Оскар. Не так густо, Розвита, прошу тебя.
Розвита. А сам ты какие толстые куски берешь от этой отвратительной английской тушенки.
Бебра. Эй, господин солдат! Не желаете ли тоненький кусочек хлеба с изюмом с джемом из мирабели?
Ланкес. Не будь я на службе, господин капитан...
Розвита. Тогда отдай ему приказ!
Китти. Да-да, приказ!
Бебра. Итак, обер-ефрейтор Ланкес, я приказываю вам употребить в пищу хлебец с изюмом, намазанный французским джемом из мирабели, датское яйцо всмятку, советскую икру и чашечку голландского шоколада.
Ланкес. Слушаюсь, господин капитан! Есть употребить в пищу! (Как все, усаживается на бункер.)
Бебра. Разве у нас нет подушечки и для господина солдата?
Оскар. Пусть возьмет мою. А я сяду на барабан.
Розвита. Только не простудись, мое сокровище! Бетон штука коварная, а ты к этому не привык.
Китти. Пусть тогда возьмет мою подушку, я слегка закручусь узлом, заодно и хлебец с медом лучше проскочит.
Феликс. Только делай все над скатертью, чтобы не испачкать бетон медом. Иначе это будет подрыв боевой мощи. (Все прыскают.)
Бебра. Ах, до чего ж полезен морской воздух.
Розвита. Да, очень полезен.
Бебра. Грудь расправляется.
Розвита. Да, расправляется.
Бебра. Сердце меняет оболочку.
Розвита. Да, меняет.
Бебра. Душа выпархивает из кокона.
Розвита. До чего все хорошеет под взглядом моря.
Бебра. Взор становится свободным и летучим...
Розвита. Он летит...
Бебра. Уносится вдаль над морем, безбрежным морем... А скажите-ка, обер-ефрейтор Ланкес, что это за пять черных пятен я вижу на берегу?
Китти. И я вижу. С пятью зонтиками!
Феликс. Их шесть!
Китти. Пять! Раз, два, три, четыре, пять!
Ланкес. Это монахини из Лизье. Их эвакуировали сюда вместе с детским садом.
Китти. Но деточек Китти не видит! Она видит пять зонтиков.
Ланкес. Ребяток они всегда оставляют в деревне, в Бавене, а сами приходят, когда отлив, и собирают ракушки и крабов, которые застряли среди Роммелевой спаржи.
Китти. Ах они бедняжки!
Розвита. Может, предложить им тушенки и галет?
Оскар. Оскар предложил бы хлебцы с изюмом и вареньем из мирабели, раз сегодня пятница, и тушенку монашкам есть не полагается.
Китти. А вот они побежали! Прямо поплыли с ихними зонтиками!
Ланкес. Они всегда так делают, когда соберут сколько надо. Потом они начинают играть. Больше всех новообращенная, сестра Агнета, совсем молоденькая девочка, она еще ничего не смыслит, а вот если бы у господина капитана нашлась еще одна сигаретка для обер-ефрейтора... благодарю покорно! А которая позади, толстая, она еще не поспевает за ними, так это мать игуменья Схоластика. Она не желает, чтобы сестры играли на берегу. Возможно, это против правил их ордена.
(На заднем плане пробегают монашки с зонтиками. Развита заводит граммофон. Раздается "Катание на санках в Петербурге". Монашки танцуют под него и перекликаются.)
Агнета. Эй, сестра Схоластика!
Схоластика. Агнета! Сестра Агнета!
Агнета. Да-да, сестра Схоластика!
Схоластика. Поворачивайте, дитя мое! Сестра Агнета!
Агнета. Не могу! Ноги сами меня несут.
Схоластика. Тогда помолитесь, сестра, чтобы сделать поворот.
Агнета. Болезненный?
Схоластика. Нет, благодатный!
Агнета. Дарующий радость?
Схоластика. Так молитесь же, сестра Агнета!
Агнета. Я и так молюсь, молюсь! А ноги несут меня все дальше и дальше.
Схоластика (чуть тише). Агнета! Сестра Агнета!
Агнета. Эгей, сестра Схоластика!
(Монашки исчезают. Лишь время от времени на заднем плане мелькают их зонтики. Пластинка кончается. У входа в бункер звонит полевой телефон. Ланкес соскакивает с крыши бункера, снимает трубку, остальные продолжают есть.)
Розвита. Подумать только, чтобы здесь, в сердце беспредельной природы, был телефон!
Ланкес. Дора-семь слушает. Обер-ефрейтор Ланкес.
Херцог (медленно выходит с телефонной трубкой с правой стороны, часто останавливается на ходу и говорит в трубку). Вы что, заснули, обер-ефрейтор Ланкес?! Когда перед Дорой-семь такое оживленное движение! Видно невооруженным глазом!
Ланкес. Это монашки, господин обер-лейтенант.
Херцог. Какие еще монашки?! А что, если это вовсе не монашки?
Ланкес. Но это монашки. Видно невооруженным глазом.
Херцог. Вы что, ни разу не слышали о маскировке? О пятой колонне? Англичане уже не первое столетие так поступают. Приходят вроде бы с Библией, и вдруг -здрасте -раздается взрыв.
Ланкес. Они собирают крабов, господин обер-лейтенант...
Херцог. Чтоб немедленно очистить берег, ясно?
Ланкес. Слушаюсь, господин обер-лейтенант. Но только они просто собирают крабов.
Херцог. Обер-ефрейтор Ланкес! Вам давно уже пора нажать гашетку!
Ланкес. Но они просто ищут крабов, потому что отлив, а им для детского сада...
Херцог. Приказываю вам как вышестоящий...
Ланкес. Слушаюсь, господин обер-лейтенант! (Скрывается в бункере. Херцог с телефоном снова уходит направо.)
Оскар. Розвита, зажми, пожалуйста, уши. Сейчас начнут стрелять как в "Вохеншау".
Китти. Ах, какой ужас! Я еще пуще заплетусь узлом.
Бебра. Я даже думаю, что мы кое-что услышим.
Феликс. Надо снова завести граммофон. Граммофон кое-что смягчает. (Заводят граммофон, группа Platters поет "Великого обманщика". В унисон с медленной, тягучей музыкой стрекочет пулемет. Развита зажимает уши. Феликс становится на голову. На заднем плане возносятся к небу пять монашек с зонтиками. Иголка застревает, повторяет одно и то же, потом тишина. Феликс опускается с головы на ноги. Китти расплетает собственное тело. Развита поспешно убирает в корзинку для провизии остатки завтрака. Оскар и Бебра ей помогают. Все спускаются с крыши бункера. Из входа в бункер возникает Ланкес.)
Ланкес. Может, у господина капитана сыщется еще одна сигаретка для обер-ефрейтора?
Бебра. (его труппа робко жмется за ним). По-моему, господин солдат слишком много курит.
Люди Бебры. Слишком много курит.
Ланкес. А все из-за бетона, господин капитан.
Бебра. А если однажды бетона вовсе не станет?
Люди Бебры. Бетона вовсе не станет.
Ланкес. Бетон бессмертен, господин капитан. Лишь мы да наши сигареты...
Бебра. Знаю, знаю. Вместе с дымом уносимся и мы.
Люди Бебры (медленно отступая). Вместе с дымом!
Бебра. А вот бетон люди смогут осматривать и через тысячу лет.
Люди Бебры. Через тысячу лет!
Бебра. И будут находить в нем собачьи кости.
Люди Бебры. Собачьи кости.
Бебра. И косые формации из бетона.
Люди Бебры. МИСТИЧЕСКИ-ВАРВАРСКИ-СКУЧЛИВО. (Ланкес остается один, курит.)
Пусть даже Оскару во время завтрака на бетоне мало или почти не приходилось говорить, он не мог не записать этот разговор на Атлантическом валу, ведь подобные слова были произнесены накануне высадки союзников, да и того обер-ефрейтора и художника по бетону Ланкеса мы еще снова встретим, когда на других страницах будет воспето послевоенное время и наш расцветший нынче пышным цветом бидермайер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201