Он выглянул наружу и улыбнулся звездам. Его душа преисполнилась неизъяснимой благодарности судьбе за то, что он не родился слишком поздно. Еще одно поколение, и не будет уже последней границы. Еще двадцать пять лет, и мир окажется целиком в оковах науки и человеческой изобретательности, которые человечество привыкло называть прогрессом.
Итак, судьба оказалась милостивой к нему. Он принимал участие в творении последней страницы той летописи, которая берет свое начало в глубине веков, которая запечатлена кровью людей, прорезавших первые тропинки в Неизведанное. После него не будет больше границ, не будет больше тайн неведомых стран. Не будет больше поприща для пионеров. Земля тоже будет приручена.
Внезапно Алан вспомнил Мэри Стэндиш и слова, которые она сказала ему в вечерних сумерках. Странно, что их взгляды сходятся: она тоже будет всегда любить палатки, старые горные тропинки и естественные преграды. Она тоже ненавидит города, железные дороги и автомобили, вторгающиеся на Аляску. Он пожал плечами. Возможно, что девушка угадала его собственные мысли, ибо она умна. Очень умна!
Стук в дверь оторвал его взгляд от своих часов с открытым циферблатом, которые он держал в руке. Было четверть первого — необычный час для того, чтобы кто-нибудь вздумал стучать в его дверь.
Стук, однако, повторился — несколько нерешительно, как ему показалось, — а потом опять, на этот раз быстро и решительно. Спрятав часы в карман, Алан открыл дверь.
Перед ним стояла Мэри Стэндиш. В первую минуту он видел только ее широко раскрытые, странные и испуганные глаза. А затем, когда она медленно вошла в комнату, не дожидаясь его ответа или позволения войти, он заметил, как она бледна. Алан, не двигаясь с места и в каком-то нелепом оцепенении, смотрел на нее. Мэри Стэндиш сама закрыла дверь за собой и, прислонившись к ней, стояла, выпрямившись во весь рост, стройная и как смерть бледная.
— Могу я войти? — спросила она.
— Боже ты мой! — вырвалось из груди Алана. — Вы уже вошли!
Глава VII
Тот факт, что было уже за полночь, что Мэри Стэндиш вошла без спроса и сама закрыла за собою дверь, не дожидаясь, пока он словом или кивком пригласит ее войти, казался Алану невероятным. Когда прошел первый приступ изумления, он все еще молча стоял, меж тем как девушка пристально смотрела на него и дышала несколько учащенно. Но она не была взволнована. Удивленный до последней степени, Алан все же обратил внимание на ее спокойствие и на то, что выражение страха исчезло из ее глаз. Но он никогда не видел Мэри Стэндиш такой бледной, и никогда она не казалась ему такой хрупкой, совсем девочкой, как теперь, в этот исключительный момент, когда она стояла, прислонившись к двери.
Бледный цвет ее лица подчеркивал темноту волос. Даже ее губы побледнели. Но она нисколько не была смущена. Глаза, не выражавшие больше страха, были спокойны; в ее позе чувствовалась уверенность, которая уязвила Алана. Чувство досады, почти озлобления стало охватывать его, пока он ждал, чтобы она заговорила. Вот какова была плата за его хорошее отношение к ней! Ее намерение использовать его для своих целей было наглостью и издевательством. В его мозгу мелькнуло подозрение, уж не стоит ли снаружи за дверьми Росланд.
Еще один момент, и он оттолкнул бы девушку и открыл бы дверь, но ее спокойствие удержало его. Напряженное выражение начало исчезать с лица Мэри Стэндиш. Он увидел, как задрожали ее губы, а потом случилось чудо: в ее широко раскрытых прекрасных глазах заблестели слезы. Но даже когда крупные слезы, блестя как алмазы, стали скатываться по ее лицу, она не опустила взора, не попыталась прикрыть лицо руками, а смело смотрела на него. Алан почувствовал, что сердце оборвалось в нем. Она прочла его мысли, она угадала его подозрения, а он меж тем был неправ.
— Вы… вы, может быть, присядете, мисс Стэндиш? — запинаясь произнес Алан и кивком указал на стул.
— Нет. Пожалуйста, разрешите мне стоять. — Она с трудом перевела дыхание. — Сейчас уже очень поздно, мистер Холт?
— Довольно неподходящий час для подобного посещения, — ответил он. — Половина первого, чтобы быть точным. Надо полагать, что какое-то серьезное дело заставило вас решиться на такой рискованный поступок на пароходе, мисс Стэндиш?
Она не сразу ответила, и он заметил, как вздрагивает ее горло.
— Считала бы Белинда Мелруни такой поступок очень рискованным, мистер Холт? Если бы дело шло о жизни или смерти, то не думаете ли вы, что она пришла бы к вам в полночь, даже на пароходе? А меня привело к вам именно это — вопрос жизни или смерти. Еще часу нет, как я пришла к такому заключению. И я не могла ждать до утра. Я должна была повидать вас сейчас же.
— Почему именно меня? — спросил он. — Почему не Росланда, не капитана Райфла или кого-нибудь другого? Не потому ли…
Он не окончил, ибо увидел, как тень мелькнула в глазах девушки; казалось, что она на одно мгновение почувствовала острое унижение или боль. Но тень исчезла так же быстро, как появилась. И очень спокойно, без всякого волнения Мэри Стэндиш ответила ему:
— Я знаю, что вы сейчас чувствуете. Я пыталась поставить себя на ваше место. Как вы говорите, все это очень необычайно. Но мне ничуть не стыдно. Будь я мужчиной, я гордилась бы тем, что женщина обращается ко мне при подобных обстоятельствах. Если то, что я наблюдала за вами, думала о вас и надеялась на вас, значит желать использовать вас, то я действительно поступила нечестно, мистер Холт. Но я нисколько не жалею об этом. Я верю вам, я знаю, что вы будете считать меня честной женщиной, пока я не представлю вам доказательства противного. Если бы какое-нибудь другое человеческое существо обратилось к вам с просьбой предотвратить трагедию и вы полагали бы, что это в ваших силах, сделали бы вы это?
Алан почувствовал, как его предубеждение рассеивается. Хладнокровно разбираясь в подобном положении за беседой в курительной комнате, он назвал бы сумасшедшим того, кто поколебался бы открыть дверь своей каюты и выпроводить такого гостя. Но сейчас подобная мысль не приходила ему в голову. Он думал о платке, найденном прошлой ночью. Она дважды подходила к его каюте в такой поздний час.
— Я считал бы себя обязанным сделать все, что в моих силах, — ответил Алан на ее вопрос. — Трагедия — прескверная вещь.
Мэри Стэндиш уловила оттенок иронии в его голосе, но это лишь придало ей еще больше спокойствия. Она не заставит его выслушивать плаксивую мольбу или любоваться, как женщина играет беспомощностью и красотой. Ее хорошенькие губки сжались решительней, и очаровательный подбородок поднялся чуть выше.
— Конечно, я не смогу заплатить вам, — сказала ока. — Вы принадлежите к тем людям, которых оскорбило бы предложение платы за то, что я намереваюсь у вас попросить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64