Он не назвал те районы, где считал целесообразным расселить евреев, и не высказал никаких рекомендаций по обучению еврейского крестьянства и контролю над ним.
Более основательно подошел Фризель к проблеме кагала. Поскольку он предлагал ввести полное гражданское и налоговое равноправие евреев с христианами, то кагал как институт сбора налогов становился ненужным. Кроме того, все гражданские иски и уголовные дела теперь должны были рассматривать соответствующие сословные суды. Лишенный, таким образом, своих функций кагал следовало упразднить, а вместе с ним «уничтожились бы… тысячи несправедливостей». При этом Фризель уточнил, что долги, оставшиеся за кагалами, надо будет с них все-таки взыскать. Для этого он рекомендовал сохранить кагальный «коробочный сбор» – акцизный налог на кошерное мясо и другие предметы первой необходимости. Таким способом в течение нескольких лет, по его мнению, были бы выполнены все фискальные обязательства евреев.
Как ни уверен был Фризель в правильности своего плана, он понимал, что выполнить его будет непросто. Например, он просил двухлетней отсрочки, чтобы евреи, занятые в виноторговле, смогли, не торопясь, закончить все расчеты со шляхтой и распродать имущество. Кроме того, он предложил ввести некоторые чисто внешние меры, например, запретить характерное платье польских евреев – дорогое, неудобное для работы, нечистое и неопрятное («чрез что наиболее усиливается презрение, которому… сей народ подвержен»). Несмотря на то, что столь радикальные перемены, конечно, вызвали бы потрясения, автор не сомневался в осуществимости этого плана под руководством опытных людей, особенно если бы внутри общины им помогали «ученейшие и просвещеннейшие» евреи. Уповая на это, Фризель представил свой проект на рассмотрение правительства. Вскоре появился и еще один проект, автором которого выступил Гавриил Романович Державин.
В отличие от «тевтона» Фризеля, Державин родился в 1743 г. в Казани, в семье, имевшей давнюю примесь татарской крови. О жизни и карьере Державина известно больше, чем о судьбе Фризеля, потому что он прославился как литератор и к тому же оставил мемуары. Его «Записки» представляют собой предвзятый, но увлекательный рассказ о жизни этого государственного деятеля, любимца Екатерины, Павла и Александра. Как и Фризель, он имел опыт в управлении, служил губернатором Олонецкой (1784 г.) и Тамбовской (1786 г.) губерний (кстати, ни в одной из них не было еврейского населения). Как явствует из его «Мнения», Державин питал некоторые религиозные предрассудки против евреев. В «Записках» приводятся эпизоды, как будто свидетельствующие о его юдофобии, правда, скорее на бытовом уровне. В тех немногих случаях, когда в своих «Записках» Державин говорил о евреях – а впервые он столкнулся с ними, кажется, только в 1799 т., – он изображал отдельных их представителей в очень неблагоприятном свете, как людей, почти постоянно замешанных в темных или преступных делах. Например, первое упоминание о евреях в «Записках» связано с порицанием в адрес князя Потемкина, смотревшего сквозь пальцы на то, как князь Вяземский продал две тысячи душ на запорожских землях некому «Штиглицу, еврею», хотя законность такой сделки была сомнительна.
В 1799 г. Державин был направлен Сенатом расследовать жалобы шкловских евреев на Семена Зорича, хозяина Шклова и бывшего фаворита Екатерины II. Державин утверждал, что это был заговор с двойной целью – временно удалить его из столицы и дать возможность другому фавориту императрицы дешево приобрести имение Зорича после конфискации. Но Державин оправдал Зорича, постановив, что евреи нанесли ему не меньший вред, чем он им. Надо сказать, что сначала Державин пытался вообще не выносить суждения о Зориче. В 1799 г. несколько евреев Сенненского уезда в Белоруссии были арестованы по обвинению в ритуальном убийстве. Державин написал императору Павлу, чтобы узнать, следует ли ему продолжать расследование по делу Зорича: оно зависело от показаний евреев, и появились сомнения в их объективности из-за выдвинутого против них обвинения. Державин полагал, что если их обвинение в ритуальном убийстве справедливо, то евреи находятся за гранью цивилизации и не заслуживают доверия как свидетели по делу Зорича. (Независимо от расследования Державина против Зорича были выдвинуты обвинения в участии в деятельности сети контрабандистов и фальшивомонетчиков с центром в Шклове.) После второй поездки в Белоруссию Державин заявил, что он сам и его предложения еврейской реформы, находившиеся на рассмотрении в Сенате, подверглись попытке дискредитации: был распущен слух, будто бы он в какой-то винокурне избил беременную еврейку, отчего у той случился выкидыш. И наконец, он утверждал, что евреи пытались его подкупить, но он устоял, а другие члены комитета, в первую очередь Сперанский, поддались этому искушению. Державин не любил евреев и не доверял им – всем вместе и каждому в отдельности.
Впервые он познакомился с организованной еврейской общиной в 1799 г., во время поездки в Белоруссию. В этом путешествии и зародилось его горячее стремление разрешить «еврейский вопрос». В его понимании это значило – защитить христианское население от эксплуататорских происков евреев и одновременно сделать евреев полезными для государства. Толчком к сочинению проекта реформы для него послужил очередной голод в Белоруссии, наступивший в 1800 г. 16 июня этого года Державин получил письмо от императора, в котором, в частности, говорилось:
«По дошедшему до Нас сведению, что в Белорусской губернии недостаток в хлебе и некоторые помещики из безмерного корыстолюбия оставляют крестьян своих без помощи к прокормлению, поручаем вам изыскать о таковых помещиках, где нуждающиеся в пропитании крестьяне остаются без помощи от них и оных имения отобрав отдать под опеку и распоряжением оной снабжать крестьян из господского хлеба, а в случае недостатка заимствовать оной для них на счет помещиков из сельских магазинов».
О евреях здесь речь не идет. Скорее, власти сначала склонны были считать, что в отчаянном положении крестьянства виноваты помещики. Распоряжение Павла I было передано Державину через генерал-прокурора Сената П.И. Обольянинова, перечислившего меры, которые надлежало принять во исполнение императорского приказа. К этим инструкциям Обольянинов сделал любопытную приписку:
«…а как по сведениям немалою причиною истощения белорусских крестьян суть жиды, по оборотам их в извлечении из них своей корысти, то высочайшая воля есть, чтобы ваше превосходительство обратили особливое внимание и примечание на промысел их в том, и к отвращению такого общего от них вреда подали свое мнение по надлежащем всех местных обстоятельств соображении».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Более основательно подошел Фризель к проблеме кагала. Поскольку он предлагал ввести полное гражданское и налоговое равноправие евреев с христианами, то кагал как институт сбора налогов становился ненужным. Кроме того, все гражданские иски и уголовные дела теперь должны были рассматривать соответствующие сословные суды. Лишенный, таким образом, своих функций кагал следовало упразднить, а вместе с ним «уничтожились бы… тысячи несправедливостей». При этом Фризель уточнил, что долги, оставшиеся за кагалами, надо будет с них все-таки взыскать. Для этого он рекомендовал сохранить кагальный «коробочный сбор» – акцизный налог на кошерное мясо и другие предметы первой необходимости. Таким способом в течение нескольких лет, по его мнению, были бы выполнены все фискальные обязательства евреев.
Как ни уверен был Фризель в правильности своего плана, он понимал, что выполнить его будет непросто. Например, он просил двухлетней отсрочки, чтобы евреи, занятые в виноторговле, смогли, не торопясь, закончить все расчеты со шляхтой и распродать имущество. Кроме того, он предложил ввести некоторые чисто внешние меры, например, запретить характерное платье польских евреев – дорогое, неудобное для работы, нечистое и неопрятное («чрез что наиболее усиливается презрение, которому… сей народ подвержен»). Несмотря на то, что столь радикальные перемены, конечно, вызвали бы потрясения, автор не сомневался в осуществимости этого плана под руководством опытных людей, особенно если бы внутри общины им помогали «ученейшие и просвещеннейшие» евреи. Уповая на это, Фризель представил свой проект на рассмотрение правительства. Вскоре появился и еще один проект, автором которого выступил Гавриил Романович Державин.
В отличие от «тевтона» Фризеля, Державин родился в 1743 г. в Казани, в семье, имевшей давнюю примесь татарской крови. О жизни и карьере Державина известно больше, чем о судьбе Фризеля, потому что он прославился как литератор и к тому же оставил мемуары. Его «Записки» представляют собой предвзятый, но увлекательный рассказ о жизни этого государственного деятеля, любимца Екатерины, Павла и Александра. Как и Фризель, он имел опыт в управлении, служил губернатором Олонецкой (1784 г.) и Тамбовской (1786 г.) губерний (кстати, ни в одной из них не было еврейского населения). Как явствует из его «Мнения», Державин питал некоторые религиозные предрассудки против евреев. В «Записках» приводятся эпизоды, как будто свидетельствующие о его юдофобии, правда, скорее на бытовом уровне. В тех немногих случаях, когда в своих «Записках» Державин говорил о евреях – а впервые он столкнулся с ними, кажется, только в 1799 т., – он изображал отдельных их представителей в очень неблагоприятном свете, как людей, почти постоянно замешанных в темных или преступных делах. Например, первое упоминание о евреях в «Записках» связано с порицанием в адрес князя Потемкина, смотревшего сквозь пальцы на то, как князь Вяземский продал две тысячи душ на запорожских землях некому «Штиглицу, еврею», хотя законность такой сделки была сомнительна.
В 1799 г. Державин был направлен Сенатом расследовать жалобы шкловских евреев на Семена Зорича, хозяина Шклова и бывшего фаворита Екатерины II. Державин утверждал, что это был заговор с двойной целью – временно удалить его из столицы и дать возможность другому фавориту императрицы дешево приобрести имение Зорича после конфискации. Но Державин оправдал Зорича, постановив, что евреи нанесли ему не меньший вред, чем он им. Надо сказать, что сначала Державин пытался вообще не выносить суждения о Зориче. В 1799 г. несколько евреев Сенненского уезда в Белоруссии были арестованы по обвинению в ритуальном убийстве. Державин написал императору Павлу, чтобы узнать, следует ли ему продолжать расследование по делу Зорича: оно зависело от показаний евреев, и появились сомнения в их объективности из-за выдвинутого против них обвинения. Державин полагал, что если их обвинение в ритуальном убийстве справедливо, то евреи находятся за гранью цивилизации и не заслуживают доверия как свидетели по делу Зорича. (Независимо от расследования Державина против Зорича были выдвинуты обвинения в участии в деятельности сети контрабандистов и фальшивомонетчиков с центром в Шклове.) После второй поездки в Белоруссию Державин заявил, что он сам и его предложения еврейской реформы, находившиеся на рассмотрении в Сенате, подверглись попытке дискредитации: был распущен слух, будто бы он в какой-то винокурне избил беременную еврейку, отчего у той случился выкидыш. И наконец, он утверждал, что евреи пытались его подкупить, но он устоял, а другие члены комитета, в первую очередь Сперанский, поддались этому искушению. Державин не любил евреев и не доверял им – всем вместе и каждому в отдельности.
Впервые он познакомился с организованной еврейской общиной в 1799 г., во время поездки в Белоруссию. В этом путешествии и зародилось его горячее стремление разрешить «еврейский вопрос». В его понимании это значило – защитить христианское население от эксплуататорских происков евреев и одновременно сделать евреев полезными для государства. Толчком к сочинению проекта реформы для него послужил очередной голод в Белоруссии, наступивший в 1800 г. 16 июня этого года Державин получил письмо от императора, в котором, в частности, говорилось:
«По дошедшему до Нас сведению, что в Белорусской губернии недостаток в хлебе и некоторые помещики из безмерного корыстолюбия оставляют крестьян своих без помощи к прокормлению, поручаем вам изыскать о таковых помещиках, где нуждающиеся в пропитании крестьяне остаются без помощи от них и оных имения отобрав отдать под опеку и распоряжением оной снабжать крестьян из господского хлеба, а в случае недостатка заимствовать оной для них на счет помещиков из сельских магазинов».
О евреях здесь речь не идет. Скорее, власти сначала склонны были считать, что в отчаянном положении крестьянства виноваты помещики. Распоряжение Павла I было передано Державину через генерал-прокурора Сената П.И. Обольянинова, перечислившего меры, которые надлежало принять во исполнение императорского приказа. К этим инструкциям Обольянинов сделал любопытную приписку:
«…а как по сведениям немалою причиною истощения белорусских крестьян суть жиды, по оборотам их в извлечении из них своей корысти, то высочайшая воля есть, чтобы ваше превосходительство обратили особливое внимание и примечание на промысел их в том, и к отвращению такого общего от них вреда подали свое мнение по надлежащем всех местных обстоятельств соображении».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96