Через десять лет образцово честного поведения они получали бы право заниматься ремеслами или коммерцией за предела ми зоны разрешенного проживания (которую Державин хотел бы неофициально все-таки соблюдать) и даже занимать низшие ступени в местном управлении – служить почтальонами, фельдшерами, охраной на таможне и т. п. Несмотря на то, что он обычно следовал примеру Австрии или Пруссии, Державин никогда не рассматривал возможности брать евреев в армию – он считал, что, за редким исключением, история доказывает их трусость и что в субботу даже угроза поражения не заставит их идти в бой. Но он предполагал использовать их на нестроевой службе, в роли медицинского персонала, музыкантов. Наконец, для немногих евреев выдающихся заслуг и одаренности Державин предполагал сделать доступным – с особого разрешения императора – обучение в университете.
Поскольку Державин не слишком верил в скорый приход нового просвещенного поколения евреев, то неудивительно, что вдвойне сомневался он в старом, морально возродить которое было бы уж совсем нелегко. Для этого он планировал создать еврейское издательство, которое под бдительным надзором властей и цензуры выпускало бы в свет книги высоконравственного и религиозного содержания. Вся его духовная и интеллектуальная деятельность велась бы под руководством просвещенных евреев и осведомленных в проблеме христиан. Однако, при всем своем реформаторском пыле, Державин никогда не предполагал отменить или ослабить строгий надзор над ними.
В отличие от Фризеля или последователей Мендельсона, он видел цель реформы в сегрегации, а не в интеграции евреев в русское общество. Этому должна была способствовать не только разная вера, но и физическое отделение евреев от христиан посредством массовых переселений. С точки зрения Державина, окончательное нравственное усовершенствование евреев было недостижимо. Если школа Мендельсона утверждала, что еврею, как и любому человеку, присуще внутреннее стремление к совершенству, то Державин обладал достаточно сильным религиозным пессимизмом, чтобы держаться противоположного взгляда. Согласно этому взгляду, в лучшем случае можно было рассчитывать на то, что евреи, очистившись от фанатизма и ненависти к христианам, смогут сделаться «полезными» для государства. «А Павлу Первому предоставится в род и род незабвенная слава, что он первый из монархов российских исполнил сию великую заповедь: “Любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас”».
Все историки русского еврейства согласны в том, что доклады Фризеля и Державина оказали важнейшее влияние на дальнейшие судьбы евреев в империи. Однако в оценках характера этого влияния такого единства уже обнаружить нельзя. Удивляться этим научным разногласиям на следует: на редкость трудно точно определить место, которое занимают взгляды Фризеля или Державина на шкале идей между расположением и враждебностью к евреям. Те, кто пытался это сделать, неизменно были вынуждены прибегать к сильному упрощению их взглядов. Точнее будет сказать, что оба реформатора создали некий идеологический симбиоз, составными частями которого были разные традиции подхода к евреям, рассмотренные во 2-й главе этой книги. В их сочинениях отчетливо отразилась внутренняя противоречивость русской политики в отношении евреев.
Но если можно не соглашаться по поводу целей и мотивов, руководивших Фризелем и Державиным, одно несомненно – вдвоем они сформулировали «еврейский вопрос» в России. Прежде государство, обращаясь к проблеме евреев, старалось установить, к какому из сословий лучше всего их отнести и как извлечь максимум выгоды из их экономического потенциала. Это была та же самая позиция, с которой подходили и к другим группам русского общества. Труды же Фризеля и Державина, напротив, продемонстрировали правящим кругам, что евреи представляют собой особую категорию, что их жизнь в России не укладывается ни в какие нормы и что для управления ими требуется специальная политика. Евреи не вписывались в «правильно» устроенное государство, так как образ их жизни был несовместим ни с «хорошим управлением», ни с «общественным благом».
Таков был взгляд на евреев, который преобладал в официальном подходе и в общественном мнении в течение всего XIX столетия. Во-первых и в главных, евреи рассматривались как паразиты и эксплуататоры, от которых следовало защищать население, в первую очередь – сельское. Два примера, относящиеся к началу века, показывают, как евреи становились козлами отпущения, виновными в бедственном положении города и деревни. В марте 1800 г. Сенат вновь был озабочен положением в хозяйстве Белоруссии, на этот раз – из-за нехватки соли. Сенатору Ильинскому поручили составить доклад по этому вопросу. Рассматривая в своем докладе проблемы местного населения, Ильинский вдруг отклонился от темы и ни с того ни с сего обрушился с критикой на белорусских евреев. Вслед за Державиным он жаловался, что евреи занимаются предосудительной винной торговлей, что они незаконно расселились в сельских районах и живут эксплуатацией крестьянства. Ильинский настаивал на запрете евреям занятий виноторговлей и на их переселении в города. В 1804 г. митрополит Московский Платон посетил православные святыни Малороссии и составил описание своего путешествия. Его особенно поразила деятельность евреев в западных губерниях, и он привел их уничтожающий портрет. Не вдаваясь в религиозные соображения, Платон обвинил евреев во всех экономических бедах украинского крестьянства. Эти эпизоды говорят о том, что еврейский вопрос в России, во мнении как государственных деятелей, так и высших церковных иерархов, представал как проблема светского, социально-экономического характера.
Описав и осудив типичного еврея-эксплуататора и его ненормальную уродливую роль в экономике страны, Фризель и Державин, кроме того, выступили как проводники самых разнообразных реформаторских течений, в том числе идей французской революции и еврейской Гаскалы. Впрочем, главным образцом и источником вдохновения служил им просвещенный абсолютизм Австрии и Пруссии, переживавших расцвет хорошо налаженной полицейской государственности. Как Фризеля, так и Державина критиковали за их склонность к «правлению силой регламентов». Однако правильнее было бы помнить о том, что такой подход отражал тогдашние новейшие политические теории и резко отличался от царившей в предыдущем столетии политики в отношении евреев, основанной на религиозных принципах. Но ирония судьбы заключалась в том, что, как мы увидим далее, предложения Фризе-ля и Державина – эти классические образцы германской просветительской традиции (Aufklarung) – попали для переработки в руки людей, больше тяготевших (по крайней мере, на словах) к традициям французского просвещения (Lumiere).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96