о тех
ли, что имеют обыкновение читать стихи загробными голосами в
болотах севернее ущелья Зеленой Машины, или о тех, что сооружают в
песках Воздушного Берега странное сооружение, которое мудрые люди
именуют Чушингорой. Если об этих, то я совсем не принадлежу к их
числу. Закончив тираду, молодой человек сел на песок и веселым
взором поочередно оглядел стариков. Они меж тем забили еще по
трубочке и, не спуская любопытных глаз с незнакомца, выпускали один
за другим клубы дыма, да настолько аромат- ного, что даже гипербык
в зарослях стебовины неподалеку шум- но запыхтел и завертел
головами. Старики явно не торопились нарушать молчание, и Рип ван
Винкль сделал это за них:
- Позвольте узнать, о почтеннейшие, уж не дурь ли вы курите? -
спросил он, хитро поблескивая глазом, на что старик ван Оксенбаш
степенно отвечал: - Ее, вьюнош, ее.
А старик дер Иглуштоссер немедленно добавил:
- Крутую Азию, - и подкрутил ус, давая, видимо, понять, что курить
крутую Азию, сидя на собственном мешке с дурью, в вечерний час на
околице села Трупендорф, является привилегией таких почтенных
людей, как он и два его давнишних приятеля. Но незнакомца не
обескуражил тон, которым все это было произнесено.
- В некоторых местах, в которых я бывал на протяжении своего
странствия, сказали бы, что вы, о почтенные старики, торчите
по-гнилому, - сказал он, и, не давая старикам обидеться на эти
слова, быстро продолжил: - Я могу предложить вам кое- что, чего,
может быть, вы еще и не пробовали. Когда я проходил провинцию
Бхандай в Восточной Бхуропатре, там ихний далай-лама подарил мне на
память мешочек, на котором вышиты священные слова четвертого гимна
раджи Ксантпура. Вот он, этот мешочек, - с этими словами он ловко
достал из потрепанного мешка маленький кисет, в котором оказалась
индийская конопля.
Эта неслыханная речь так поразила стариков, что у них даже погасли
трубки, а к тому времени, как старик дер Иглуштоссер открыл было
рот, чтобы сказать что-то, его трубка была уже туго набита той
самой коноплей, о которой говорил незнакомец. Более того, конопля
была из того самого мешочка, о котором шла речь. Что окончательно
доконало бедного старца, так это то, что трубка его уже дымилась.
Ничего не стал он говорить, а только закрыл рот и хорошенько
затянулся.
Вновь воцарилось молчание, которое Рип ван Винкль сразу не
торопился прервать, а прервал его старик Фон Фостерклосс, который в
крайнем изумлении возвел глаза к небу, поводил в воздухе руками и
блаженно заявил:
- Кум Иглуштоссер, кум Оксенбаш, а ведь я торчу!
Но старики ничего не ответили ему, и лишь продолжали дымить своими
длинными трубками, только старик ван Оксенбаш повращал немного
глазами, что, очевидно, означало, что он согласен со стариком фон
Фостерклоссом на все сто процентов, а Рип ван Винкль достал из
своего обширного мешка записную книжку и, повернувшись к реке,
задумчиво созерцал пейзаж. Солнце наконец зашло, и из болота на
том берегу стал подниматься фиолетовый туман, в котором время от
времени что-то сверкало. Из-за поворота шоссе выползла какая-то
машина. Метров через пятьдесят она остановилась, и в лесу за
дорогой немедленно появились светящиеся силуэты, то ли замедленно
танцующие, то ли бегущие. Машина вздрогнула, испустила клуб
ярко-зеленого дыма и тронулась с места; проехав немного, она
остановилась, и все началось сначала. В машине явно никого не было.
Это зрелище, судя по всему, немало позабавило юношу: он улыбнулся и
что-то записал в свою книжку, потом захлопнул ее и снова перевел
взгляд на дорогу. Но долго наблюдать за этим странным методом
передвижения ему не пришлось: около самого моста из придорожного
кустарника выскочил сьюч и, глубоко стеная, перебежал дорогу перед
самым носом машины. Она задрожала, окуталась клубами дыма,
сорвавшись с места, переехала мост и на полной скорости исчезла за
поворотом.
Все еще улыбаясь, Рип ван Винкль перевел взгляд на долину, но в это
время со стороны кайфоломни донесся звон колоколов, протяжно
закричали конквесторы, и на горе вспыхнули зеленые огни, возвещая
начало вечернего симпозиума. Шум вывел торчащих стариков из
состояния оцепенения, и старик дер Иглуштоссер, тщательно
откашлявшись, заметил:
- Да, кумовья, такого я не пробовал со времени Большого
Медицинского Каравана.
Старик фон Фостерклосс, не открывая глаз, пробормотал:
- Обои, обои, смотрите, какие большие рулоны. Катятся, катятся... -
и опять погрузился в теплые мутные воды прихода, где на его старую
голову падали лиловые булыжники, превращаясь в пачки невероятно
больших колес, а бритый Корзинин говорил в телефонную трубку:
"Приход номер два, приход номер два", - и никак не мог спихнуть с
себя маленьких игрушечных поросят, но старик дер Иглуштоссер не
стал выводить его из этого блаженного состояния, ибо много видал он
всяких приходов на своем веку, и хорошо знал, что приход - не дверь
на дереве, в которую как войдешь, так и выйдешь. Вместо этого он
зажмурился, тщательно протер глаза, затем открыл их, сначала левый,
потом правый, вынул из кармана монокль слоновой кости и половину
фирменного полароида и вставил их в должные места своего
морщинистого лица. Проделав вышеописанные махинации, он воззрился
на молодого ван Винкля, и в очах его, при этом хорошо видных через
упомянутые зрительные приборы, горел огонек интереса:
- Откуда же ты пришел, о неслабый вьюнош? - спросил он, удо-
влетворив, наконец, свое зрительное любопытство и придя к выводу,
что, несмотря на свой чрезмерно молодой возраст, незнакомец ему
положительно нравится.
- Мой путь долог, о почтенный старец, - ответил ему Рип ван Винкль,
и облачко задумчивости промелькнуло на его челе, но оно исчезло так
же мгновенно, как и появилось, и он продолжал:
- Сейчас моя дорога лежит от каменных столбов Яр атцара, где я
провел три месяца, изучая древние рукописи секты За.
- Зачем же они были нужны тебе? - снова спросил старик дер
Иглуштоссер, немало пораженный ученостью молодого странника.
- Мудрецы секты За искали дорогу в дхарму, - ответствовал Рип ван
Винкль и улыбнулся, ожидая новых вопросов, но тут доселе молчавший
старик Ван Оксенбаш встрепенулся и повторил:
- Дорога в дхарму...
Старик дер Иглуштоссер удивленно взглянул в его сторону, ибо не
ожидал от своего чудаковатого товарища каких бы то ни было реплик,
но тот не заметил этого, он ничего не мог заметить сейчас, ибо
всколыхнулось что-то в его глубинах, и весь он замер, прислушиваясь
к голосам, которые что-то шептали, повторяли в колодцах его
воспоминаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
ли, что имеют обыкновение читать стихи загробными голосами в
болотах севернее ущелья Зеленой Машины, или о тех, что сооружают в
песках Воздушного Берега странное сооружение, которое мудрые люди
именуют Чушингорой. Если об этих, то я совсем не принадлежу к их
числу. Закончив тираду, молодой человек сел на песок и веселым
взором поочередно оглядел стариков. Они меж тем забили еще по
трубочке и, не спуская любопытных глаз с незнакомца, выпускали один
за другим клубы дыма, да настолько аромат- ного, что даже гипербык
в зарослях стебовины неподалеку шум- но запыхтел и завертел
головами. Старики явно не торопились нарушать молчание, и Рип ван
Винкль сделал это за них:
- Позвольте узнать, о почтеннейшие, уж не дурь ли вы курите? -
спросил он, хитро поблескивая глазом, на что старик ван Оксенбаш
степенно отвечал: - Ее, вьюнош, ее.
А старик дер Иглуштоссер немедленно добавил:
- Крутую Азию, - и подкрутил ус, давая, видимо, понять, что курить
крутую Азию, сидя на собственном мешке с дурью, в вечерний час на
околице села Трупендорф, является привилегией таких почтенных
людей, как он и два его давнишних приятеля. Но незнакомца не
обескуражил тон, которым все это было произнесено.
- В некоторых местах, в которых я бывал на протяжении своего
странствия, сказали бы, что вы, о почтенные старики, торчите
по-гнилому, - сказал он, и, не давая старикам обидеться на эти
слова, быстро продолжил: - Я могу предложить вам кое- что, чего,
может быть, вы еще и не пробовали. Когда я проходил провинцию
Бхандай в Восточной Бхуропатре, там ихний далай-лама подарил мне на
память мешочек, на котором вышиты священные слова четвертого гимна
раджи Ксантпура. Вот он, этот мешочек, - с этими словами он ловко
достал из потрепанного мешка маленький кисет, в котором оказалась
индийская конопля.
Эта неслыханная речь так поразила стариков, что у них даже погасли
трубки, а к тому времени, как старик дер Иглуштоссер открыл было
рот, чтобы сказать что-то, его трубка была уже туго набита той
самой коноплей, о которой говорил незнакомец. Более того, конопля
была из того самого мешочка, о котором шла речь. Что окончательно
доконало бедного старца, так это то, что трубка его уже дымилась.
Ничего не стал он говорить, а только закрыл рот и хорошенько
затянулся.
Вновь воцарилось молчание, которое Рип ван Винкль сразу не
торопился прервать, а прервал его старик Фон Фостерклосс, который в
крайнем изумлении возвел глаза к небу, поводил в воздухе руками и
блаженно заявил:
- Кум Иглуштоссер, кум Оксенбаш, а ведь я торчу!
Но старики ничего не ответили ему, и лишь продолжали дымить своими
длинными трубками, только старик ван Оксенбаш повращал немного
глазами, что, очевидно, означало, что он согласен со стариком фон
Фостерклоссом на все сто процентов, а Рип ван Винкль достал из
своего обширного мешка записную книжку и, повернувшись к реке,
задумчиво созерцал пейзаж. Солнце наконец зашло, и из болота на
том берегу стал подниматься фиолетовый туман, в котором время от
времени что-то сверкало. Из-за поворота шоссе выползла какая-то
машина. Метров через пятьдесят она остановилась, и в лесу за
дорогой немедленно появились светящиеся силуэты, то ли замедленно
танцующие, то ли бегущие. Машина вздрогнула, испустила клуб
ярко-зеленого дыма и тронулась с места; проехав немного, она
остановилась, и все началось сначала. В машине явно никого не было.
Это зрелище, судя по всему, немало позабавило юношу: он улыбнулся и
что-то записал в свою книжку, потом захлопнул ее и снова перевел
взгляд на дорогу. Но долго наблюдать за этим странным методом
передвижения ему не пришлось: около самого моста из придорожного
кустарника выскочил сьюч и, глубоко стеная, перебежал дорогу перед
самым носом машины. Она задрожала, окуталась клубами дыма,
сорвавшись с места, переехала мост и на полной скорости исчезла за
поворотом.
Все еще улыбаясь, Рип ван Винкль перевел взгляд на долину, но в это
время со стороны кайфоломни донесся звон колоколов, протяжно
закричали конквесторы, и на горе вспыхнули зеленые огни, возвещая
начало вечернего симпозиума. Шум вывел торчащих стариков из
состояния оцепенения, и старик дер Иглуштоссер, тщательно
откашлявшись, заметил:
- Да, кумовья, такого я не пробовал со времени Большого
Медицинского Каравана.
Старик фон Фостерклосс, не открывая глаз, пробормотал:
- Обои, обои, смотрите, какие большие рулоны. Катятся, катятся... -
и опять погрузился в теплые мутные воды прихода, где на его старую
голову падали лиловые булыжники, превращаясь в пачки невероятно
больших колес, а бритый Корзинин говорил в телефонную трубку:
"Приход номер два, приход номер два", - и никак не мог спихнуть с
себя маленьких игрушечных поросят, но старик дер Иглуштоссер не
стал выводить его из этого блаженного состояния, ибо много видал он
всяких приходов на своем веку, и хорошо знал, что приход - не дверь
на дереве, в которую как войдешь, так и выйдешь. Вместо этого он
зажмурился, тщательно протер глаза, затем открыл их, сначала левый,
потом правый, вынул из кармана монокль слоновой кости и половину
фирменного полароида и вставил их в должные места своего
морщинистого лица. Проделав вышеописанные махинации, он воззрился
на молодого ван Винкля, и в очах его, при этом хорошо видных через
упомянутые зрительные приборы, горел огонек интереса:
- Откуда же ты пришел, о неслабый вьюнош? - спросил он, удо-
влетворив, наконец, свое зрительное любопытство и придя к выводу,
что, несмотря на свой чрезмерно молодой возраст, незнакомец ему
положительно нравится.
- Мой путь долог, о почтенный старец, - ответил ему Рип ван Винкль,
и облачко задумчивости промелькнуло на его челе, но оно исчезло так
же мгновенно, как и появилось, и он продолжал:
- Сейчас моя дорога лежит от каменных столбов Яр атцара, где я
провел три месяца, изучая древние рукописи секты За.
- Зачем же они были нужны тебе? - снова спросил старик дер
Иглуштоссер, немало пораженный ученостью молодого странника.
- Мудрецы секты За искали дорогу в дхарму, - ответствовал Рип ван
Винкль и улыбнулся, ожидая новых вопросов, но тут доселе молчавший
старик Ван Оксенбаш встрепенулся и повторил:
- Дорога в дхарму...
Старик дер Иглуштоссер удивленно взглянул в его сторону, ибо не
ожидал от своего чудаковатого товарища каких бы то ни было реплик,
но тот не заметил этого, он ничего не мог заметить сейчас, ибо
всколыхнулось что-то в его глубинах, и весь он замер, прислушиваясь
к голосам, которые что-то шептали, повторяли в колодцах его
воспоминаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19