3
С вечера выпал снег, потом ударил морозец, земля промерзла, маленькие лужицы покрылись льдом. К утру холодный ветер совсем стих, а окрестности преобразились, казалось, на земле расстелили белый с серыми пятнами парус.
Часовой второй роты Осман Хабибулин сначала услышал, как ледок похрустывал под чьими-то ногами, и только потом увидел, что в его сторону идут двое. По обличью, по походке понял, что это женщины. Не успел окликнуть, кто, как обе в один голос сказали: "Свои, свои".
Осман узнал врача и медсестру, встревожился: чего они в такую рань? Неужели кто заболел?
Капитан Смородина спросила, у себя ли лейтенант Гасанзаде, и шагнула в землянку. А Маша Твардовская пошла разыскивать старшину, чтобы вместе с ним проверить кухню. Осман посмотрел вслед той и другой и, потирая руки, подумал: "Ни с кем ничего не случилось, лейтенант недавно проверял посты, так что больных, нет, тут, видимо, кое-что другое…"
Когда Смородина вошла в землянку, Гасанзаде, без гимнастерки, в нательной рубахе, – сидел за столиком и при свете коптилки набрасывал конспект предстоящих занятий. Он даже не заметил, как вошла врач.
– Доброе утро, лейтенант, – сказала Смородина, – извините, что пришла в неурочное время…
Гасанзаде встал и вытянулся.
– Здравствуйте, доктор.
– Как рана? Заживает?
– Вечером смотрел, по-моему, хорошо затягивается.
– Разденьтесь, я осмотрю. Почему эти дни не заходили?
– Ни минуты свободной не мог выкроить. Вдобавок, неприятности. На переправе одна моя машина свалилась; в Волгу.
– Да, я слышала. Но ведь ее давно вытащили, и даже ремонт заканчивают. Так что могли бы, раз это нужно, найти полчаса и забежать в санчасть. Рана… с такой раной не шутят, лейтенант. Я начинаю сожалеть, что взяла грех на себя…
– Не надо так думать, доктор, – тихо сказал обеспокоенный лейтенант. Я не из тех, кто забывает добро и не умеет держать слово. Но эта нелепая история с танком, поверьте, так меня пришибла, что я ни о чем больше и думать не мог. Но вчера вечером, наконец, ремонт закончили…
Да, вечером сержант Волков доложил командиру роты, что ремонт закончен. Гасанзаде сам все проверил и, убедившись, что машина готова к бою, доложил обо всем подполковнику. "Хорошо, – сказал Асланов. – Но впредь будьте осторожнее, предусмотрительнее". Услышав это, лейтенант немного успокоился и впервые спал всю ночь как убитый. Проснувшись чуть свет, он отправился проверять посты. Потом засел за подготовку к занятиям – из штаба соединения было получено распоряжение использовать дни затишья для учебы. И вот за планом занятий его и застала Смородина.
Она молча слушала его оправдания и с особенным удовольствием приняла его последние слова:
– Раз вы сделали это доброе дело, доктор, так доведите его до конца.
Смородина шла в роту с намерением отправить Гасанзаде в госпиталь. Однако, убедившись, что рана действительно заживает, несколько подобрела.
– Ну, прощаю и на этот раз. Но в случае чего, пеняйте на себя… Давайте перевяжу.
– Признаюсь, доктор, вы очень меня напугали, – сказал Гасанзаде, снимая рубаху.
Комиссар полка Филатов, человек беспокойный, привык вставать рано, и раньше всех появлялся в подразделениях, среди бойцов, и, конечно, лучше всех знал, где что происходит, кто что делает и у кого какое настроение.
Одевшись и наскоро сделав зарядку, он прямо из штаба отправился во вторую роту – все-таки, командир там новый, да и происшествие имело место к этой роте следует проявлять больше внимания.
Часовой на его вопрос, у себя ли ротный, ответил, что да, он у себя, но при этом, как показалось Филатову, лукаво улыбнулся.
Филатов вошел в землянку, как всегда входил в мужское жилье, без предупреждения – вошел и застыл на пороге. Гасанзаде стоял лицом к нему, а военврач Смородина – боком; руки ее обдергивали рубаху на лейтенанте, но, как показалось комиссару, машинально обдергивали, а мысль Смородиной выражалась в ее глазах, устремленных на лицо лейтенанта… Гасанзаде, увидев комиссара, стал растерянно застегивать ворот рубахи и сказал, чтобы выйти из неловкого положения:
– Здравствуйте, товарищ комиссар. У меня на груди нарыв, вот доктор сделала перевязку.
Только тогда Смородина, уже почувствовав присутствие Филатова, обернулась, покраснела… и ничего не сказала. Или не успела сказать комиссар, смутившись, отступил на шаг.
– Извините. – Помолчал. Добавил жестковато: – Да, извините за беспокойство. Я решил проведать ребят, и вот…
И вышел из землянки прежде, чем Гасанзаде и Смородина пришли в себя.
И лукавая улыбка Хабибулина, и положение, в котором он застал Гасанзаде, и то, как близко стояла к нему Смородина, как бережно обдергивала на нем рубаху, и особенно то, как она, подняв голову, смотрела в лицо лейтенанту – все убеждало Филатова, что между этими людьми есть что-то интимное. Но как это интимное могло быть и быть чистым, если, он знал, Смородина состояла в интимной близости с Прониным? Весь день эта мысль тревожила Филатова, он сожалел, что вошел в землянку ротного без предупреждения и стал свидетелем их растерянности, может быть, беспричинной, но, скорее, всего, не случайной.

Глава седьмая
1
Обойдя роты, Филатов к полудню вернулся в штаб. Командир полка сидел в автофургоне начальника штаба, изучал карту местности, на которой предстояло действовать полку. Условия ожидались сложные, местность в целом равнинная. На этой бескрайней равнине кое-где виднелись редкие населенные пункты, но зато в избытке были овраги и буераки, очень удобные для тех, кто оборонялся. "На эти овраги надо особое внимание обратить", – думал Асланов.
Майор Пронин готовил для командира соединения генерала Черепанова докладную о нуждах полка. Кончилось масло марки МК, горючим надо пополниться, да и с продовольствием не густо, оставался двухдневный запас хлеба; крупы, вермишели и сала оставалось от силы дня на четыре.
В дверь постучали. Ази Асланов тотчас откликнулся:
– Войдите!
Вошел Филатов, снял шапку-ушанку, бросил ее на скамью, занимавшую одну сторону фургона, сказал:
– Добрый день, товарищи полководцы!
Майор Пронин торопился, докладную следовало незамедлительно отправить, поэтому, не отрываясь от работы и не поднимая головы, он только приветственно приподнял руку.
– Салам, комиссар, – сказал Асланов. – Что это с тобой? Стучишься и просишь разрешения войти? Это какие-то новости! Ведь мы заходим друг к другу без стука!
– Иногда не мешает постучать и предупредить о своем приходе.
– С подковыркой говоришь, комиссар.
Филатов уклонился от ответа, предпочтя доложить о делах.
– Был я в ротах, Ази Ахадович, интересовался настроением людей. С кем ни говорил – все спрашивают, когда пойдем в наступление. Рвутся в бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102