— Справлюсь один.
— Вы уверены, Биллингер…
— Уверен, — рассмеялся агент. А между тем он закусил губу до крови, чтобы не закричать. — Не стоит вам тратить время.
Филипп на мгновение стиснул его руку.
— Дружище, мы не понимаем, что все это значит: похищение Изабель и эти деньги, но мы скоро все выясним.
— Бросьте этот проклятый карабин, — крикнул Биллингер, когда Филипп вскоччил на коня. — У меня ничего ним не вышло, а тот парень подстрелил меня из револьвера. Поэтому у меня и нет особого кровотечения.
Преступник уже скрылся в преддверии Гиблого места, когда Филипп выбрался из ложбины на открытую равнину. Перед ним был только один проход в Гиблое место, и к нему-то он и направил своего коня. У самого входа в ущелье тянулась другая песчаная полоса, и на ней виднелись отпечатки лошадиных копыт. Две лошади бежали, по-видимому, рысью, а одна — галопом.
Когда-то давным-давно эта песчаная полоса была, очевидно, ложем реки, струившейся между зубчатыми, полными пещер, скалами. Теперь это ложе было усыпано голышами, потрескавшимися и иссушенными лучами палящего солнца.
Сердце Филиппа забилось сильнее, когда он пришпорил лошадь. Он ни на секунду не опускал револьвера со взведенным курком. Он знал, что если он нагонит преступников, то будет бой, и ему придется сражаться одному против троих. Он знал это и боялся засады. Он понимал: если преступники остановились и поджидают его, то все шансы против него. За исход открытого боя он не боялся. Его взращенный в степи конь без труда преодолевал трудную дорогу, избегая голышей и трудных камней. Дважды в течение десяти минут он замечал впереди какое-то движение и поднимал револьвер. Первый раз это был волк, второй — быстрая тень орла, перелетевшего между ним и солнцем. Он вглядывался в каждую расщелину, мимо которой ему приходилось проезжать, и приподнимался на стременах, готовый немедленно открыть огонь.
Резкий поворот русла реки там, где нависшие скалы подступали к нему вплотную, — и лошадь его остановилась так неожиданно, что он чуть не перелетел через ее голову. Прямо перед ним среди скал упавшая лошадь без всадника пыталась подняться. В двухстах ярдах от нее, вверх по склону, бежал человек, а на расстоянии револьверного выстрела два всадника поджидали его, повернувшись в седлах.
— Эх, если бы у меня был карабин Биллингера! — пробурчал Филипп.
Заслышав звук его голоса и почувствовав нетерпеливое давление каблуков на своих боках, лошадь рванула вперед. Стук копыт заставил бежавшего остановиться, и в тот же миг Филипп поднялся на стременах и открыл огонь. Когда его пальцы нажали собачку, откуда-то сзади донесся четкий топот копыт лошади, скакавшей галопом. То был Биллингер, Биллингер с простреленной ногой и карабином. Филипп, стреляя, чуть не закричал от радости. Он выстрелил раз, другой, но преступник побежал дальше невредимый. Третий выстрел — и человек исчез где-то среди скал.
Двое всадников, по-видимому, не думали отступать, и Филипп, заряжая револьвер, стал прислушиваться. Его лошадь тяжело дышала. Он слышал возбужденное и радостное биение своего сердца, но прежде всего он слышал приближающийся мерный топот копыт. Скоро Биллингер будет здесь и пустит в ход свой карабин. Да благословит небо Биллингера и его простреленную ногу! Жажда боя сжигала его и в конце концов нашла исход в диком вопле, когда он помчался вперед. Преступники и не помышляли о бегстве. Он уловил блеск солнца на их револьверах и понял, что они будут драться не на шутку, когда они поспешно разъехались в разные стороны, чтобы увеличить площадь обстрела. На расстоянии ста ярдов Филипп все еще не поднимал револьвера; на расстоянии шестидесяти он резко осадил коня, распластался на его шее, как индеец, и выставил револьвер между его ушами. Это был трюк, изученный им на службе в конной страже, и он его проделал как раз в тот момент, когда его противники вскинули револьверы на уровень лица. Две пули прошли над его головой так близко, что неминуемо сняли бы его с седла, если бы он выпрямился. В следующее же мгновение в ущелье раскатилось гулкое эхо трех выстрелов.
Глядя на мушку своего револьвера, Филипп увидел, что всадник, бывший справа, качнулся в седле и свалился наземь. Он выпустил последнюю пулю во всадника слева и выхватил второй револьвер. Прежде чем он успел выстрелить, его лошадь скакнула вперед, повалилась на колени, и с воплем ужаса Филипп вылетел из седла.
В течение нескольких секунд Филипп сознавал только две вещи: что смерть близка и что Биллингер опоздал.
В десяти шагах преступник тщательно прицелился в него, а его собственная правая рука, державшая револьвер, была придавлена его телом. На мгновение он застыл и с ледяным спокойствием посмотрел на человека, уже тянувшегося, чтобы выстрелить. Прогремел выстрел, словно вспышка молнии, и его мозг пронзила мысль, что этот выстрел предназначался ему. Вдруг он заметил, что рука преступника не шевельнулась, не было и дымка от дула его револьвера. Одно мгновение всадник сидел прямо, неподвижно в седле, вдруг его рука опустилась, револьвер со стуком упал на камни. С протяжным стоном он стал сползать с коня и, наконец, повалился мешком к самым ногам Филиппа.
— Биллингер… Биллингер…
Эти слова сорвались с уст Филиппа хриплым рыданием. Биллингер явился как раз вовремя. Филипп повернулся, посмотрел в сторону ущелья. Да, это был Биллингер — в ста ярдах от него, согнувшись в седле, Биллингер с его простреленной ногой, с его изумительным мужеством, с его…
С диким воплем Филипп освободил ногу из стремени. То был не Биллингер, то была Изабель. Она соскочила с седла. Он видел, как она пробежала, спотыкаясь, несколько шагов и упала среди скал. Все еще держа револьвер в руке, Филипп побежал туда, где стояла лошадь Биллингера. Девушка припала к валуну, закрыв лицо руками, и плакала. В мгновение ока он оказался подле нее и все, о чем он говорил, все, на что надеялся, сорвалось с его уст, когда он прижал ее голову к своей груди.
Впоследствии он никогда не мог повторить то, что он говорил ей в тот момент. Он знал только, что ее рука обвилась вокруг его шеи, что она зарыла лицо на его груди, что она, рыдая, говорила что-то об их встрече на озере Бен и о том, что она любит, любит его. Потом его взгляд упал на ущелье, и то, что он увидел, заставило его низко нагнуться за валуном и издать какой-то странный горловой звук.
— Подожди здесь немного, — шепнул он, перебирая пальцами ее золотые волосы. Его голос звучал мягко, но повелительно. — Я на несколько минут отлучусь. Опасности нет никакой.
Он наклонился и поднял карабин, выпавший из ее рук. В магазине была еще одна пуля. Он сунул револьвер в кобуру и начал взбираться на скалы, готовый каждую минуту взять карабин наизготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Вы уверены, Биллингер…
— Уверен, — рассмеялся агент. А между тем он закусил губу до крови, чтобы не закричать. — Не стоит вам тратить время.
Филипп на мгновение стиснул его руку.
— Дружище, мы не понимаем, что все это значит: похищение Изабель и эти деньги, но мы скоро все выясним.
— Бросьте этот проклятый карабин, — крикнул Биллингер, когда Филипп вскоччил на коня. — У меня ничего ним не вышло, а тот парень подстрелил меня из револьвера. Поэтому у меня и нет особого кровотечения.
Преступник уже скрылся в преддверии Гиблого места, когда Филипп выбрался из ложбины на открытую равнину. Перед ним был только один проход в Гиблое место, и к нему-то он и направил своего коня. У самого входа в ущелье тянулась другая песчаная полоса, и на ней виднелись отпечатки лошадиных копыт. Две лошади бежали, по-видимому, рысью, а одна — галопом.
Когда-то давным-давно эта песчаная полоса была, очевидно, ложем реки, струившейся между зубчатыми, полными пещер, скалами. Теперь это ложе было усыпано голышами, потрескавшимися и иссушенными лучами палящего солнца.
Сердце Филиппа забилось сильнее, когда он пришпорил лошадь. Он ни на секунду не опускал револьвера со взведенным курком. Он знал, что если он нагонит преступников, то будет бой, и ему придется сражаться одному против троих. Он знал это и боялся засады. Он понимал: если преступники остановились и поджидают его, то все шансы против него. За исход открытого боя он не боялся. Его взращенный в степи конь без труда преодолевал трудную дорогу, избегая голышей и трудных камней. Дважды в течение десяти минут он замечал впереди какое-то движение и поднимал револьвер. Первый раз это был волк, второй — быстрая тень орла, перелетевшего между ним и солнцем. Он вглядывался в каждую расщелину, мимо которой ему приходилось проезжать, и приподнимался на стременах, готовый немедленно открыть огонь.
Резкий поворот русла реки там, где нависшие скалы подступали к нему вплотную, — и лошадь его остановилась так неожиданно, что он чуть не перелетел через ее голову. Прямо перед ним среди скал упавшая лошадь без всадника пыталась подняться. В двухстах ярдах от нее, вверх по склону, бежал человек, а на расстоянии револьверного выстрела два всадника поджидали его, повернувшись в седлах.
— Эх, если бы у меня был карабин Биллингера! — пробурчал Филипп.
Заслышав звук его голоса и почувствовав нетерпеливое давление каблуков на своих боках, лошадь рванула вперед. Стук копыт заставил бежавшего остановиться, и в тот же миг Филипп поднялся на стременах и открыл огонь. Когда его пальцы нажали собачку, откуда-то сзади донесся четкий топот копыт лошади, скакавшей галопом. То был Биллингер, Биллингер с простреленной ногой и карабином. Филипп, стреляя, чуть не закричал от радости. Он выстрелил раз, другой, но преступник побежал дальше невредимый. Третий выстрел — и человек исчез где-то среди скал.
Двое всадников, по-видимому, не думали отступать, и Филипп, заряжая револьвер, стал прислушиваться. Его лошадь тяжело дышала. Он слышал возбужденное и радостное биение своего сердца, но прежде всего он слышал приближающийся мерный топот копыт. Скоро Биллингер будет здесь и пустит в ход свой карабин. Да благословит небо Биллингера и его простреленную ногу! Жажда боя сжигала его и в конце концов нашла исход в диком вопле, когда он помчался вперед. Преступники и не помышляли о бегстве. Он уловил блеск солнца на их револьверах и понял, что они будут драться не на шутку, когда они поспешно разъехались в разные стороны, чтобы увеличить площадь обстрела. На расстоянии ста ярдов Филипп все еще не поднимал револьвера; на расстоянии шестидесяти он резко осадил коня, распластался на его шее, как индеец, и выставил револьвер между его ушами. Это был трюк, изученный им на службе в конной страже, и он его проделал как раз в тот момент, когда его противники вскинули револьверы на уровень лица. Две пули прошли над его головой так близко, что неминуемо сняли бы его с седла, если бы он выпрямился. В следующее же мгновение в ущелье раскатилось гулкое эхо трех выстрелов.
Глядя на мушку своего револьвера, Филипп увидел, что всадник, бывший справа, качнулся в седле и свалился наземь. Он выпустил последнюю пулю во всадника слева и выхватил второй револьвер. Прежде чем он успел выстрелить, его лошадь скакнула вперед, повалилась на колени, и с воплем ужаса Филипп вылетел из седла.
В течение нескольких секунд Филипп сознавал только две вещи: что смерть близка и что Биллингер опоздал.
В десяти шагах преступник тщательно прицелился в него, а его собственная правая рука, державшая револьвер, была придавлена его телом. На мгновение он застыл и с ледяным спокойствием посмотрел на человека, уже тянувшегося, чтобы выстрелить. Прогремел выстрел, словно вспышка молнии, и его мозг пронзила мысль, что этот выстрел предназначался ему. Вдруг он заметил, что рука преступника не шевельнулась, не было и дымка от дула его револьвера. Одно мгновение всадник сидел прямо, неподвижно в седле, вдруг его рука опустилась, револьвер со стуком упал на камни. С протяжным стоном он стал сползать с коня и, наконец, повалился мешком к самым ногам Филиппа.
— Биллингер… Биллингер…
Эти слова сорвались с уст Филиппа хриплым рыданием. Биллингер явился как раз вовремя. Филипп повернулся, посмотрел в сторону ущелья. Да, это был Биллингер — в ста ярдах от него, согнувшись в седле, Биллингер с его простреленной ногой, с его изумительным мужеством, с его…
С диким воплем Филипп освободил ногу из стремени. То был не Биллингер, то была Изабель. Она соскочила с седла. Он видел, как она пробежала, спотыкаясь, несколько шагов и упала среди скал. Все еще держа револьвер в руке, Филипп побежал туда, где стояла лошадь Биллингера. Девушка припала к валуну, закрыв лицо руками, и плакала. В мгновение ока он оказался подле нее и все, о чем он говорил, все, на что надеялся, сорвалось с его уст, когда он прижал ее голову к своей груди.
Впоследствии он никогда не мог повторить то, что он говорил ей в тот момент. Он знал только, что ее рука обвилась вокруг его шеи, что она зарыла лицо на его груди, что она, рыдая, говорила что-то об их встрече на озере Бен и о том, что она любит, любит его. Потом его взгляд упал на ущелье, и то, что он увидел, заставило его низко нагнуться за валуном и издать какой-то странный горловой звук.
— Подожди здесь немного, — шепнул он, перебирая пальцами ее золотые волосы. Его голос звучал мягко, но повелительно. — Я на несколько минут отлучусь. Опасности нет никакой.
Он наклонился и поднял карабин, выпавший из ее рук. В магазине была еще одна пуля. Он сунул револьвер в кобуру и начал взбираться на скалы, готовый каждую минуту взять карабин наизготовку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36