А эрекция у него могла быть в любое время, по желанию исполнителя, так сказать. И он никогда не выглядел охваченным страстью, вся его страсть концентрировалась в его члене. Он бывал и очень нежным тоже, но все равно эта нежность не волновала ее – слишком все это было выучено, воспринималось как приемы любовной техники. В нем не было ничего «романтического» – вот так она определяла его порок. Он чертовски был упоен своим сексуальным искусством, а это мешало. И все-таки оттого, что у О'Мары был необычный член, оттого, что он был длинен и изогнут, оттого, что мог стоять бесконечно долго, что нередко заставлял ее забыть обо всем, она не в силах была отказать ему. Стоило ему только вытащить его и дать ей в руки, как она уже была готова. Правда, иногда он вынимал его в состоянии неполной эрекции, и это ей не нравилось. Но даже и тогда он был больше, приятнее, нежнее, чем член Артура Реймонда в боевой стойке. Член О'Мары принадлежал к породе зловещих угрюмцев. О'Мара был Скорпион. Он словно какая-то допотопная тварь, затаившаяся в засаде, некая гигантская, крадущаяся, терпеливая рептилия, обитающая в болотах. Он был холоден и плодовит. Вся его жизнь заключалась в спаривании. Если нужно, он мог годами терпеливо дожидаться очередной случки. И когда жертва доставалась ему, когда он смыкал на ней свои челюсти, он пожирал ее не спеша, кусочек за кусочком. Вот он какой был, О'Мара…
Я поднял глаза и увидел Мону, стоявшую с заплаканным лицом на пороге комнаты. За ее спиной Артур Реймонд держал обеими руками кое-как уложенный тючище. Артур улыбался во весь рот, он был очень доволен собой, ну просто в полном восторге.
Не очень-то мне хотелось вскакивать и устраивать представление, особенно в присутствии Артура Реймонда.
– Ну, – проговорила Мона. – Тебе нечего сказать? Ты извиниться не думаешь?
– Конечно, извинится, – сказал Артур, явно боявшийся, что она сию же минуту повернет обратно.
– Я же не вас спрашиваю, – оборвала его Мона. – Я его спрашиваю.
Я поднялся с кровати и шагнул к ней. Артур выглядел дурак дураком. Я знал, что он ничего не пожалел бы, лишь бы оказаться на моем месте. Мы обнялись, и Мона, повернувшись к нему, буркнула:
– А чего вы не уходите?
Лицо Артура стало красным как свекла, он попробовал пробормотать какие-то извинения, но слова застряли у него в горле. Мона с треском захлопнула за ним дверь.
– Идиот, – сказала она. – Ох, как меня воротит от этого дома!
Она прижалась ко мне всем телом, и я почувствовал, что желание и отчаяние ее стали другими. Разлука, какой бы короткой она ни была, оказалась для нее действительно настоящей. И это испугало ее. Никто еще так легко не позволял ей уйти. Не только унижение испытала она – ее еще это и удивило.
Интересно наблюдать, как схоже поведение разных женщин в таких ситуациях. Почти без вариантов первым следует вопрос: «Почему ты так поступил?», или: «Как ты мог так ко мне относиться?» Мужчина в таких случаях скажет: «Давай больше не обсуждать. Забудем об этом». Но женщина реагирует так, будто поражена в самые жизненные центры и вряд ли оправится от этого удара. В ней все обосновано чисто личным, она рассуждает только о себе, со своей точки зрения, но не «я» побуждает ее к упрекам, а ЖЕНЩИНА. То, что человек, которого она любит, к которому привязана всей душой, которого сотворила по своему образу, вдруг от нее отказывается, не укладывается в ее сознании. Другое дело, если бы появилась соперница – это еще можно понять. Но порвать с ней без всяких видимых причин, так легко бросить ее из-за какой-то пустячной женской проделки – вот что непостижимо. Тогда все построено на песке, тогда просто не за что ухватиться.
– Ты понимал, что я не вернусь, или нет? – спросила она, улыбнувшись сквозь слезы.
И да и нет были в равной степени рискованными. В любом случае я втягивался бы в долгое обсуждение, выяснение, споры. И я ответил так:
– Артур думал, что ты вернешься. А я не был уверен. Я боялся, что могу потерять тебя.
С ответом я угадал: он ей понравился. «Потерять ее», понести утрату – это означало, что она для меня ценность. И еще это означало, что своим добровольным возвращением она преподносила подарок, самый дорогой подарок, который можно было мне предложить.
– Как я могла так поступить? – жалобно проговорила она, глядя на меня оттаявшими глазами. – Я только хотела узнать, испугаешься ли ты. Я иногда очень глупо себя вела, словно мне были нужны доказательства, что ты меня любишь. Дурость какая!
Мона обняла меня, словно ухватилась за что-то надежное и прочное. И уже страсть пробудилась в ней, и пальцы начали расстегивать мои брюки.
– А ты хотел, чтобы я вернулась? – прошептала она, извлекая мою палку и пристраивая ее к своей горячей расщелине. – Скажи это! Я хочу услышать, как ты это скажешь!
И я сказал это. Сказал со всей убежденностью, на какую был способен.
– А теперь возьми меня, – прошептала она, и ее рот судорожно передернулся.
Она крестом раскинулась на кровати, юбка задрана к подбородку.
– Сними это с меня, – взмолилась она, лихорадочно нащупывая застежки и не находя их. – Хочу, чтобы ты меня трахнул, как никогда раньше.
– Подожди, подожди, – бормотал я, путаясь в ее одежках, – мне же надо распутать все эти чертовы штуки.
– Скорей, скорей, – торопила она, – сдерни их как-нибудь… Бог ты мой, я бы без тебя не справилась… Да… хорошо, хорошо… вот так. – Она вилась ужом подо мной. – Ох, Вэл, никогда не отпускай меня больше… Крепче, крепче… держи меня. А черт, кончаю… Вот так… держи меня.
Я подождал, чтобы утихли ее судороги.
– А ты не кончил? – спросила она. – Не кончай пока, подержи его там… Только не двигайся…
Я послушно не двигался, я был так крепко сжат, что чувствовал, как трепещет шелковый флажок у нее внутри. Словно пойманная птичка.
– Подожди минуточку, подожди…
Она собирала силы для нового взрыва. Расширившиеся влажные зрачки, можно даже сказать, успокоившиеся глаза. Но когда подступил оргазм, глаза сузились, зрачки метнулись из угла в угол, словно искали, на чем остановиться.
– Давай, теперь давай, – прохрипела она. – Дай мне его, иди, иди туда.
Рот ее снова искривился дикой гримасой, такой непристойной, что она куда быстрее, чем резкие толчки телом, вызывает мужской оргазм. И как только я пальнул в нее горячей спермой, она забилась в конвульсиях. Выгибалась, раскачивалась, словно цирковая гимнастка, и, как обычно, оргазм следовал за оргазмом, целой серией. Я чуть было по щекам не начал ее хлопать, чтобы привести в чувство.
Следующим блюдом, как водится, была сигарета. Она прикрылась простыней и, лежа на спине, курила, глубоко затягиваясь, будто воздушным насосом работала.
– Я иногда боюсь, что сердце не выдержит… Так и умру в самом разгаре… – Она вытянулась с грацией пантеры, широко раздвинула ноги, чтобы сперма вытекла из нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157
Я поднял глаза и увидел Мону, стоявшую с заплаканным лицом на пороге комнаты. За ее спиной Артур Реймонд держал обеими руками кое-как уложенный тючище. Артур улыбался во весь рот, он был очень доволен собой, ну просто в полном восторге.
Не очень-то мне хотелось вскакивать и устраивать представление, особенно в присутствии Артура Реймонда.
– Ну, – проговорила Мона. – Тебе нечего сказать? Ты извиниться не думаешь?
– Конечно, извинится, – сказал Артур, явно боявшийся, что она сию же минуту повернет обратно.
– Я же не вас спрашиваю, – оборвала его Мона. – Я его спрашиваю.
Я поднялся с кровати и шагнул к ней. Артур выглядел дурак дураком. Я знал, что он ничего не пожалел бы, лишь бы оказаться на моем месте. Мы обнялись, и Мона, повернувшись к нему, буркнула:
– А чего вы не уходите?
Лицо Артура стало красным как свекла, он попробовал пробормотать какие-то извинения, но слова застряли у него в горле. Мона с треском захлопнула за ним дверь.
– Идиот, – сказала она. – Ох, как меня воротит от этого дома!
Она прижалась ко мне всем телом, и я почувствовал, что желание и отчаяние ее стали другими. Разлука, какой бы короткой она ни была, оказалась для нее действительно настоящей. И это испугало ее. Никто еще так легко не позволял ей уйти. Не только унижение испытала она – ее еще это и удивило.
Интересно наблюдать, как схоже поведение разных женщин в таких ситуациях. Почти без вариантов первым следует вопрос: «Почему ты так поступил?», или: «Как ты мог так ко мне относиться?» Мужчина в таких случаях скажет: «Давай больше не обсуждать. Забудем об этом». Но женщина реагирует так, будто поражена в самые жизненные центры и вряд ли оправится от этого удара. В ней все обосновано чисто личным, она рассуждает только о себе, со своей точки зрения, но не «я» побуждает ее к упрекам, а ЖЕНЩИНА. То, что человек, которого она любит, к которому привязана всей душой, которого сотворила по своему образу, вдруг от нее отказывается, не укладывается в ее сознании. Другое дело, если бы появилась соперница – это еще можно понять. Но порвать с ней без всяких видимых причин, так легко бросить ее из-за какой-то пустячной женской проделки – вот что непостижимо. Тогда все построено на песке, тогда просто не за что ухватиться.
– Ты понимал, что я не вернусь, или нет? – спросила она, улыбнувшись сквозь слезы.
И да и нет были в равной степени рискованными. В любом случае я втягивался бы в долгое обсуждение, выяснение, споры. И я ответил так:
– Артур думал, что ты вернешься. А я не был уверен. Я боялся, что могу потерять тебя.
С ответом я угадал: он ей понравился. «Потерять ее», понести утрату – это означало, что она для меня ценность. И еще это означало, что своим добровольным возвращением она преподносила подарок, самый дорогой подарок, который можно было мне предложить.
– Как я могла так поступить? – жалобно проговорила она, глядя на меня оттаявшими глазами. – Я только хотела узнать, испугаешься ли ты. Я иногда очень глупо себя вела, словно мне были нужны доказательства, что ты меня любишь. Дурость какая!
Мона обняла меня, словно ухватилась за что-то надежное и прочное. И уже страсть пробудилась в ней, и пальцы начали расстегивать мои брюки.
– А ты хотел, чтобы я вернулась? – прошептала она, извлекая мою палку и пристраивая ее к своей горячей расщелине. – Скажи это! Я хочу услышать, как ты это скажешь!
И я сказал это. Сказал со всей убежденностью, на какую был способен.
– А теперь возьми меня, – прошептала она, и ее рот судорожно передернулся.
Она крестом раскинулась на кровати, юбка задрана к подбородку.
– Сними это с меня, – взмолилась она, лихорадочно нащупывая застежки и не находя их. – Хочу, чтобы ты меня трахнул, как никогда раньше.
– Подожди, подожди, – бормотал я, путаясь в ее одежках, – мне же надо распутать все эти чертовы штуки.
– Скорей, скорей, – торопила она, – сдерни их как-нибудь… Бог ты мой, я бы без тебя не справилась… Да… хорошо, хорошо… вот так. – Она вилась ужом подо мной. – Ох, Вэл, никогда не отпускай меня больше… Крепче, крепче… держи меня. А черт, кончаю… Вот так… держи меня.
Я подождал, чтобы утихли ее судороги.
– А ты не кончил? – спросила она. – Не кончай пока, подержи его там… Только не двигайся…
Я послушно не двигался, я был так крепко сжат, что чувствовал, как трепещет шелковый флажок у нее внутри. Словно пойманная птичка.
– Подожди минуточку, подожди…
Она собирала силы для нового взрыва. Расширившиеся влажные зрачки, можно даже сказать, успокоившиеся глаза. Но когда подступил оргазм, глаза сузились, зрачки метнулись из угла в угол, словно искали, на чем остановиться.
– Давай, теперь давай, – прохрипела она. – Дай мне его, иди, иди туда.
Рот ее снова искривился дикой гримасой, такой непристойной, что она куда быстрее, чем резкие толчки телом, вызывает мужской оргазм. И как только я пальнул в нее горячей спермой, она забилась в конвульсиях. Выгибалась, раскачивалась, словно цирковая гимнастка, и, как обычно, оргазм следовал за оргазмом, целой серией. Я чуть было по щекам не начал ее хлопать, чтобы привести в чувство.
Следующим блюдом, как водится, была сигарета. Она прикрылась простыней и, лежа на спине, курила, глубоко затягиваясь, будто воздушным насосом работала.
– Я иногда боюсь, что сердце не выдержит… Так и умру в самом разгаре… – Она вытянулась с грацией пантеры, широко раздвинула ноги, чтобы сперма вытекла из нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157