ходила Лапкова в бои, участвовала в атаках, сильная физически была женщина, а в промежутках между боями стирала однополчанам белье, чинила, штопала, ухаживала за ранеными и всегда умела подбодрить пригорюнившегося солдата.
3 февраля 1919 года под Первозвановкой командир роты послал перед боем разведку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68