Это святой — но умница!
— Ну, он такой мастер стряпать и играть в кегли, что к святым его, пожалуй, не причислишь, но мы все его очень любим, — сказала миссис Вулкейп, и Нийл почувствовал, что она чуть-чуть смеется над ним и над его позой критика-любителя. Но он решил, что улыбкой его не собьют. Он внимательно оглядел пасторский домик, убогое одноэтажное строеньице, — три-четыре комнатушки, должно быть, и все вместе площадью немногим больше, чем его скромная гостиная в Сильван-парке. В окошках виднелись аккуратные занавески, а на крылечке величиной с носовой платок стояли три горшка герани.
— Маловат домик для такого большого мужчины. У него и жена есть?
— Да, жена и двое детей. Доктор Брустер и то говорит, что для того, чтобы всем хватило места, приходится спать на плите, а кошку и ванну держать в духовке, и библиотеку тоже — все три книги! — сказал мистер Вулкейп.
Его жена запротестовала:
— Уж, пожалуйста, Джон, ты отлично знаешь, что у Ивена прекрасная библиотека, можно только удивляться при его жалованье — сотни книг, все новинки, и Мюрдаль, и Райт, и Ленгстон Хьюз, и Ален Локк, — и чего только нет!
Над ней добродушно посмеялись, как бывает в семьях, где все любят друг друга.
Нийл ухватился за возможность продолжить разговор:
— Приход небольшой, много платить ему, вы, вероятно, не можете. Обидно все-таки.
Джон ответил с достоинством:
— Да, мы не можем платить много. Мы и сами все зарабатываем гроши. А у Ивена — у доктора Брустера — дети еще учатся и вот, чтобы сводить концы с концами, ему приходится вечерами работать на почте. Но он ничуть не стыдится этого. Еще шутит: радуйтесь, говорит, что у вас проповедник, который служит в государственном учреждении, а не побирается под окнами. И потом, — закончил он горделиво, — Ивен не простой работник, а заведующий, и у него даже белые подчиненные есть!
— И все-таки, — не соглашался Нийл, — это ужасно, что такой человек, ученый, образованный, должен тратить время на сортировку писем…
— Ничего ужасного мы в этом не видим, — возразил мистер Вулкейп. — Нам приятно, что преподобный доктор Брустер в свободное время работает бок о бок с нами, простыми людьми, вместо того чтобы прохлаждаться и мечтать у себя в кабинете. Особенно это нравится моему младшему сыну Райану — он сейчас дома, в отпуску из армии, только сегодня не захотел пойти в церковь. Он у нас, знаете, немножко с левыми идеями.
— Вот, вот, вот, капитану Кингсбладу, наверно, страшно интересны наши семейные дела. Ты бы еще рассказал про шестипалого щенка, который у нас был в позапрошлом году, — съязвила Мэри Вулкейп и протянула Нийлу руку, прощаясь.
Но Нийл умышленно не заметил ее руки.
Они стояли перед домом Вулкейпов, который был почти такой же, как дом Ивена Брустера, — маленький, одноэтажный, чистенько выбеленный; стояли и не двигались, и Нийл тоже стоял и не двигался, так что в конце концов Джону Вулкейпу не осталось ничего другого, как только сказать:
— Может быть, зайдете к нам?
И Нийл зашел, не заботясь о том, уместно это или нет, он переступил порог следом за хозяевами, твердо решив, что из-за таких пустяков, как условности и приличия, не упустит возможности проникнуть в суть вещей.
Он перехватил удивленные взгляды Эмерсона и его отца, в которых ясно читалось: «Что нужно от нас этой банковской ищейке? Опять какие-нибудь провокационные выдумки белых?»
Он попытался установить тон встречи старых однокашников:
— Помните, капитан, у нас была учительница алгебры — настоящая старая наседка.
Эмерсон улыбнулся:
— Да, с причудами была старуха.
— Но, в общем, добрая душа. Как-то раз после урока она мне сказала: «Нийл, если будешь хорошо знать алгебру, сделаешься когда-нибудь губернатором штата».
— Неужели, капитан? — В интонации Эмерсона было что-то чуть-чуть оскорбительное. — А мне она раз после урока сказала, заботясь, по ее словам, лишь о моем благе, что для мальчика-негра изучать алгебру «чистейшая потеря времени» и лучше бы я учился приготовлению соусов для жаркого.
Приятельская атмосфера сразу завяла. Вулкейпы недоверчиво косились на Нийла, ожидая, когда наконец откроется истинная цель его посещения… Может быть, банки теперь рассылают агентов по страхованию жизни?
— Извините, я не собираюсь мешать вам. Я знаю, вы хотите поскорей сесть за свой воскресный обед, и я сейчас уйду, но мне только очень, очень нужно выяснить некоторые вещи, то есть я хочу сказать, я почти ничего не знаю… хм, хм… об этой части города, а мне непременно нужно поближе узнать… эту часть города.
Мысль, которую Нийл тщетно пытался выразить, была — «поближе узнать негров». Но он не знал, какое слово употребить — «негров», или «цветных», или «эфиопов», или это громоздкое словообразование «афроамериканцев», или еще что-нибудь. Что прозвучит наименее обидно? Как-то раз в Италии он слышал, как один чернокожий солдат рявкнул на другого: «Эй ты, ниггер, поворачивайся!» — но он уже успел узнать, что вообще негры не любят этого слова. Он совсем растерялся.
Хозяева теперь смотрели ласковее.
— Что же вы хотели бы от нас услышать, капитан Кингсблад? — спросил Эмерсон.
Откуда они знают про его капитанский чин? Может быть, и правду говорят, будто все негры участвуют в тайном сообществе, цель которого — истребить всех белых людей, дьявольски хитрый, но зверский, чудовищный заговор, зловещий, как черные клубы дыма над полуночным костром, зажженным для человеческого жертвоприношения; и за каждым белым человеком следят, и все его поступки заносят в особые книжечки для сведения знахарей и коммунистических агентов?
Ему томительно хотелось спросить у них одно: «Стать ли мне, негру, негром?» Подыскивая слова, чтобы как-нибудь сформулировать этот вопрос, он огляделся вокруг.
Казалось бы, человеку средних умственных способностей нечего удивляться тому, что в доме у небогатого негра с элементарным вкусом и любовью к порядку все выглядит совершенно так же, как в доме у любого другого небогатого американца с элементарным вкусом и любовью к порядку. Что, собственно, ты ожидал увидеть, сердито спрашивал себя Нийл. Жертвенник культа вуду? Тамтам и леопардовую шкуру? Игральные кости и бутыль маисовой водки? Или же картину кисти Элдзира Кортора и фотографии Хайле Селассие, Уолтера Уайта и Пушкина с собственноручными надписями? Да, очевидно, он ждал чего-то необыкновенного.
Вероятно, если бы он и его друзья были не адвокатами и коммерсантами, а дворниками и истопниками, их гостиные выглядели бы точно так же: тот же потертый ковер на полу, мягкое кресло с подножкой, кушетка, раскрашенные пепельницы, радиоприемник в ящике красного дерева, дамский журнал и посредственные репродукции с посредственных натюрмортов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Ну, он такой мастер стряпать и играть в кегли, что к святым его, пожалуй, не причислишь, но мы все его очень любим, — сказала миссис Вулкейп, и Нийл почувствовал, что она чуть-чуть смеется над ним и над его позой критика-любителя. Но он решил, что улыбкой его не собьют. Он внимательно оглядел пасторский домик, убогое одноэтажное строеньице, — три-четыре комнатушки, должно быть, и все вместе площадью немногим больше, чем его скромная гостиная в Сильван-парке. В окошках виднелись аккуратные занавески, а на крылечке величиной с носовой платок стояли три горшка герани.
— Маловат домик для такого большого мужчины. У него и жена есть?
— Да, жена и двое детей. Доктор Брустер и то говорит, что для того, чтобы всем хватило места, приходится спать на плите, а кошку и ванну держать в духовке, и библиотеку тоже — все три книги! — сказал мистер Вулкейп.
Его жена запротестовала:
— Уж, пожалуйста, Джон, ты отлично знаешь, что у Ивена прекрасная библиотека, можно только удивляться при его жалованье — сотни книг, все новинки, и Мюрдаль, и Райт, и Ленгстон Хьюз, и Ален Локк, — и чего только нет!
Над ней добродушно посмеялись, как бывает в семьях, где все любят друг друга.
Нийл ухватился за возможность продолжить разговор:
— Приход небольшой, много платить ему, вы, вероятно, не можете. Обидно все-таки.
Джон ответил с достоинством:
— Да, мы не можем платить много. Мы и сами все зарабатываем гроши. А у Ивена — у доктора Брустера — дети еще учатся и вот, чтобы сводить концы с концами, ему приходится вечерами работать на почте. Но он ничуть не стыдится этого. Еще шутит: радуйтесь, говорит, что у вас проповедник, который служит в государственном учреждении, а не побирается под окнами. И потом, — закончил он горделиво, — Ивен не простой работник, а заведующий, и у него даже белые подчиненные есть!
— И все-таки, — не соглашался Нийл, — это ужасно, что такой человек, ученый, образованный, должен тратить время на сортировку писем…
— Ничего ужасного мы в этом не видим, — возразил мистер Вулкейп. — Нам приятно, что преподобный доктор Брустер в свободное время работает бок о бок с нами, простыми людьми, вместо того чтобы прохлаждаться и мечтать у себя в кабинете. Особенно это нравится моему младшему сыну Райану — он сейчас дома, в отпуску из армии, только сегодня не захотел пойти в церковь. Он у нас, знаете, немножко с левыми идеями.
— Вот, вот, вот, капитану Кингсбладу, наверно, страшно интересны наши семейные дела. Ты бы еще рассказал про шестипалого щенка, который у нас был в позапрошлом году, — съязвила Мэри Вулкейп и протянула Нийлу руку, прощаясь.
Но Нийл умышленно не заметил ее руки.
Они стояли перед домом Вулкейпов, который был почти такой же, как дом Ивена Брустера, — маленький, одноэтажный, чистенько выбеленный; стояли и не двигались, и Нийл тоже стоял и не двигался, так что в конце концов Джону Вулкейпу не осталось ничего другого, как только сказать:
— Может быть, зайдете к нам?
И Нийл зашел, не заботясь о том, уместно это или нет, он переступил порог следом за хозяевами, твердо решив, что из-за таких пустяков, как условности и приличия, не упустит возможности проникнуть в суть вещей.
Он перехватил удивленные взгляды Эмерсона и его отца, в которых ясно читалось: «Что нужно от нас этой банковской ищейке? Опять какие-нибудь провокационные выдумки белых?»
Он попытался установить тон встречи старых однокашников:
— Помните, капитан, у нас была учительница алгебры — настоящая старая наседка.
Эмерсон улыбнулся:
— Да, с причудами была старуха.
— Но, в общем, добрая душа. Как-то раз после урока она мне сказала: «Нийл, если будешь хорошо знать алгебру, сделаешься когда-нибудь губернатором штата».
— Неужели, капитан? — В интонации Эмерсона было что-то чуть-чуть оскорбительное. — А мне она раз после урока сказала, заботясь, по ее словам, лишь о моем благе, что для мальчика-негра изучать алгебру «чистейшая потеря времени» и лучше бы я учился приготовлению соусов для жаркого.
Приятельская атмосфера сразу завяла. Вулкейпы недоверчиво косились на Нийла, ожидая, когда наконец откроется истинная цель его посещения… Может быть, банки теперь рассылают агентов по страхованию жизни?
— Извините, я не собираюсь мешать вам. Я знаю, вы хотите поскорей сесть за свой воскресный обед, и я сейчас уйду, но мне только очень, очень нужно выяснить некоторые вещи, то есть я хочу сказать, я почти ничего не знаю… хм, хм… об этой части города, а мне непременно нужно поближе узнать… эту часть города.
Мысль, которую Нийл тщетно пытался выразить, была — «поближе узнать негров». Но он не знал, какое слово употребить — «негров», или «цветных», или «эфиопов», или это громоздкое словообразование «афроамериканцев», или еще что-нибудь. Что прозвучит наименее обидно? Как-то раз в Италии он слышал, как один чернокожий солдат рявкнул на другого: «Эй ты, ниггер, поворачивайся!» — но он уже успел узнать, что вообще негры не любят этого слова. Он совсем растерялся.
Хозяева теперь смотрели ласковее.
— Что же вы хотели бы от нас услышать, капитан Кингсблад? — спросил Эмерсон.
Откуда они знают про его капитанский чин? Может быть, и правду говорят, будто все негры участвуют в тайном сообществе, цель которого — истребить всех белых людей, дьявольски хитрый, но зверский, чудовищный заговор, зловещий, как черные клубы дыма над полуночным костром, зажженным для человеческого жертвоприношения; и за каждым белым человеком следят, и все его поступки заносят в особые книжечки для сведения знахарей и коммунистических агентов?
Ему томительно хотелось спросить у них одно: «Стать ли мне, негру, негром?» Подыскивая слова, чтобы как-нибудь сформулировать этот вопрос, он огляделся вокруг.
Казалось бы, человеку средних умственных способностей нечего удивляться тому, что в доме у небогатого негра с элементарным вкусом и любовью к порядку все выглядит совершенно так же, как в доме у любого другого небогатого американца с элементарным вкусом и любовью к порядку. Что, собственно, ты ожидал увидеть, сердито спрашивал себя Нийл. Жертвенник культа вуду? Тамтам и леопардовую шкуру? Игральные кости и бутыль маисовой водки? Или же картину кисти Элдзира Кортора и фотографии Хайле Селассие, Уолтера Уайта и Пушкина с собственноручными надписями? Да, очевидно, он ждал чего-то необыкновенного.
Вероятно, если бы он и его друзья были не адвокатами и коммерсантами, а дворниками и истопниками, их гостиные выглядели бы точно так же: тот же потертый ковер на полу, мягкое кресло с подножкой, кушетка, раскрашенные пепельницы, радиоприемник в ящике красного дерева, дамский журнал и посредственные репродукции с посредственных натюрмортов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99