Вагнер успел крикнуть:
– Зонненталь!
– Молчи, каналья! – сказал Геннадий Колесников.
На вскрик генерала обернулся его шофер; его автомат брызнул очередью. Геннадий охнул и разжал руки на шее Вагнера, успев только сказать: "Ох, подлец!" Полад врезал в немецкого шофера полдиска и кинулся к Геннадию. Тот, пытаясь удержаться на ногах, схватился за дверцу немецкой машины, но ноги его не держали, и он медленно сполз на землю.
– Руки вверх! – закричал Полад Вагнеру, и тот послушно поднял дрожащие руки. Пистолет с глухим стуком упал на дорогу. "Здоровый верзила, – подумал Полад. – Вдвое больше меня… Пожалуй, один на один я не смог бы его одолеть".
Он не знал, что был на волосок от гибели – если бы Аркадий не пристрелил Зонненталя, лежать бы ему на земле.
– Охраняй пленного, – сказал ему Аркадий и кинулся к брату.
– Геннадий!
Но Геннадий молчал. Аркадий приложил ухо к груди брата, схватился за руку, но, взволнованный, не мог ничего определить: есть пульс или нет, дышит брат или уже не дышит.
Прибежал Терентий.
– Ранен. Не отзывается.
Вдвоем они положили брата на плащпалатку и понесли в танк.
– Подождите, – сказал Полад, – он же замерзнет. А ну, ты, снимай пальто, – крикнул он Вагнеру.
Когда Вагнер, кусая губы, снял шинель, танкисты ахнули:
– Это не простой офицер… Генерал, скорее всего…
– О, да, да, я генераль, – подхватил Вагнер, заслышав знакомое слово.
Подходили другие боевые машины.
Уложив брата внизу, Аркадий велел Вагнеру сесть на место стрелка-радиста, а Полад сел за башней. Терентий развернул танк и подождал Аркадия, тот решил взять документы убитых Зонненталя и шофера.
– Давай скорее, Терентий!
– Некуда нам спешить, Аркаша, – ответил сразу Терентий. – Гена скончался…
– Что ты, Тереша?
– Он умер сразу. Еще когда на плащпалатку клали, он уже не дышал. Терентий подал наверх скомканное пальто Вагнера. – На, отдай этому убийце. Гене уже не холодно…
Голова Геннадия покоилась на коленях брата.
… Подошел на своей машине комбат Гасанзаде, узнал о гибели одного из братьев Колесниковых и отослал Вагнера с автоматчиками в штаб бригады. «Волжанин» уходил в ближайший тыл, но весть о гибели Геннадия опережала его, и вскоре уже вся бригада знала, что братьев Колесниковых осталось только двое…
Аркадий, Терентий и Полад долбили ломами мерзлую землю.
Никто не лез помогать им – это их право, их горькая привилегия: копать могилу для брата и товарища.
Потом грянул залп, потом над могилой вырос земляной холм, над ним встала пирамидка со звездой, а на ней появилась дощечка с надписью: "Гвардии младший сержант танкист Геннадий Колесников".
Танкисты постепенно расходились. Аркадий, Терентий и Полад отошли от могилы Геннадия последними.
… Давно ли служит Полад в полку, а сколько уже увидел могил! И невольно он думает, что вот так, наверно, хоронили боевые товарищи и его отца… А, может, не успели и похоронить. Кто скажет, где его могила? Ведь погиб отец в сорок первом…
2
Вагнер сидел сгорбившись, как старик. С сорок второго года слышал он об Асланове; много раз сталкивались руководимые ими части в бою, и, конечно, Вагнер не раз думал, что рано-поздно увидит строптивого кавказца в плену, в своей власти. Рядовых русских пленных, в том числе и кавказцев, он уже видел, генерала видеть не довелось. И вот теперь Вагнер сидит с ним лицом к лицу.
Асланов моложе его, у него в распоряжении всего одна бригада и полк самоходок, а у него, Вагнера, корпус… И, однако, он, Вагнер, в плену.
Вагнер дымит сигаретой, взглядывает на Асланова и мучительно думает о том, как и почему это случилось? По стечению обстоятельств или по какой; иной причине роли переменились?
Ждали переводчика.
Наконец, в дверях показался капитан, попросивший разрешения войти. Вагнер понял, что этого человека ждали, и вздохнул: сейчас начнется допрос.
Капитан сел за стол напротив Вагнера, положил перед собой русско-немецкий разговорник, сказал командиру бригады:
– Я готов.
– Спроси у генерала, понимает ли он бесполезность сопротивления? Сознает ли, что немецкое командование напрасно подставляет под пули немецких солдат?!
– К чему этот вопрос? – ответил Вагнер. – Мы имеем приказ, и мы его выполняем, вот и все. Скажите, что вам от меня нужно? Если желаете выведать что-то полезное для себя, то лучше сразу отказаться от этой мысли: я ничего не скажу, ничего не открою. Меня обыскали, документы у вас, из них вам известно, что я генерал-лейтенант Вагнер, командую танковым корпусом, и это все, что вы можете узнать. Больше я ничего не скажу. Так что не стоит тянуть волынку, если это в вашей власти, прикажите меня расстрелять!
Асланов спокойно выслушал резкий ответ Вагнера, сказал:
– Расстрелять? У меня такого намерения нет, господин генерал.
– А что же вы будете со мной делать? Пытать? Истязать?
На этот раз Асланов ответил резко и гневно:
– Это вы подвергаете людей пыткам и истязаниям, это вы, садисты, испытываете удовольствие и, может, наслаждение при виде людских страданий и нечеловеческих мук, которые для них изобретаете. Нет дела более мерзкого, чем мучить людей. И этим вы занимаетесь много лет. Но не смейте мерить нас на свой аршин!
Переводчик долго и усердно передавал Вагнеру сказанное Аслановым. Вагнеру нечего было возразить. И он спросил:
– Значит, убивать вы меня не собираетесь, пытать тоже не будете? Но вы что же, думаете, я вам так все и выложу? За кого вы меня принимаете?!
– Не торопитесь умирать, господин генерал. Умирать трудно. А вот убивать вам было легко. Все равно что раз плюнуть. А мы пленных не убиваем. И умереть вам не дадим. Вы ведь не рядовой исполнитель, на вашей совести много чего… Вы будете отвечать перед судом, и справедливый суд определит вам меру наказания.
– Я солдат. Солдат, который сражался против вас. Я не боялся и не боюсь смерти. Прошу вас об одном: не тяните время, прикажите расстрелять меня.
"Знает, что не расстреляем, и теперь бравирует своей храбростью", усмехнулся Асланов.
– Если хотите жить, – сказал от себя переводчик, – то имейте в виду, что сведения, которые вы предоставите нам, будут учтены при решении вашей участи.
Вагнер, сунув руку в карман, поискал сигареты. Пачка была пуста. Асланов подвинул ему свои. Вагнер жестом дал понять, что не принимает от врага и сигарет.
– Если даже вы гарантируете мне жизнь, я и тогда не дам никаких сведений об армии, – сказал он твердо.
– И не надо, – усмехнулся Асланов, – мы достаточно знаем о вашей армии и о вашем корпусе от ваших же офицеров и нижних чинов.
Вагнер вдруг пожалел, что отказался от сигарет, предложенных Аслановым. Поколебавшись, он взял одну, прикурил и заговорил с неожиданной откровенностью.
– Хорошо. Сведений я не дам, и они вам не нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Зонненталь!
– Молчи, каналья! – сказал Геннадий Колесников.
На вскрик генерала обернулся его шофер; его автомат брызнул очередью. Геннадий охнул и разжал руки на шее Вагнера, успев только сказать: "Ох, подлец!" Полад врезал в немецкого шофера полдиска и кинулся к Геннадию. Тот, пытаясь удержаться на ногах, схватился за дверцу немецкой машины, но ноги его не держали, и он медленно сполз на землю.
– Руки вверх! – закричал Полад Вагнеру, и тот послушно поднял дрожащие руки. Пистолет с глухим стуком упал на дорогу. "Здоровый верзила, – подумал Полад. – Вдвое больше меня… Пожалуй, один на один я не смог бы его одолеть".
Он не знал, что был на волосок от гибели – если бы Аркадий не пристрелил Зонненталя, лежать бы ему на земле.
– Охраняй пленного, – сказал ему Аркадий и кинулся к брату.
– Геннадий!
Но Геннадий молчал. Аркадий приложил ухо к груди брата, схватился за руку, но, взволнованный, не мог ничего определить: есть пульс или нет, дышит брат или уже не дышит.
Прибежал Терентий.
– Ранен. Не отзывается.
Вдвоем они положили брата на плащпалатку и понесли в танк.
– Подождите, – сказал Полад, – он же замерзнет. А ну, ты, снимай пальто, – крикнул он Вагнеру.
Когда Вагнер, кусая губы, снял шинель, танкисты ахнули:
– Это не простой офицер… Генерал, скорее всего…
– О, да, да, я генераль, – подхватил Вагнер, заслышав знакомое слово.
Подходили другие боевые машины.
Уложив брата внизу, Аркадий велел Вагнеру сесть на место стрелка-радиста, а Полад сел за башней. Терентий развернул танк и подождал Аркадия, тот решил взять документы убитых Зонненталя и шофера.
– Давай скорее, Терентий!
– Некуда нам спешить, Аркаша, – ответил сразу Терентий. – Гена скончался…
– Что ты, Тереша?
– Он умер сразу. Еще когда на плащпалатку клали, он уже не дышал. Терентий подал наверх скомканное пальто Вагнера. – На, отдай этому убийце. Гене уже не холодно…
Голова Геннадия покоилась на коленях брата.
… Подошел на своей машине комбат Гасанзаде, узнал о гибели одного из братьев Колесниковых и отослал Вагнера с автоматчиками в штаб бригады. «Волжанин» уходил в ближайший тыл, но весть о гибели Геннадия опережала его, и вскоре уже вся бригада знала, что братьев Колесниковых осталось только двое…
Аркадий, Терентий и Полад долбили ломами мерзлую землю.
Никто не лез помогать им – это их право, их горькая привилегия: копать могилу для брата и товарища.
Потом грянул залп, потом над могилой вырос земляной холм, над ним встала пирамидка со звездой, а на ней появилась дощечка с надписью: "Гвардии младший сержант танкист Геннадий Колесников".
Танкисты постепенно расходились. Аркадий, Терентий и Полад отошли от могилы Геннадия последними.
… Давно ли служит Полад в полку, а сколько уже увидел могил! И невольно он думает, что вот так, наверно, хоронили боевые товарищи и его отца… А, может, не успели и похоронить. Кто скажет, где его могила? Ведь погиб отец в сорок первом…
2
Вагнер сидел сгорбившись, как старик. С сорок второго года слышал он об Асланове; много раз сталкивались руководимые ими части в бою, и, конечно, Вагнер не раз думал, что рано-поздно увидит строптивого кавказца в плену, в своей власти. Рядовых русских пленных, в том числе и кавказцев, он уже видел, генерала видеть не довелось. И вот теперь Вагнер сидит с ним лицом к лицу.
Асланов моложе его, у него в распоряжении всего одна бригада и полк самоходок, а у него, Вагнера, корпус… И, однако, он, Вагнер, в плену.
Вагнер дымит сигаретой, взглядывает на Асланова и мучительно думает о том, как и почему это случилось? По стечению обстоятельств или по какой; иной причине роли переменились?
Ждали переводчика.
Наконец, в дверях показался капитан, попросивший разрешения войти. Вагнер понял, что этого человека ждали, и вздохнул: сейчас начнется допрос.
Капитан сел за стол напротив Вагнера, положил перед собой русско-немецкий разговорник, сказал командиру бригады:
– Я готов.
– Спроси у генерала, понимает ли он бесполезность сопротивления? Сознает ли, что немецкое командование напрасно подставляет под пули немецких солдат?!
– К чему этот вопрос? – ответил Вагнер. – Мы имеем приказ, и мы его выполняем, вот и все. Скажите, что вам от меня нужно? Если желаете выведать что-то полезное для себя, то лучше сразу отказаться от этой мысли: я ничего не скажу, ничего не открою. Меня обыскали, документы у вас, из них вам известно, что я генерал-лейтенант Вагнер, командую танковым корпусом, и это все, что вы можете узнать. Больше я ничего не скажу. Так что не стоит тянуть волынку, если это в вашей власти, прикажите меня расстрелять!
Асланов спокойно выслушал резкий ответ Вагнера, сказал:
– Расстрелять? У меня такого намерения нет, господин генерал.
– А что же вы будете со мной делать? Пытать? Истязать?
На этот раз Асланов ответил резко и гневно:
– Это вы подвергаете людей пыткам и истязаниям, это вы, садисты, испытываете удовольствие и, может, наслаждение при виде людских страданий и нечеловеческих мук, которые для них изобретаете. Нет дела более мерзкого, чем мучить людей. И этим вы занимаетесь много лет. Но не смейте мерить нас на свой аршин!
Переводчик долго и усердно передавал Вагнеру сказанное Аслановым. Вагнеру нечего было возразить. И он спросил:
– Значит, убивать вы меня не собираетесь, пытать тоже не будете? Но вы что же, думаете, я вам так все и выложу? За кого вы меня принимаете?!
– Не торопитесь умирать, господин генерал. Умирать трудно. А вот убивать вам было легко. Все равно что раз плюнуть. А мы пленных не убиваем. И умереть вам не дадим. Вы ведь не рядовой исполнитель, на вашей совести много чего… Вы будете отвечать перед судом, и справедливый суд определит вам меру наказания.
– Я солдат. Солдат, который сражался против вас. Я не боялся и не боюсь смерти. Прошу вас об одном: не тяните время, прикажите расстрелять меня.
"Знает, что не расстреляем, и теперь бравирует своей храбростью", усмехнулся Асланов.
– Если хотите жить, – сказал от себя переводчик, – то имейте в виду, что сведения, которые вы предоставите нам, будут учтены при решении вашей участи.
Вагнер, сунув руку в карман, поискал сигареты. Пачка была пуста. Асланов подвинул ему свои. Вагнер жестом дал понять, что не принимает от врага и сигарет.
– Если даже вы гарантируете мне жизнь, я и тогда не дам никаких сведений об армии, – сказал он твердо.
– И не надо, – усмехнулся Асланов, – мы достаточно знаем о вашей армии и о вашем корпусе от ваших же офицеров и нижних чинов.
Вагнер вдруг пожалел, что отказался от сигарет, предложенных Аслановым. Поколебавшись, он взял одну, прикурил и заговорил с неожиданной откровенностью.
– Хорошо. Сведений я не дам, и они вам не нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102