На морском променаде все еще дожидалась бронемашина. Большими скачками приблизился к своим подчиненным обер-лейтенант Херцог. Тяжело дыша, он извинился перед Беброй за этот небольшой инцидент. "Запретная зона -она и есть запретная зона", -сказал он, после чего помог дамам влезть на броневик, дал какие-то указания водителю, и мы тронулись в обратный путь в Бавен. Приходилось спешить. Мы с трудом улучили время, чтобы пообедать, поскольку уже на два часа было назначено представление в Рыцарском зале симпатичного нормандского замка, лежавшего за тополями на краю деревни.
У нас оставалось всего полчаса, чтобы опробовать освещение, после чего Оскару предстояло под барабанный бой открыть занавес. Мы играли для унтер-офицеров и солдат. Смех звучал часто и грубо. Мы тоже не деликатничали. Я разрезал голосом стеклянный ночной горшок, в котором лежало несколько сосисок с горчицей. Густо нарумяненный Бебра проливал клоунские слезы над разбитым горшком, потом вынул из него сосиски, подбавил горчички и с аппетитом съел, вызвав у солдатской массы шумное ликование. Китти и Феликс с некоторых пор выступали в кожаных штанишках и тирольских шапочках, что придавало их акробатическим номерам особую окраску. Розвита надела плотно облегающее серебряное платье, светло-зеленые перчатки с крагами и расшитые золотом сандалии на крохотные ножки, ни разу не подняла чуть подсиненных век и своим сомнамбулическим средиземноморским голосом демонстрировала присущий ей демонизм. Говорил ли я, что Оскару незачем было переодеваться для концерта? Я надел мою старую добрую бескозырку с вышитой надписью "ЕВК Зейдлиц" и рубашку цвета морской волны, а поверх -куртку с золотыми якорями на пуговицах, из-под куртки выглядывали брюки гольф, закатанные носки в порядком изношенных ботинках и крытый бело-красным лаком барабан, который в точности пятикратно воспроизведенный хранился в моем артистическом багаже как резервный фонд.
Вечером мы повторяли представление для офицеров и телефонисток из службы связи в Кабуре. Розвита почему-то нервничала, и хотя не допускала ошибок, но посреди своего номера вдруг надела очки в синей оправе, переменила интонацию, стала откровеннее в своих прорицаниях, сказала, например, одной бледной и дерзкой от смущения связистке, что у той роман с начальником. Откровенность эта произвела на меня тягостное впечатление, хотя в зале вызвала дружный смех, не иначе начальник сидел рядом с девушкой.
После представления расквартированные в замке штабные офицеры полка давали банкет. Бебра, Китти, Феликс остались, а Рагуна и Оскар незаметно откланялись, легли в постель, быстро заснули после этого богатого событиями дня и проснулись лишь в пять утра, разбуженные начавшейся высадкой.
Ну что вам об этом рассказывать? На нашем участке, неподалеку от устья Орны, высадились канадцы. Пришлось оставить Бавен. Свои вещи мы уже уложили. Нас предполагалось отправить назад вместе со штабом. Во дворе замка курилась паром моторизованная походная кухня. Розвита попросила принести ей чашечку кофе, потому что она не успела позавтракать. Слегка нервничая и боясь упустить грузовик, я отказался и был даже несколько груб с ней. Тут она сама спрыгнула с машины, в своих туфлях на высоком каблуке, с посудой в руках помчалась к полевой кухне и угодила к горячему утреннему кофе одновременно с упавшим туда же снарядом.
О Розвита, я так и не знаю, сколько тебе было лет, знаю только, что росту в тебе было девяносто девять сантиметров, что твоими устами вещало Средиземное море, что от тебя пахло корицей и мускатом, что ты могла заглянуть в сердце любому человеку, и только в свое собственное ты заглянуть не могла, иначе ты осталась бы со мной, а не побежала за тем слишком горячим кофе.
В Лизье Бебре удалось раздобыть для нас предписание следовать в Берлин. Вернувшись из комендатуры, он заговорил -впервые после гибели Розвиты:
-Нам, карликам и шутам, не след танцевать на затвердевшем бетоне, который был утрамбован для великанов. Лучше бы нам оставаться под сценой, где никто не догадывался о нашем присутствии.
В Берлине я расстался с Беброй.
Что ты будешь делать во всех бомбоубежищах без своей Розвиты? -спросил он с тонкой паутинной усмешкой, после чего поцеловал меня в лоб и дал мне в провожатые до Главного вокзала Данцига Китти и Феликса со всеми дорожными документами, а также подарил мне из артистического багажа оставшиеся пять барабанов. Снаряженный таким образом, по-прежнему имея при себе свою книгу, я одиннадцатого июня сорок четвертого года, накануне третьего дня рождения моего сына, прибыл в свой родной город, который, все так же невредимый и средневековый, каждый час разражался гулом своих различного размера колоколов с колоколен различной высоты.
ПРЕЕМНИК ХРИСТА
Итак, вот оно, возвращение домой! В двадцать часов четыре минуты поезд с фронтовиками прибыл на Главный вокзал города Данцига. Феликс и Китти доставили меня на Макс-Хальбе-плац, попрощались, причем Китти даже всплакнула, потом наведались в свое управление на Хохштрассе, а Оскар в двадцать один без малого зашагал со своим багажом по Лабесвег.
Возвращение домой. Весьма распространенная и прескверная традиция нынче превращает в Одиссея наших дней любого юнца, который подделал пустяшный вексель, из-за этого пошел в иностранный легион, а через годик-другой, повзрослев, вернулся домой и рассказывает всякие байки. Кто-нибудь по рассеянности садится не в тот поезд, едет в Оберхаузен вместо Франкфурта, по дороге испытывает кой-какие приключения -да и как же иначе, -а воротясь, так и сыплет вокруг себя такими именами, как Цирцея, Пенелопа и Телемак.
Оскар не был Одиссеем уже хотя бы потому, что, воротясь, застал все в прежнем виде. Его возлюбленную Марию, которую он на правах Одиссея должен бы называть Пенелопой, отнюдь не осаждали сластолюбивые женихи, она по-прежнему оставалась при своем Мацерате, которого избрала еще задолго до отъезда Оскара. К тому же надеюсь, что тем из вас, кто получил классическое образование, не придет мысль в бедной моей Розвите лишь из-за ее былых сомнамбулических занятий увидеть Цирцею, сводящую мужчин с ума. И наконец, что до моего сына Курта, то он ради своего отца не ударил бы палец о палец, стало быть, Телемак из него никакой, хотя и он не узнал Оскара.
А уж если без аналогий никак не обойтись -причем я понимаю, что человек, вернувшийся домой, вынужден терпеть аналогии, -то пусть я буду для вас блудным сыном, ибо Мацерат распахнул свои двери и принял меня как отец, а не как предполагаемый отец. Да, ему удалось так порадоваться возвращению Оскара -он даже молча заплакал, настоящими слезами, -что начиная с того дня я именую себя не исключительно Оскаром Бронски, но также и Оскаром Мацератом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201