— До такой степени?
— Вы видели снимки Собинова?
— Артиста?
— Так вот, к примеру, вы и Собинов — совершеннейшие двойники.
Ротмистр польщен, он не так красив, как Собинов, но оспаривать это утверждение не хочет.
— Вы можете упорствовать, госпожа Берлин, но скамьи подсудимых по делу военной организации вам не избежать.
Это первый, предварительный, поверхностный допрос, настоящие допросы начнутся после перевода в тюрьму.
Ночью Землячка раздумывала о том, что им, арестованным большевикам, предпринять. Бежать! Связаться с другими арестованными и бежать!
За себя она не боялась, она слова ни о чем не проронит, ее больше тревожит судьба товарищей. После разгрома Декабрьского восстания каждый человек на счету, и еще больше ее тревожит судьба военной организации. Начнутся допросы, примутся копаться во всех подробностях, доберутся до солдат, с таким трудом вовлеченных в движение, до офицеров…
Под утро она попыталась заснуть, чувство самодисциплины развивалось у нее год от году, оно присуще профессиональным революционерам: надо есть, спать, избегать болезней, чтобы сохранить силы, всегда быть готовым к борьбе.
Ее разбудила Генкина.
— Розочка, у вас есть рубль?
Только что принесли чаю и хлеба, и надзиратель распахнул дверь, чтобы проветрить камеру.
Фамилия его Овчинников, по словам Генкиной, он один из самых добродушных надзирателей.
Рубль сослужил свою службу. Да, шестерых мужчин привезли в часть вскоре после появления Землячки, они помещены вместе в угловой камере, им можно отнести записку и передать от них ответ. Землячка набросала несколько строк и уже через четверть часа получила ответ Ярославского.
Минут через двадцать надзиратель пришел за Землячкой.
— Что ж вы не сказали, барышня, что там ваш жених? Выходите. Выпущу его на минуту в коридор, будто веду в туалет.
Умению за две-три минуты сказать самое существенное, не тратить времени на пустые слова, ее тоже научил тюремный опыт. Она не знала, кто назвался ее женихом, но им оказался Ярославский. Бежать? Да, бежать. Обязательно до того, как их переведут в тюрьму. Надо обеспечить себе помощь с воли. Достать денег…
Надзиратель подошел к ним.
— Пора. Вот-вот появится начальство. — Он деликатно отвернулся. — Да поцелуйтесь, я не буду смотреть…
Но они так и не поцеловались.
Побег
Теперь следовало ждать появления Катениной — в том, что Успенская ее разыщет, Землячка не сомневалась, а уж Катенина наверняка что-нибудь да предпримет.
Около полудня Генкину и Землячку повели на прогулку.
Двор, просторный и скучный, тянулся куда-то в глубину — там стояли флигели, где квартировали служащие полицейского участка.
У входа в караульное помещение сидел городовой. Надзиратель вывел своих подопечных и тоже подсел к городовому. По двору сновали служащие.
— Разговаривать запрещается, — сказал надзиратель. — Вы гуляйте, гуляйте.
Землячка медленно прохаживалась вдоль стены по двору, вымощенному каменными плитами. Так она ходила минут десять, когда из караулки окликнули городового, тот подошел к двери, кто-то что-то ему сказал — и вдруг из-за двери показалась Катенина.
— К вам с передачей, — позвал городовой Землячку.
Милая Лидия Михайловна!
— Я тут принесла тебе котлет, печенья, — быстро произнесла Катенина, обращаясь к Землячке на «ты», хотя в обычной жизни они обращались друг к другу на «вы». — Может быть, тебе нужно что-нибудь из белья? — Она оглянулась на городового. — Ты знаешь, у меня такие неприятности с мужем… — Это уже специально для городового. — Он меня так ревнует…
Она понизила голос, повлекла Землячку в сторону — случайные слушатели должны думать, что далее последует рассказ о каких-то интимных делах.
Они стояли в стороне, и Катенина возбужденно и непрерывно что-то говорила и говорила, сама не слушая себя, а Землячка шепотом, как бы утешая Катенину, давала ей свои указания:
— Мы должны бежать. В самые ближайшие дни. Пока нас не перевели в тюрьму. Нужны деньги, пилки, план окружающей местности. Надо подготовить надежные квартиры. Для меня принесите платье. Понаряднее. Шляпу, вуаль, перчатки. Полагаюсь на вас, Лидия Михайловна. Вы сумеете это организовать.
— Да, да, да, я ему все скажу, — отвечала Катенина, время от времени повышая голос, чтобы ее слышали во дворе. — Он не посмеет… Эти безумные подозрения…
Все шло как нельзя лучше, приятельницы расстались, вполне довольные друг другом, как, впрочем, довольны были и городовой, и надзиратель, получившие свои чаевые.
Землячка знала — на Лидию Михайловну можно положиться, она верный член партии.
Землячка трудно сходилась с людьми, не заводила с ними личных отношений — дело, дело, она признавала лишь деловые связи — Катенина одна из немногих, для кого открыто сердце Землячки, и Катенина знала, какое это сердце, и не было, кажется, жертвы, какой бы она не принесла, чтобы облегчить положение своего строгого друга.
Землячка понимала и ценила это.
«Спасибо, родная, за всю вашу ласку, — писала она в начале этого трудного года Лидии Михайловне, — за все хорошее, что вы всегда даете мне».
В тот же день Катенина пошла по дворам, расположенным по соседству с Сущевской частью. В одном из дворов нарвалась даже на неприятность.
Она стояла и посматривала на забор — высокий ли, легко ли через него перелезть, и тут какая-то женщина вынырнула из-под развешанного на веревках белья.
— Вам кого, барышня?
Катенина растерялась.
— Лучинкины здесь живут? — выпалили она первую пришедшую на ум фамилию.
Женщина подозрительно ее оглядела.
— Нету у нас таких… Шляются тут, прости, господи, всякие, а потом, смотришь, и пропало белье.
Пришлось Катениной уйти, так и не рассмотрев хорошенько забора.
Нет, не женское это дело — бродить по дворам!
Она пошла к Терехову — для того, чтобы снять план какой-либо местности, он подходил более всего: он не только член РСДРП, большевик, активный участник подполья и вооруженного восстания, но и студент Межевого института.
— Павел Григорьевич, нужно снять план местности, примыкающей к Сущевской части, — попросила она его. — Есть такое поручение. Сказать от кого?
— Не надо, — ответил Терехов. — Я вам вполне доверяю, Лидия Михайловна.
Он тут же ушел из дому и меньше чем за сутки обследовал всю Селезневку, а на другой день Ярославский уже нашел этот план в коробке с мармеладом.
Побег наметили на пасху, это самые удобные дни — много пьяных, много бесцельно шатающихся прохожих, да и в самом участке полицейские тоже не обделят себя водкой.
Арестованных должны перевести в тюрьму, но пока шло оформление перевода, прокуратура решила не тянуть — очень уж соблазнительно было для служителей Фемиды поскорее посадить на скамью подсудимых руководителей военной большевистской организации, дело должно было окончиться каторжными приговорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68